— Радуйся, что у нас есть хотя бы это, ведь им предоставили всего полтора месяца, чтобы подыскать нам жилище.

Беттина немного успокоилась, да и времени не хватало думать о том, хороша или плоха квартира, — так много навалилось работы. Оливеру приходилось вновь утверждать себя в новой газете, а Беттина до пятнадцати часов ежедневно проводила в студии, особенно в первый месяц, обсуждая со съемочной группой, что надо и что не надо включать из пьесы в сценарий. В конце августа немного полегчало, и тогда Беттина обратила взоры к дому. Она позвонила агенту по продаже недвижимости и обрисовала ему то, что ей хотелось бы, но вопрос был в том, насколько быстро удастся подобрать желаемое. Одно несомненно — ей порядком надоела жизнь близ пляжа. Хотелось где-нибудь уединиться и спокойно работать.

Первые несколько недель они жили надеждой, но потом Беттина стала впадать в отчаяние.

— Олли, не надо меня успокаивать, — в сердцах сказала как-то Беттина, едва не сев на декоративную ракушку. — Я больше не могу находиться в этом проклятом доме. Мне надо работать, а мне в голову ничего не лезет.

Она, словно ища поддержки, обернулась к Оливеру, и тот обнял ее.

— Успокойся, девочка моя. Мы что-нибудь подберем, обещаю.

Беттина возобновила дружбу с Мэри и Сетом. Однажды в телефонном разговоре она пожаловалась Мэри на то, что никак не может найти подходящее жилище:

— Я начинаю терять надежду. В этом месте я просто схожу с ума.

— Ничего, все устроится, дорогая. Зато теперь ты снова стала райской птицей.

Беттина улыбнулась.

Отправляясь по адресам, указанным агентом, она перевидала много разных особняков — похожих на палаццо с бассейнами внутри и снаружи, с греческими статуями и даже один с четырнадцатью ваннами из розового мрамора. И наконец вернулась домой с радостным блеском в глазах.

— Я нашла, Олли! Нашла! Это надо видеть!

Он увидел и согласился с Беттиной — дом идеальный. Роскошный, но элегантный, на тихой улочке в Беверли-Хиллз. Каким-то образом ему удавалось казаться одновременно величественным и милым. Он выглядел совершенно без претензии, что такая редкость в Беверли-Хиллз. Правда, особняк был несколько больше, нежели хотелось Беттине, но, в конце концов, это не так уж важно, раз в остальном он отвечает всем требованиям. В доме было пять спален во втором этаже и небольшой кабинет; внизу — солярий, библиотека, гостиная, столовая, огромная кухня и еще один небольшой кабинет. По сути дела, все комнаты будут использоваться по назначению. Беттина заняла бы кабинет в верхнем этаже, Олли мог бы работать внизу. Потом: надо нанять воспитательницу для Александра, и ей потребуется отдельная комната. Таким образом, оставались незанятыми только две спальни.

— Что нам делать с этими спальнями, Беттина? — с улыбкой спросил Олли, заводя машину. Они только что осмотрели дом.

— Будем держать их как комнаты для гостей, — не задумываясь ответила Беттина и тут же обеспокоенно добавила: — Ты находишь, что этот дом слишком велик?

— Нет, в самый раз. У меня на уме нечто другое.

— Я уже об этом подумала, — с гордостью сказала Беттина. — Кабинет в первом этаже будет твой.

Он лишь засмеялся на это.

— Нет, я имел в виду нечто другое.

— Другое? — вздрогнула Беттина и смутилась. Машина их мчалась в Малибу. — Что другое?

Некоторое время Оливер медлил с ответом, а потом мягко затормозил у обочины, внимательно посмотрел на Беттину и рассказал ей о том, что у него давно было на уме:

— Беттина, я хочу, чтобы у нас был ребенок.

— Ты серьезно? — спросила Беттина, хотя нетрудно было понять, что Оливер серьезен как никогда.

— Да, совершенно.

— Сейчас?

Ведь ей надо заканчивать сценарий… И потом — вдруг скоро начнут ставить вторую пьесу?

— Знаю, ты думаешь о работе. Но ведь ты говорила, что чувствовала себя прекрасно, когда носила Александра. За время беременности ты могла бы закончить сценарий, а уж потом я обо всем позабочусь, не говоря о том, что мы можем нанять кормилицу.

— Ты считаешь, это справедливо по отношению к малютке?

— Не знаю. Одно скажу, — он выразительно посмотрел на Беттину, — я отдам этому ребенку всего себя. Каждую минуту моей жизни, всю радость, смех, доброту я посвятил бы ему.

— Неужели это так важно для тебя?

Он кивнул. Беттине было невыносимо трудно отказать, но тем не менее она покачала головой.

— Почему? — не отставал Оливер. — Из-за работы?

Беттина вздохнула и отрицательно покачала головой.

— Нет, с работой всегда можно справиться.

— Тогда из-за чего же? — настойчиво допытывался Оливер, так сильно было у него желание иметь ребенка.

— Нет, Олли, нет, — опять помотала головой Беттина и подняла на него открытый, прямой взгляд. — Никто на свете не заставит меня вновь пройти через это.

