— Все это так, милорд, но я все равно не понимаю, что к чему.

— Ну же, Граньон, пошевели мозгами! Я отвезу ее в Десбо-ро-Холл, подожду, пока она не забеременеет, а потом вернусь в Лондон. Таким образом, каждый будет доволен, особенно леди Фрэнсис. Разве не видно, что она останется старой девой, если я не женюсь на ней?

— Эк вы повернули! Вроде как ей же и оказываете услугу.

— Твой сарказм здесь совершенно неуместен. Взгляни на ситуацию беспристрастно, и ты поймешь, что мой выбор устроит всех.

Александр Килбракен едва успел прикрыть рот ладонью, чтобы не расхохотаться во весь голос. Если бы только бедный граф знал, до чего же он ошибается относительно Фрэнсис!

«Моя милая, ненаглядная, моя слишком умная дочка! На этот раз ты сама себя перехитрила. А что до тебя, английский голубок, ты и понятия не имеешь, как нелегко тебе будет вить свое гнездышко!»

— Все-таки мне жалко бедную леди Фрэнсис, — настаивал Граньон. — Мало того, что она некрасива, так тут еще вы…

— Уж не хочешь ли ты обвинить меня во всех смертных грехах, Граньон? Не забывай, что кашу заварил мой отец, а я только стараюсь расхлебать ее в меру своих сил. Ни для Виолы, ни для Клер из меня мужа не выйдет, даже если бы я лег костьми, выполняя все их прихоти. И потом, как бы я выкроил время для того, чтобы посещать Амалию? Да мне и за завтраком пришлось бы вести светскую беседу! А леди Фрэнсис будет совершенно счастлива в Йоркшире. Возможно, ей будет не хватать озера, но вереск так же буйно растет на тамошних пустошах. Она сможет вволю ездить верхом вдали от чужих глаз и даже читать слугам вслух Чосера в долгие зимние вечера. Словом, все то, что она делает здесь, она будет с таким же успехом делать и там.

Александр Килбракен на цыпочках удалился из башни и в задумчивости вернулся в свою комнату.

Он старался представить себе, чем обернется выбор, сделанный Хоком. Решение, которое тот только что принял, было предельно хладнокровным, но можно было не сомневаться, что рядом с Фрэнсис ему долго не продержаться. Она доведет его до белого каления, думал Александр Килбракен насмешливо. Такой острый язычок, как у нее, недолго удастся держать за зубами.

— Все как-нибудь устроится, — сказал граф Рутвен, обращаясь в глубину пустой спальни, — только не нужно вмешиваться. Единственное, что я сделаю, — это немедленно напишу маркизу.

Если бы решение было отдано на его усмотрение, Александр Килбракен просто выдал бы Фрэнсис за Хока. Слава Богу, дело само повернулось в соответствии с его желаниями. Представив себе, какое лицо будет у Фрэнсис, когда она узнает новость, Александр Килбракен улыбнулся во весь рот. Он не мог дождаться, когда это случится, и боялся только одного: как бы не пуститься при этом в пляс.

Вечером, незадолго до того, как был подан ужин, он столкнулся с Фрэнсис в гостиной. Она выглядела настоящей кикиморой — ну как тут было не улыбнуться?

— Добрый вечер, дорогая, — промурлыкал Александр Килбракен. — Как самочувствие?

— А в чем дело? — спросила Фрэнсис, сразу преисполнившись подозрений. — Что-то не так?

— Не так? Что может быть не так? Неужели отец не может узнать о самочувствии дочери?

— Ты ведешь себя очень странно… — сказала Фрэнсис, внимательно изучая лицо отца. — Что, граф Ротрмор уже сделал предложение? Кого же он выбрал, Виолу или Клер?

— Предложение пока не сделано, но я ожидаю разговора с графом с часу на час.

— Не слишком ли он торопится? Насколько я помню, он отвел на это важнейшее решение целых три дня!

— Смотри не переусердствуй, Фрэнсис.

С этими словами Александр Килбракен вышел, благодушно похлопав дочь по плечу. Такая перемена в его настроении оставила ее в полной растерянности. Она невольно сравнила себя с кораблем, только что летевшим на всех парусах и вдруг попавшим в полосу штиля. Не смотря на все попытки найти ответ, она так и не сообразила, что может быть у отца на уме. Заметив, что ее плечи вызывающе расправлены, она снова ссутулилась, направляясь к двери. Кошка в костюме мыши… нет, не кошка, а рысь! Рысь в костюме серой, скучной мыши идет на тайную битву за свободу. Подумав так, Фрэнсис не удержалась от смеха.

За столом она вела себя в полном соответствии с планом, и притом так виртуозно, что сама пришла в восторг от этого спектакля. То, что граф Ротрмор чувствовал к ней растущее отвращение, не вызывало в ней никаких сомнений. И дело было не только в ее внешности. Само небо, казалось, подсказывало ей наиболее невыразительные, односложные ответы. Зато в душе ее царило самоуверенное чувство полной безопасности.

Сквозь помутневшие стекла очков она не могла заметить взгляд Хока, почти неотрывно следивший за ней во время ужина. Он внимательно оценивал каждый ее жест, но вовсе не с точки зрения привлекательности. Фрэнсис не потрудилась есть более неряшливо или грубо, чем была приучена, и Хок записал очко в ее пользу. Второе очко она получила за то, что говорила мало и только по существу, в отличие от Клер и Виолы, которые, по мнению Хока, наперебой несли сплошную чушь. К тому же они то и дело требовали его внимания, в то время как Фрэнсис не отрывала глаз от тарелки. Безусловно, это тоже говорило за нее.

