* * *

Соблюдать предписанные этим жутким Виктором правила я не собиралась, не хватало еще только, чтобы мои родные начали меня искать. Поэтому через день я позвонила с почты Любаше и Кате. Любаши дома не было, зато у нее теперь был автоответчик. Подивившись новшеству, я пообщалась с аппаратом, сообщив ему, что занята работой и, когда освобожусь, позвоню. Катя оказалась дома, у нее было хорошее настроение. Она мне самым подробнейшим образом рассказала о своих новых тряпках, в ярких красках описала очередную каверзу Мишутки, пожаловалась, что муж мало бывает дома, быстренько спросила о моем здоровье и куда-то заторопилась. Поскольку она не спрашивала, где я пропадаю, я поняла, что она мне не звонила. Напоследок я сказала, что буквально завалена работой и несколько дней буду недосягаема. Такое бывало нередко, и Катя спокойно распрощалась со мной.

Работы с заказом, хотя и очень кропотливой, было в общем-то немного, и я ее завершила в три дня, благо кроме этого ничего и не делала. Затем я принялась за собственное творение, оно меня увлекло, несмотря на то, что шло не очень легко, некоторые места приходилось переделывать по нескольку раз. На седьмой день работа была в разгаре, я вся была не здесь, а в каких-то заоблачных высях, увлекаемая своим вдохновением, поэтому меня крайне неприятно поразил быстрый стук в дверь, и тут же послышались шаги в коридорчике. Это был, конечно же, Виктор, кто еще мог так нахально ворваться. За последние дни, занятая работой, я как-то успела подзабыть о том неприятном впечатлении, которое он на меня производит. Теперь его бесцеремонное, как мне показалось, вторжение вызвало у меня сильный приступ раздражения, и все ранее намеченные планы вести себя с ним сдержанно и корректно моментально вылетели из головы. Я молча уставилась на него, стараясь держать себя в руках, чтобы не вспылить и не наговорить ничего такого, за что потом было бы стыдно.

— Здравствуй! Я что, напугал тебя? Ты смотришь на меня как на привидение. Но я вижу, ты совсем не готова, это очень плохо. Ко всему прочему, оказывается, ты еще и несобранная! Ну что же делать, я подожду, и все же поторопись, будь уж так любезна.

— Нет, это уж ты будь так любезен и объясни, что ты здесь делаешь? Входишь, как к себе домой, прерываешь мою работу. А ведь я не звонила и не просила за мной приезжать.

— Ну вот что я тебе скажу: если бы ты потрудилась закрыть дверь, то я не вошел бы так легко. А теперь попробуй забыть хоть на время, что ты мегера и что у тебя самый отвратительный характер на свете, вспомни о деле. Ведь это у тебя неприятности, а не у меня. Тем не менее я бросаю все свои дела, а у меня их немало, и достаточно серьезных, и приезжаю сюда, чтобы помочь тебе справиться с твоими трудностями. Но мне некогда учить тебя элементарной вежливости, если ты соберешься быстро, то так и быть, в виде исключения, я приму это как твои извинения.

Я не знала, что сказать в ответ. Я и в самом деле вела себя не слишком вежливо, но этот человек выводил меня из равновесия одним своим заносчивым видом. И я действительно не звонила и не просила приезжать за мной, а ведь Андрей обговаривал это непременное условие. Я еще раз напомнила об этом Виктору, стараясь выглядеть спокойной и рассудительной, а не то с него станется прилепить мне что-нибудь похуже мегеры.

— Обстоятельства изменились, и тебе лучше быть в Москве, — соизволил он объяснить.

— Чьи обстоятельства изменились? И для кого лучше, чтобы я была в Москве? — все еще не сдавалась я.

До этого момента Виктор говорил со мной достаточно спокойно, включая и сделанный мне выговор, но сейчас выдержка, казалось, изменила ему. Он как-то весь передернулся, но все-таки сдержался, только окинул меня уничтожающим взглядом и вдруг совсем неожиданно спросил:

— Сколько тебе лет на самом деле?

— Что значит — на самом деле? Мне сорок восемь лет, и я ни от кого никогда не скрывала свой возраст, — ответила я ему с вызовом.

— Ну, по тебе этого не скажешь, поскольку ведешь ты себя как совершенно невоспитанная девчонка, которую надо было побольше шлепать. Не знаю, чем были заняты твои мозги до сих пор, но, судя по твоей, мягко говоря, неумной реакции, ты так и не удосужилась понять, в какое дерьмо вляпалась!

Слова его были не только грубыми, но и несправедливыми, а потому мне стало до того обидно, что на глазах выступили непрошеные слезы.

— Я ни во что не вляпалась, как ты изящно изволишь выражаться, поскольку совершенно ни в чем не виновата. Я просто живу, как жила до сих пор. Не моя вина, что на свете бывают преступники, даже если этот преступник мой бывший муж. У нас, в конце концов, есть соответствующие органы, чья прямая обязанность ловить преступников, вот пусть они этим и занимаются, а я буду заниматься своим делом.