Установилось долгое молчание. Затем он потянулся и накрыл ее ладонь своею. Олли помнил ту ужасную историю, которую ему как-то рассказала Беттина.

— Но тебе и не придется проходить через это. Я никому не позволю учинить подобное.

Однако Беттина, услышав эти слова, подумала о Джоне. Тот ведь тоже обещал быть с нею во время родов.

— Прости, Олли. Не могу. Ведь мы все прояснили с самого начала.

Она вздохнула, а Олли завел машину.

— Да, ты права. Но тогда я и представить себе не мог, до чего захочу иметь ребенка.

Он обернулся к ней. Его улыбка выражала противоречивые чувства. Оливера очень огорчил ее отказ, и теперь неприятный осадок сохранится надолго.

— Беттина, ты такая женщина — необыкновенная. Ничего на свете я так не хочу, как воспитывать нашего ребенка.

Она понимала, что поступает по-свински, но не сказала в ответ ни слова. Они молчали до самого дома, и только подъезжая к нему они вновь заговорили, но теперь речь шла о новом особняке. На следующий день Беттина внесла требуемую часть стоимости. Через неделю дом был их.

— Дороговато, конечно, — призналась Беттина в очередном телефонном разговоре с Мэри, — но это надо видеть. Он великолепен. Мы буквально влюбились в него и решили надолго здесь поселиться.

Мэри очень обрадовалась за Беттину. Она всегда и во всем желала ей удачи.

— Кстати, как Олли? Как ему его новая работа?

— По сути дела, это его старая работа, но ничего, ему нравится.

Последовало молчание, во время которого на глаза Беттины набежала тень. Она какое-то время не решалась завести об этом разговор, но потом устроилась поудобнее, зажав у плеча трубку, в просторной кухне. Дома никого не было, как всегда по утрам.

— Мэри, у меня возникли трудности.

— Какие?

— Да все Олли, — нахмурилась Беттина. — Он хочет ребенка.

— А ты — нет, — констатировала Мэри.

— Не то слово, — устало проговорила Беттина.

— Почему? Мешает карьере?

Мэри говорила не как судья. Она все понимала.

— Нет, дело не в этом, а в…

— Можешь не продолжать. В Мак-Карни. — Мэри произнесла его имя с неприязнью. Беттина засмеялась:

— По-моему, ты его ненавидишь больше, чем я.

— Это уж точно. — И, уже привычным, мягким голосом, Мэри продолжила: — Но это не причина отказываться от ребенка. Пять лет назад мы говорили об этом. Так, как тогда, не будет, поверь, Беттина. Даже если, не дай Бог, возникнут осложнения, тебе дадут лекарство, сделают уколы — и с хорошим врачом ты даже не почувствуешь, что рожаешь. Проснешься наутро, а у тебя на руках — новорожденный ребеночек.

Беттина слушала, улыбаясь.

— Звучит как чудо.

— Это и есть чудо.

— Знаю. Я люблю Александра и стала бы любить ребенка Олли, но, Мэри, пойми меня, ради Бога… Я не могу.

— А я тебе помогла бы. Конечно, тебе решать, но если надумаешь, могу приехать и быть рядом до родов.

— Как медсестра? — спросила Беттина с улыбкой и любопытством.

— Как хочешь. И как сестра, и как подруга. Буду исполнять все твои желания, и все предписания докторов. Наверно, я тебе больше нужна как подруга, но могу и по медицинской части. И Олли будет с тобой. Знаешь, за пять лет многое переменилось. Кстати, вы вот все спорите насчет ребенка, а когда собираетесь пожениться?

— Никогда, — засмеялась Беттина.

— Не разделяю твою точку зрения. Да ничего, это я так спросила.

— Во всяком случае, в этом вопросе он мне уступил.

— Так, может быть, и в другом уступит?

— Может быть.

Но Беттина в глубине души не была уверена, что ей этого хочется. Ей исполнилось тридцать четыре, и если уж думать о ребенке — то сейчас самое время.

45

Они выехали из фиолетового дома близ пляжа раньше, чем подошел к концу срок аренды, и поселились в каменном особняке, но поначалу пришлось жить в голых стенах. Айво завещал Беттине всю обстановку своей нью-йоркской квартиры, поэтому теперь оставалось лишь позвонить в пакгауз, где хранились вещи, и приказать доставить их на западное побережье. Затем они с Олли сделали закупки, частью в магазинах, частью — на аукционах, приобрели красивые шторы, а потом распаковывали целыми днями то, что купили. Через три недели дом стал похож на жилище. Обстановку нью-йоркской квартиры Олли, от которой ему пришлось отказаться, тоже доставили в Беверли-Хиллз.

Больше он не заводил разговор о ребенке, но Беттина думала об этом, особенно когда входила в одну из двух незанятых комнат. У нее не хватило времени превратить их в комнаты для гостей, да и гостей принимать было некогда, поскольку она дни и ночи сидела над сценарием. Четыре месяца она не вылезала из-за письменного стола, заваленного заметками, вариантами, набросками. Маленький, залитый солнцем кабинет примыкал к спальне Беттины и Олли, и Олли часто, погружаясь в сон, слышал стук пишущей машинки. Но лишь после Рождества он заметил, что Беттина вся высохла от усталости.