К концу ужина будущее с Фрэнсис в качестве жены стало казаться Хоку пребыванием в раю. Он даже сделал мысленную заметку насчет того, чтобы на время его визитов в Десборо-Холл из дома убирали пианино.

Однако после получасового выступления Фрэнсис он решил, что разумнее будет сразу по приезде изрубить его в щепки. Слуги в Десборо-Холле не заслуживали столь ужасной участи. Все это были люди проверенные и преданные, но они могут покинуть поместье, если пытка музицированием станет ежедневной. Тем не менее он шумно зааплодировал, когда Фрэнсис встала, едва не перевернув стул, и был удивлен тем, что его охотно поддержали граф Рутвен и его супруга.

Он заметил, что Клер и Виола переглядываются, явно сдерживая смех. Это возмутило Хока. Как им не

Стыдно обращаться с сестрой с таким неприкрытым пренебрежением? Разве она виновата в том, что не имеет и крупицы тех достоинств, которыми они наделены в избытке?

— Фрэнсис, дорогая, задержись на минутку.

На пороге своей спальни появилась необъятная Аделаида в просторной ночной рубашке. Фрэнсис замедлила энергичный шаг и кротко последовала за экономкой в комнату. На туалетном столике горела одна толстая свеча.

— Что, Аделаида? — спросила она, прекрасно зная, чего ожидать.

— Мое дорогое дитя, ты ведешь себя возмутительно. Я знаю, что ты поступаешь так нарочно, и потому не буду попусту тратить слова, скажу только, что твой отец не заслуживает такого отношения. Боюсь, ты не отдаешь себе отчета, как это несправедливо по отношению к нему.

— А мне кажется, что я как раз и поступаю так, чтобы ему было лучше, — ответила Фрэнсис, избегая взгляда Аделаиды. — Ты и сама знаешь, что он будет ужасно скучать, если я уеду.

— Каждая женщина рано или поздно выходит замуж. Это закон жизни, отрицать который бессмысленно и глупо. Я не верю, что ты согласишься остаться старой девой.

Фрэнсис украдкой бросила взгляд на лицо экономки. Ни в его выражении, ни в прозвучавшем голосе не было и следа горечи, а между тем Аделаида никогда не была замужем.

— Хм… я могла бы прожить свою жизнь интересно, сделать ее полной, полезной…

— Все это детский лепет, Фрэнсис, — отрезала экономка. — Отец предоставляет тебе столько свободы, что это застит тебе глаза, на самом же деле ты живешь не более полной жизнью, чем затворница. Что ты знаешь о мире, который лежит вне замка «Килбракен»? Если есть шанс повидать его, неразумно держаться за четыре стены, какими бы родными они ни были.

Фрэнсис почувствовала правоту ее слов, но по обыкновению запротестовала из чистого упрямства:

— Даже если все это так, разве не то же самое относится к Виоле и Клер? Даже в большей степени, потому что

Они жаждут выйти в мир, о котором ты говоришь.

— Ни у одной из них нет твоей силы, Фрэнсис.

— Ты хочешь сказать, что с графом Ротрмором не так-то просто ужиться? Что он сделает их несчастными?

Аделаида поняла, что даром тратит время. Нужно было или высказаться гораздо раньше, или не высказываться вообще. Она спросила себя, принесла бы ее проповедь плоды, если бы была прочитана неделю назад, и вздохнула.

— Закончим этот разговор, Фрэнсис. Иди спать. Доброй ночи!

— И зачем только ты так великодушна, Аделаида! Теперь я чувствую себя последней эгоисткой.

— Не стоит, дорогая. Все это уже не важно.

С этими словами Аделаида поцеловала воспитанницу в лоб, а затем проводила глазами до порога комнаты Виолы.

Утром Фрэнсис спустилась по лестнице, насвистывая, и прошла через зал своим обычным широким шагом. Сегодня истекали три дня, отпущенные гостем на выбор невесты. Это было так чудесно, что хотелось улыбаться всем и всему, даже ржавеющим доспехам, прислоненным к стене. Кого бы из сестер граф ни выбрал, она от души пожелает ей счастья. Единственным, что омрачало безоблачное настроение Фрэнсис, было воспоминание о ночном разговоре с Аделаидой.

— Фрэнсис!

— Что, папа? — по обыкновению спросила она.

Александр Килбракен поманил ее к себе, и она подошла, настороженно поглядывая из-под ресниц и слегка наклонив голову. Граф с ласковой улыбкой заключил ее в объятия и крепко прижал к груди.

— Давно я не чувствовал себя таким довольным, Фрэнсис. Я думаю, что вскоре смогу гордиться тобой.

— Конечно, сможешь, — сказала она смущенно. — Ты ведь знаешь, лапа, что я сделаю все, чтобы ты мог мною гордиться.

— Тогда поскорее иди в оружейную комнату.

— Так, значит, дело в одном из твоих ружей? Ты хочешь, чтобы я занялась ремонтом?

— Дело не в оружии, Фрэнсис. Иди же, и смотри не позорь меня.

Он отпустил ее и мягко подтолкнул в плечо. Теряясь в догадках, она приоткрыла дверь и проскользнула в оружейную комнату. Почему отец решил, что она способна его опозорить? Да если бы кто-то другой обесчестил его имя, она убила бы негодяя, не колеблясь ни секунды! Она бы его…