— Ты слишком любопытна, но я объясню тебе, чтобы ты только успокоилась. Речь идет об алмазах.

Не знаю, что именно я ожидала услышать, но, видимо, что-то другое, потому что удивилась. Но у меня в запасе был еще один вопрос, пусть не думают, что уже отделались от меня:

— Ну а Марина? Она тоже замешана? И почему она на меня так злилась, что хотела даже убить?

При этом вопросе Андрей остался совершенно спокоен, а вот Виктор немного смешался и после паузы ответил:

— Да, Марина была замешана, еще как! Именно она втянула Павла во всю эту грязь, поскольку давно и прочно была связана со всяким криминальным элементом. Я за ней давно охочусь, но дамочка хитрая и очень скользкая, информации о ней много, но ни на чем конкретно поймать ее никак не удавалось. Не наломай она сейчас таких дров, может быть, и на этот раз пришлось бы ее отпустить. Пристрелив Павла, она, можно сказать, сама нам в руки пошла.

В этом месте Виктор опомнился, несколько смутился и посмотрел на меня виновато, но, увидев, что я не заламываю руки и не собираюсь упасть в обморок, продолжил, но уже совсем неохотно:

— Не знаю, как с тобой собирался поступить твой бывший муж, но могу предположить, что ничего хорошего тебя ждать не могло. Марина же совершенно точно собиралась тебя убрать, поскольку ты несомненно представляла для них реальную угрозу. А судя по ее поведению, она еще и ревновала тебя, бабенка она очень эмоциональная, нервная, выходит из себя быстро.

После этого ответа мужчины, как по команде, насупились, давая понять, что я задаю слишком много вопросов. Но я уже узнала в общем-то все, что хотела, и решила оставить их в покое, пусть себе тешатся своими секретами. Когда я стала прощаться с ними, лицо Андрея откровенно просветлело, а Виктор совершенно неожиданно вызвался подвезти меня до дому.

— Разве ты за рулем? А как же твое раненое плечо, ведь рука, наверно, еще не работает?

Он кинул на меня быстрый взгляд и успокоил:

— Пуля попала в мякоть, пустяк, все уже зажило. Заодно и вещи свои у тебя заберу.

Я подумала, что реплика о вещах, скорее всего, предназначалась Андрею, я-то прекрасно знала, что никаких его вещей в моем доме, кроме остатка продуктов, не осталось. Но разоблачать его я не стала, хочет подвезти — пусть везет, я от этого только выиграю. Я попросила Андрея передать Наташе привет, и мы с Виктором ушли.


Дорогой мы молчали, возле подъезда я только собралась с ним попрощаться, но, к своему удивлению, увидела, что он запирает машину и, значит, собирается подняться со мной в квартиру. Я пожала плечами: даже интересно, что ему нужно у меня.

В кухне он также молча уселся за стол. Выглядел он уже не таким хмурым, как в квартире Андрея, скорее каким-то задумчивым.

— Чай, кофе?

Мой вопрос вывел его из состояния отрешенности.

— А что, ужина у тебя нет? — недовольно скривил он рот.

«Господи! — подумала я про себя. — Да ведь он ведет себя со мной как законный муж, может быть, он просто перепутал квартиру и женщину?» Но делать замечание по столь пустячному вопросу человеку, который совсем недавно спас тебе жизнь, мягко говоря, неудобно, и я молча занялась ужином. Все эти тридцать-сорок минут, что я хлопотала, он просидел молча, но как только я собрала на стол и села сама, он спросил, не глядя на меня:

— Ну как ты, отошла хоть немного?

— Да, у меня все в порядке, — кратко ответила я.

— Маловероятно, что так уж все у тебя в порядке, слишком мало еще прошло времени. Насколько я понял, ты его очень любила, да?

Мой изумленный взгляд был ему ответом, да и как иначе, если я вообще уже не понимала, о чем идет речь или, вернее, о ком. Но он продолжил, и мое недоумение рассеялось.

— Понимаешь, я ведь даже и предположить не мог, что Марина в него выстрелит. В тебя или в меня, да, к этому я был готов, но не в него. Видно, она совсем обезумела. Все дело в том, что, судя по некоторым признакам, она проворачивала какие-то дела с Беком, причем за спиной Павла. Об этих ее делах он ничего не знал, поэтому и дал команду своим молодцам шлепнуть Бека, а Марине его смерть была крайне невыгодна. Вот она и взбесилась совсем, нервы у нее и без того были не слишком крепкими, впрочем, все наркоманы такие.

— Так она наркоманка? Вот оно что! И как только Павел мог связаться с ней, как?! Ведь должен был понимать, насколько это опасно. Так они что, наркотиками тоже занимались, не только алмазами? Если так, то насколько же низко он пал!

— Занимались они всем, что под руку подвернется. Но ты сейчас не думай об этом, постарайся не думать. Пройдет какое-то время, и ты забудешь и о Марине, и о том, что он был замешан в преступлениях. В памяти останется только хорошее, что было в вашей жизни.

Такая утонченная деликатность и сочувствие ко мне в устах Виктора звучали по меньшей мере странно, что с ним такое случилось? Или ранение так на него подействовало? Я посмотрела на него внимательно: он опять начал хмурить брови, но выглядел вполне искренним. Я уже не знала, что и думать, и стала убирать тарелки со стола, принесла чашки. При этом я почему-то вспомнила, как сравнительно недавно все это покупала, после того как Саша оставил меня совсем без посуды. Я попробовала представить себе, какое лицо было бы у Виктора, если бы я предложила ему кофе в эмалированной кружке, и невольно улыбнулась. Виктор заметил мою нечаянную улыбку и, поморщившись, спросил:

— Женя, я, наверно, мешаю тебе, ты вспоминаешь свою прошлую жизнь с Павлом, а я для тебя сейчас как кость в горле.

Такое поведение было настолько нетипичным для него, что я начала уже думать: может быть, я плохо разглядела и его ранили вовсе не в плечо, а в голову?

— Да нет. С чего ты взял? — ошеломленно пробормотала я.

— Неужели ты думаешь, что я не чувствую — ты в душе винишь меня в смерти Павла и не говоришь этого вслух только из деликатности. Но повторяю тебе: я не мог и представить, что она решится в него выстрелить.

— По-моему, ты судишь обо всем превратно, не могу понять, как и из чего ты делаешь такие неправильные выводы, и уж совсем не могу себе представить, как бы ты мог предотвратить этот роковой для Павла выстрел?

Я смотрела ему прямо в глаза, когда говорила эти слова, и для убедительности взяла его за руку. Непонятно, почему Виктор вдруг смутился, рука его чуть дрогнула, и он поспешно отдернул ее. Странно, странно, только что он так обо мне заботился, если верить его словам, даже признал за мной такое качество, как деликатность, и в то же самое время мое прикосновение для него настолько неприятно, словно я жаба какая бородавчатая! Что за игру он ведет со мной и почему? Я заварила себе чай, а ему хотела сделать кофе, я помнила, что он его больше любит, но он тоже соблазнился на чай. Отпив из чашки, он спросил:

— Ты будешь сейчас в городе или уедешь в Фирсановку?

— Нет, в Фирсановку я пока не поеду, надо сначала успокоиться. Но в Москве мне это тоже вряд ли удастся, во всяком случае, не так быстро, как мне бы хотелось. Вот мне и пришла в голову отличная, как мне представляется, мысль махнуть на две недели в Туапсе, в апреле там почти никого нет, и я смогу прийти в себя.

— Ты уже взяла билет?

— Нет, но ведь сейчас это не проблема. Завтра утром возьму, и дня через два, если не случится ничего непредвиденного, скорее всего, уеду.

— Я позвоню тебе потом, когда ты вернешься, не возражаешь?

— Конечно, звони, если надо. Номер моего телефона ты ведь знаешь?

Он кивнул и пошел к выходу, но приостановился:

— Странно, а почему именно Туапсе, почему, например, не Сочи? Ты отдыхала там раньше или у тебя там родственники?

— Да нет, никого у меня в этом городе нет, да и вряд ли я смогла бы в таком состоянии жить у родственников, просто когда-то я была там с Павлом. Но это было давно, а сейчас припомнилось, и решила поехать туда, других мест на Кавказе я не знаю совсем, а Крым уже не наш.

— Я так и подумал, — проговорил он как-то глухо и ушел.


А я так и не поняла, чем ему не угодил славный город Туапсе, милый, тихий, что еще надо? Может быть, у него какие-нибудь дурные воспоминания с ним связаны? Ишь ты, Сочи ему непременно подавай! А я не хочу в Сочи, хочу в Туапсе, и Виктор мне в этом не указ. Чудной он все-таки.

Утром я купила билет, поезд отходил завтра поздно вечером, так что собраться я вполне успею. Подумав, я решила поставить Катюшку в известность, куда и насколько уезжаю, все-таки две недели порядочный срок, хватится еще меня, будет искать, нервничать, не люблю, когда люди из-за меня переживают. Дозвонилась сразу, она была дома и весела, как птичка. Правда, мое сообщение ей поначалу очень не понравилось, и она зафыркала. Недовольство объяснялось тем, что она сама в эти дни хотела съездить в Петербург. Услышав это, я затосковала, предвидя скандал, но Катюху вдруг озарило, что в мае ей будет даже удобнее, и у меня отлегло от сердца. Любашу я нигде не смогла отыскать, ни дома, ни на работе, но не опечалилась этим, оставила ей сообщение на автоответчике. Только отошла от телефона, собираясь пообедать, как он зазвонил сам. Звонила Наташа, она отсутствовала, была несколько дней в деловой поездке, только сегодня прилетела, ничего не знала толком. Я сказала ей, что чувствую себя нормально, а вот настроение, конечно же, дрянь! Но надеюсь вскорости поправить его свежим морским ветром, так как завтра уезжаю к морю, в Туапсе, примерно на две недели, хочу отдохнуть и успокоиться. Не менее десяти минут я расписывала Наташе все, что я собираюсь получить от своего отпуска, после чего она слегка упавшим голосом сказала, что тоже давно хотела отдохнуть вот так от всех дел, включая домашние, но все никак не может решиться, да и мешает все время что-нибудь. Тогда я самым решительным тоном предложила ей поехать со мной, она явно заколебалась, чувствовалось, что мой пример соблазняет ее до ужаса и на море ей бы очень хотелось. И я решила брать быка за рога: