— Так вы думаете, она ее купит?

Маклер пожала плечами.

— Не знаю. Сегодня я еще два раза приведу к вам клиентов. Правда, не уверена, что квартира им подойдет. Она слишком для них велика, и потом — у вас такая большая лестница, а они — люди пожилые.

— Тогда зачем их приводить?

Беттина посмотрела на маклера, устало опустив уголки губ. Она не могла не задать этот вопрос. Зачем они все ходят и ходят? Кому-то нужна дополнительная спальня, пожилые пары проявляют неудовольствие при виде лестницы, большим семьям необходимо больше комнат для прислуги — здесь перебывало столько людей, для которых квартира ни в коем случае не подошла бы, но маклеры продолжали приводить их целыми косяками, и лишь малая толика посетителей, осмотрев квартиру, проявляла к ней хоть какой-то интерес. Казалось, что эта чудовищная трата времени была частью некой игры.

И, конечно же, любопытство клиентов подогревалось тем, что это было жилище Джастина Дэниелза. «Почему она продает квартиру?» — снова и снова слышала Беттина шепоток за спиной. Следовал ответ: «Он умер и оставил дочери безнадежные долги». Вначале Беттина вздрагивала, услышав это, и ее глаза наполнялись слезами от обиды и негодования. Как они смеют? Как могут? Но они смели и могли. Потом она перестала обращать внимание на пересуды, ей просто хотелось поскорей продать квартиру и переехать в другое место. Айво был прав — здесь очень одиноко и неуютно, а временами даже страшно одной в такой огромной квартире. Но самое главное — теперь она не могла позволить себе такую роскошь, и когда пришли первые гигантские счета, Беттина содрогнулась при мысли, какая это брешь в ее скудеющих средствах. Было бы здорово, если бы квартиру поскорей купили. Наоми Либсон или кто угодно.

Дома удалось продать в самом начале года. Вилла в Беверли-Хиллз недели две тому назад принесла целое состояние. Юноша с Ближнего Востока приобрел ее целиком — с коврами, буфетами, трюмо восемнадцатого века, картинами современных художников, со всей обстановкой. Дом представлял собою странную смесь аляповатого и изысканного стилей, поэтому он никогда не нравился Беттине так, как нью-йоркская квартира. Она почти не огорчилась, подписав договор о купле-продаже. За границей теперь оставалась только квартира в Лондоне, которая к этому времени, по словам Айво, была почти пуста. Он звонил оттуда и сообщил, что лондонский адвокат отца договорился с верным покупателем и что все окончательно выяснится уже к концу текущей недели. А значит, оставалось продать лишь квартиру в доме на Пятой авеню в Нью-Йорке. Ведь она через две недели будет выглядеть совсем по-другому. Беттина вздохнула при мысли об аукционе. Дату торгов, идя ей навстречу, передвинули ближе, и через десять дней приедут из «Парк-Берне», чтобы все забрать. Решительно все. За три недели отсутствия Айво она исследовала каждый стол, каждую полку. В конце концов выяснилось, что для себя она не может оставить ничего, кроме нескольких памятных безделушек, не имевших никакой ценности, но много значивших для нее.

Итак, после аукциона не останется ничего, что принадлежало бы ей, и к тому времени она надеялась найти покупателя на квартиру. Жить даже короткое время в опустошенном жилище было бы выше ее сил.

Она стояла рядом с маклером, с любопытством разглядывавшей Беттину, и ждала, когда миссис Либсон наконец возвратится из кухни. Было необычно, что хозяйка показывает квартиру при продаже, но ведь Беттина была необычная девушка.

— Вы уже подыскали что-нибудь для себя? — заинтересованно спросила агент по продаже недвижимости. Даже если Беттина вся в долгах, думала она, то, продав эти хоромы, она сможет купить себе что-нибудь небольшое и симпатичное — однокомнатную квартиру или пентхаус[2] с одной спальней с видом на парк. Это обойдется ей не более чем в сто тысяч. Маклеру не могло прийти в голову, что Беттине необходимо учитывать каждый доллар, полученный за большую квартиру, равно как и всю выручку с аукциона, чтобы освободиться от долговой кабалы.

Поэтому Беттина лишь покачала головой.

— Я еще ничего не смотрела. Сначала надо продать эту квартиру.

— Так не годится. Вы же понимаете, что может произойти — покупатели тянут-тянут, а потом вдруг соглашаются, и вам надо в течение суток освободить квартиру.

Беттина попыталась улыбнуться, однако улыбка получилась жалкой. В ее планы входило переехать в «Барбизон», гостиницу для женщин на углу Лексингтон-авеню и Шестьдесят третьей улицы, и ежедневно просматривать объявления в «Нью-Йорк Таймс» и, конечно, в «Мейл». Таким образом она надеялась за несколько дней, в крайнем случае недель, снять подходящую квартиру. Может быть, даже вместе с какой-нибудь женщиной, если получится. А потом искать работу. Беттина решила больше не обсуждать этот вопрос с Айво. Он предложил бы ей некий волшебный офис и жалованье, которое она не заслуживает, а ей этого вовсе не хотелось. Ей хотелось самой зарабатывать себе на жизнь. Она должна найти самую обыкновенную работу. Хотя такая перспектива не вселяла в нее особого восторга.

Возвратилась миссис Либсон.

— Ах, просто не знаю, что делать с этой кухней. Я в такой растерянности, душа моя, — сказала она, с укором взглянув на Беттину, которая тем временем пыталась изобразить радостную улыбку.

Наоми Либсон перевела взгляд на маклера, кивнула, и они, сухо попрощавшись, ушли. Беттина мягко притворила дверь и некоторое время стояла, в душе посылая проклятия этой парочке. Она бы и гроша ломаного не дала за то, что эта дама купит квартиру. Да и продавать квартиру такой бестии уже не хотелось. Перестроит тут все. Какое право она имеет притрагиваться к тому, что принадлежало лишь Беттине и ее отцу?

Беттина устало села, огляделась по сторонам, перевела взгляд на богато инкрустированный пол. Как он мог с ней так обойтись? Как мог оставить ее один на один с такими невероятными трудностями? Неужели он не понимал, что делает? Не мог не понимать. Обида на отца, словно желчь, подкатывала к горлу, и невозможно было удержаться от слез отчаяния и гнева. У Беттины затряслись плечи, и она зарыдала, уткнув лицо в ладони. Казалось, прошло несколько часов, прежде чем раздался телефонный звонок. Беттина не двигалась с места, а телефон все звонил и звонил. Наконец она поднялась и подошла к аппарату, который находился в специальной комнатке рядом с прихожей. Беттина уже привыкла отвечать на звонки, как бы погано ни было на душе. Прошло время славы и величия, подумала она, осушив глаза носовым платком и усмехнувшись.

— Алло!

— Беттина?

— Да, — она едва слышала приглушенный мужской голос.

— Как у тебя дела, дорогая? Это Айво. Я не вовремя?

У Беттины лицо осветилась улыбкой, когда она поняла, кто звонит, и ей пришлось смахнуть вновь набежавшие слезы.

— Нет-нет, вовремя!

— Что? Тебя плохо слышно, дорогая, говори громче! Как дела?

— Хорошо. — Ей захотелось рассказать ему всю правду, хотелось крикнуть: «Мне одиноко! Я такая несчастная… Через две недели у меня уже не будет дома».

— Что с квартирой? Удалось продать?

— Пока нет.

— Ничего страшного. А лондонскую уже продали. Сделка завершится сегодня вечером, — и он назвал сумму, которая значительно уменьшала ее долги.

— Большое подспорье. Как твоя поездка?

— Она кажется бесконечной.

Беттина улыбнулась:

— Почему кажется? Когда ты возвращаешься? — ей безумно хотелось поскорей увидеть его.

— Не знаю. Я должен был вернуться еще несколько дней назад, но возникла необходимость некоторых деловых встреч, поэтому пришлось отложить возвращение.

Беттина дулась на Айво, как ребенок, совершенно не стесняясь этого. С ним все можно. Он поймет.

— И на сколько?

— Ну, скажем, — вслух размышлял Айво, — недели на две.

— Ой, Айво! Это очень долго.

Он уехал из Нью-Йорка на третий день после того новогоднего вечера.

— Знаю, знаю. Прости меня. Обещаю загладить вину по возвращении.

— Ты успеешь к торгам?

— Каким торгам?

— Забыл про аукцион?

— Как аукцион? Я думал, это еще не скоро.

— Дату приблизили по моей просьбе. Он состоится через две недели, считая с завтрашнего дня. Торги пройдут в пятницу и в субботу. Выставляются только папины вещи, ничего больше.

— А как же ты? Пойдешь по миру с чемоданчиком и добрым именем?

— Ну, это сильно сказано. Ты не видел мой гардероб. Это побольше чемоданчика, — засмеялась Беттина.

— Ты не должна все распродавать. Что ты собираешься делать? Спать на полу?

— Я уже думала об этом. Можно взять кровать напрокат. В «Парк-Берне» дали понять, что, если не сейчас, то не раньше, чем через год. И что тогда? А если к тому времени квартира будет продана? Я не смогу платить за хранение имущества… Айво, все очень сложно. Будь что будет.

— Ради Бога, Беттина, подожди меня, прежде чем ввергать себя в эту пучину.

Там, в лондонском отеле, Айво тоскливо оглядывал номер. На его лице было написано неудовольствие. Разве ее остановишь, будучи за три тысячи миль от Нью-Йорка? А главное, она права, что так поступает. Просто ему было нестерпимо больно, что ей приходится все делать в одиночку. Но у нее хорошо получается. Потому что она привыкла всю жизнь самостоятельно справляться с трудностями.

— Ладно, Айво, не беспокойся, все нормально. Вот только по тебе очень скучаю.

— Я скоро вернусь, — он заглянул в свой календарь и назвал точную дату возвращения.

— Каким рейсом?

— Я буду вылетать из Парижа в семь утра, а значит, в Нью-Йорке мы приземлимся в девять по местному времени. В город попаду около десяти.

Беттине хотелось встретить его в аэропорту, но потом она сообразила, что не сможет.

— Почему?

— Пустяки. Это первый день торгов в «Парк-Берне».

— Во сколько начинается аукцион?