Выпалив все это, я уселась на стул и уставилась в окно. Там светило весеннее солнце, на ветке голой еще сирени прыгали две синички. Мир за окном был так хорош, а я сижу тут как дурочка, и меня поучает и без конца теребит совершенно невозможный, наглый тип. Наглый тип тоже уселся на стул, посмотрел в окно, но, не найдя там ничего для себя интересного, возвел глаза к потолку и, обращаясь к нему как к собеседнику, заметил:

— Интересно, почему это женщины, когда им больше нечего сказать, сразу прибегают к слезам? Наверное, хотят разжалобить, а зря!

Я не сразу поняла, при чем тут слезы, но тут же почувствовала, как по моей щеке и вправду ползет предательская, соленая капля. Я поспешно вытерла глаза, пока за одной не последовали другие. Посмотрела на своего мучителя, он все еще делал вид, что его очень интересует потолок, притворщик.

— Ты отстанешь от меня?

Все еще не отрывая взора от столь интересующего его предмета, он вздохнул притворно и медленно покачал головой:

— Конечно, нет. Мне нужно, чтобы ты собралась и поехала со мной.

— Что ж, я иду собираться, поскольку ты не оставил мне выбора. Буду готова через десять, максимум пятнадцать минут. И это время ты вполне можешь провести в машине.

Виктор, не торопясь, свел взгляд вниз. Можно было подумать, что в его больших карих глазах сосредоточилась вся мировая скорбь.

— Ну правильно. Едва успела ты осушить свои притворные слезы, как уже начинаешь хамить.

И, уже направляясь к двери, небрежно бросил через плечо:

— Не могу никак понять, что в тебе мог находить Володька?

Это был болезненный укол, поскольку я и сама иногда задавалась этим вопросом. Поэтому я вспыхнула и постаралась ответить как можно более ядовитым тоном:

— Может быть, сердце?

Он приостановился, оглянулся и зашарил взглядом по моей фигуре, словно искал место, где оно могло бы помещаться, но, якобы не найдя его, пожал плечами:

— Вряд ли! — и вышел.

В названный мною срок я уложилась и вышла из дома через двенадцать минут, поэтому не обратила ни малейшего внимания на то, что он демонстративно смотрит на часы. Дверь машины он мне, конечно, не открыл, да и стоило ли ожидать от мачо столь любезного поведения?

Дорогой мы молчали, только уже при въезде в Москву я сказала свой адрес, несколько удивленная тем, что он не спрашивает, куда меня везти. Никакой реакции. Может быть, он везет меня не домой? Да нет же, еще два поворота, и мой дом. Но, недоезжая квартала, он вдруг затормозил возле большого продовольственного магазина и стал искать место для парковки машины.

— В чем дело? Я живу не здесь.

— И это мне говорит женщина! Ты же неделю не была дома, мыши и те, поди, от голода передохли. Нужно купить продукты, или ты на долговременной диете?

Я хотела ему ответить, что без него разберусь, но потом подумала, что раз уж остановились, то почему бы и не зайти? И все равно его такая забота обо мне, вкупе с саркастическими замечаниями, показалась мне весьма подозрительной. Возя тележку по залу и выбирая, что бы мне купить, я потеряла Виктора из виду, но вдруг он подошел с целой кучей продуктов. С чего бы это он так заботится о моем питании? Он посмотрел на меня совершенно спокойно:

— Конечно, очень приятно, что ты так хорошо обо мне думаешь, но вынужден тебя разочаровать — забочусь я в данном конкретном случае исключительно о собственной персоне. Люблю, признаться, поесть.

— Постой, постой! Если ты набираешь эти продукты себе, то не проще ли взять еще одну тележку и положить их туда, чем разбираться у кассы, где чьи продукты?

В ответ Виктор молча пожал плечами и так взглянул, словно я сказала невесть какую глупость. Я тоже промолчала, спорить себе дороже, а если кассирша начнет возмущаться, я скажу ей, чтобы с ним она и разбиралась. Но этот хитрый жук очередной раз удивил меня. Возле самой кассы он проворно оттеснил меня от тележки, оплатил чек, потом сноровисто, хотя и не слишком аккуратно распихал все продукты по пакетам, лично у меня уходит на это больше времени, и понес в машину.

Ровно через две минуты мы были уже у моего подъезда, причем я обратила внимание на то, как ловко он нашел въезд в мой двор, а это было совсем не просто для человека, незнакомого с этим местом. Наверное, он отлично ориентируется. Я хотела сразу вылезти из машины, но он придержал меня за руку, тщательно оглядел двор и только после этого разрешил мне выйти и вышел сам. «Тоже мне конспиратор!» — фыркнула я про себя.

Сумки он понес сам, мне не дал ничего, весь обвешался ими, и поэтому все двери — и подъезда, и лифта, и квартиры — перед ним пришлось распахивать мне. Интересно, а если бы на нас напали в подъезде, то чем бы он оборонялся, пакетами? А что, это идея! Особенно тем, в котором два десятка яиц! Когда мы вошли в квартиру, меня что-то насторожило, что-то почти неуловимое. Принюхиваясь, я вошла на кухню — определенно чем-то пахло. Запах был чужой, незнакомый, я сказала об этом Виктору. Вот тут бы ему и забеспокоиться, но ничего подобного, этот дешевый конспиратор и ухом не повел. Он стал распаковывать пакеты и рассовывать продукты как попало в шкафы и холодильник, который даже не был включен. Это зрелище доконало меня, я вырвала у него из рук упаковку сырокопченой колбасы и почти закричала: