— Ты довольна, правда? — спросил с счастливой улыбкой Олли, когда они лежали в постели.

Беттина радостно кивнула.

— Да, очень.

— Надеюсь, теперь ты немного подождешь, прежде чем браться за новую пьесу?

— Отчего же? — смутилась Беттина. Ведь он всегда так поддерживал ее в работе.

— Да потому что я уже зад отсидел в этом Нью-Йорке, — смеялся Оливер. Неужели нельзя какое-то время поработать в Голливуде?

— Полгода, как ни верти, придется.

Но она не сказала ему, что еще в самолете, когда они возвращались в Калифорнию, она задумала новую пьесу. Теперь у нее было громкое имя. Только за несколько последних дней она получила шесть предложений от киношников. Среди продюсеров особенно настойчив был небезызвестный Билл Хейл, чью квартиру они когда-то снимали в Нью-Йорке. Однако у Беттины не появилось желания с ним работать, поэтому она даже не отвечала на его телефонные звонки.

— Когда ты начинаешь работу над сценарием?

— Недели через три.

Оливер кивнул, и через несколько минут они оба заснули.

Наутро он отправился на службу, а Беттина занялась домашними делами. Девочке исполнилось полгодика, и она была хороша, как кукла. У Александра еще не закончились рождественские каникулы, и он здорово помогал Беттине с сестренкой: очень умело кормил ее и научился ставить клизму. Беттина с улыбкой смотрела, как он проделывает это. Вдруг зазвонил телефон. Сиделка Антонии хотела было подойти и снять трубку, но Беттина остановила ее:

— Я сама.

Подняв трубку на четвертом звонке и присматривая краем глаза, как Александр возится с сестренкой, Беттина произнесла:

— Слушаю, у телефона миссис Пакстон.

После она долго и молча слушала, а потом вдруг ее лицо стало мертвенно-серым. Она повернулась к Александру спиной, чтобы он не заметил ее слез.

— Я сейчас приеду.

Ей звонили из газеты, в которой работал Олли, но когда она приехала туда, уже было поздно. Перед входом в здание редакции стояли две машины скорой помощи, а на полу у себя в кабинете лежал он, и вокруг столпились сослуживцы.

— Сердечный приступ, миссис Пакстон, — скорбно сказал главный редактор. — Он умер.

Она опустилась рядом с ним на колени и провела рукой по его лицу.

— Олли! — шептала она. — Олли?

Но в ответ не было ни звука, и тогда слезы покатились у нее по щекам. Краем уха она слышала, как кто-то просит всех разойтись по рабочим местам и оставить ее одну, как стоявшие вокруг перешептывались: «По-моему, это Беттина Дэниелз… Да, ведь она его жена…»

Однако громкое имя Беттины Дэниелз было совершенно бесполезно. Ни успех на Бродвее, ни покоренный Голливуд, ни пьесы, ни сценарии, ни деньги, ни дом в Беверли-Хиллз не могут вернуть его обратно. В сорок пять лет мужчина, который мечтал хорошо пожить, ждал рождения первого ребенка, — умер от сердечного приступа в своем рабочем кабинете. Оливера Пакстона больше нет. Третий любимый мужчина уходит вот так — внезапно, не попрощавшись. Беттина молча смотрела, как санитары уносят его, а потом, проклиная злую судьбу, затряслась от рыданий.

49

Мэри и Сет Уотерсоны приехали на похороны. Потом Сет сразу улетел домой — его ждала работа — а Мэри задержалась еще на четыре дня. За это время они почти не говорили друг с другом. Мэри помогала с детьми, а Беттина словно ушла в себя: не разговаривала, не ела, просто неподвижно сидела и смотрела в никуда. Мэри пыталась подсунуть ей Антонию, но даже это не помогало. Беттина отмахивалась неопределенным жестом и продолжала сидеть, погрузившись в свои мысли. Вечером накануне отлета Мэри никаких заметных улучшений ее настроения не произошло.

— Нельзя же так, Беттина, — как всегда искренне увещевала Мэри, но Беттина смотрела на нее, словно не видя.

— Почему нельзя?

— Потому что жизнь не кончена. Пусть трудно, но она продолжается.

Беттина метнула на Мэри взгляд, полный негодования и горечи.

— Почему не я? Почему не я вместо него? — резко проговорила она, а потом опять стала отрешенной и со слезами на глазах добавила: — Он был такой добрый человек.

— Знаю. — У Мэри глаза тоже наполнились слезами. — И ты добрая.

— Я бы ни за что не родила, если бы не он, — сказала Беттина, и губы ее заметно дрожали.

— Знаю, Беттина, знаю. — Мэри протянула к ней руки, и Беттина уткнулась в грудь подруги и зарыдала так, словно хотела выплакать всю свою душу. Но на следующий день она выглядела немного лучше.

— Что теперь собираешься делать? — спросила Мэри. Они прощались у турникета в аэропорту.

Беттина пожала плечами:

— Я обязана выполнить контракт. Буду писать сценарий по второй пьесе.

— А после?

— Бог весть. Ко мне пристают с новыми предложениями. Вряд ли я соглашусь.

— Наверное, переедешь в Нью-Йорк?

Беттина решительно покачала головой.

— Нет, ни за что. Я хочу оставаться здесь.

Мэри с пониманием кивнула, они обнялись и поцеловались на прощание. Мэри пошла к самолету.

Через две недели, как было условлено, Беттина появилась на киностудии, чтобы обговорить все детали экранизации ее пьесы. Встречи были утомительными, жесткими, лишенными всякой сентиментальности, но Беттину нелегко было сломить. Она уклонялась от разговоров, которые считала бесполезными, и наконец укрылась у себя дома и полностью отдалась работе над сценарием. Ей потребовалось меньше времени, чем она рассчитывала, и когда сценарий был готов, оказалось, что он превзошел самые радужные ожидания. В адрес Беттины пели дифирамбы, все что-то говорили об ее необыкновенной одаренности. И вскоре Нортон захлебнулся лавиной телефонных звонков. Репутация Беттины Дэниелз стала реноме.

— Как это — не будете работать? — Нортон удивился и в ужасе ждал, что ответит Беттина.

— Вы не ослышались. Я хочу отойти от дел по крайней мере на полгода.

— А я-то думал, что вы собираетесь начать новую пьесу.

— Никакой новой пьесы. Равно как и нового фильма. Совершенно ничего, Нортон, и пусть все идут к черту.

— Но продюсерская фирма Билла Хейла только что…

— К черту Билла Хейла. Слышать ни о чем не хочу.

— Но, Беттина… — Нортон был в шоке.

— Если я действительно для кого-то представляю интерес, то могут и подождать, а если нет, то, как говорится…

— Не в этом дело, они могут и подождать, но зачем ждать вам? Назовите цену, студию, все у вас будет.

— Мне ничего не нужно.

— Но почему? — не мог понять Нортон.

Беттина вздохнула:

— Нортон, пять месяцев тому назад я потеряла Олли. — Она опять вздохнула. — С тех пор ветер перестал надувать мои паруса.

— Понимаю. Но нельзя же сидеть сложа руки. Вам же будет хуже.

«И тебе», — подумала Беттина, а вслух произнесла:

— Пусть. Оказалось, что вся эта мишура — не так важна, как я думала.

— Господи, Беттина, одумайтесь. Вы не представляете, что такое — оказаться не у дел в самый пик жизни.

Но у нее все уже было. Когда родился ребенок… Когда была женой Айво… Когда грелась в лучах отцовской славы… У нее было нечто большее, чем работа и успех. Но ведь ему не объяснить. Только себя изведешь.

— Не хочу об этом говорить, Нортон. Объясните всем, что я на полгода уехала из страны. Скажите, что не можете со мной связаться. А если отстанут — тогда я лягу на дно на целый год.

— Кошмар. Скажу, будьте уверены. Но, Беттина, если вы измените свое решение, вы мне позвоните?

— Разумеется, Нортон. Вы же знаете, что позвоню.

Она, естественно, не позвонила. Просто жила незаметной жизнью, со своими детьми. Как-то раз слетала погостить к Уотерсонам, а так почти не выходила из дома и не расставалась с детьми. После смерти Олли она стала какой-то заторможенной.

В день Благодарения[6] прилетели Сет и Мэри со всем выводком. Они сразу заметили перемену в Беттине. Праздник прошел очень мило, посемейному. Горько было лишь оттого, что с ними нет Олли.

— Как жизнь, Беттина? — поинтересовалась Мэри, когда они сидели в саду. Мэри видела, что подруга очень изменилась, прежде всего внутренне. Она стала спокойнее, равнодушнее, увереннее в себе и словно гораздо старше, чем год назад.

— Неплохо, — улыбнулась Беттина. — Только по Олли очень скучаю. Мне так его недостает. И кажется задним числом, что многое надо было сделать иначе.

— Что, например?

— Например, раньше выйти за него замуж. Он так радовался. Не понимаю, почему я тянула до последнего?

— Ты была не готова, и он понимал это.

— Знаю, что понимал. Оглядываясь назад, я вижу, что он очень многое понимал. Все делал так, чтобы лучше было мне, все — ради меня. Оставил престижную работу в Нью-Йорке, потом взял отпуск, чтобы поехать со мной в Нью-Йорк на постановку пьесы. Теперь мне все кажется таким несправедливым, — заключила Беттина, и лицо ее омрачилось.

— Олли делал все это с радостью, — возразила Мэри. — Он сам мне однажды говорил. Карьера для него не была так важна, как для тебя.

Мэри не отважилась добавить, что теперь ей нужен мужчина, добившийся такого же успеха и положения, какого добилась она. Даже в лице у нее появилось что-то новое, строгая красота, приковывавшая внимание, а простой покрой черного шерстяного платья и мерцание бриллиантов говорили о том, что эта женщина достигла подлинных высот. Наконец-то Беттина решилась извлечь из-под спуда свои драгоценности: и те, что достались от отца, и те, что подарил Айво, и теперь она носила их почти ежедневно. Она посмотрела на кольцо с большим бриллиантом, потом поймала на себе взгляд Мэри и улыбнулась.

— Не знаю, может быть, я слишком часто вспоминаю о прошлом.

— Надеюсь, оно тебя не тяготит?

— Ах, не знаю, Мэри. Наверно, нет. — Глаза у Беттины стали мечтательными, как будто устремленными в невидимую даль. — Думаю, надо все принимать как есть. Ведь это стало частью меня.