— Павел, Павел, ну зачем я тебе нужна? У нас с тобой разная жизнь, разные пути, у тебя свой, у меня свой, ну отпусти меня. Клянусь, я никому не скажу, что ты жив, это ведь и не в моих интересах тоже. Ты ведь этого боишься? Так отпустишь?

— Нет!

— А когда?

— Что — когда? — Он опять начинал сердиться.

— Когда ты меня отпустишь, я же не могу быть тут вечно?

— А чем тебе здесь плохо? Оглянись кругом, посмотри повнимательнее: и дом вполне приличный, и мужчина рядом с тобой хоть куда. Лучше и не найдешь, ищи не ищи. Ну что тебе еще надо?

— Никак ты болен нарциссизмом? Уж очень сильно переоцениваешь себя.

— Ага! Вот оно, кажется, мы и до сути докопались. То-то я смотрю, ты какая-то чудная стала, а ты, значит, влюбилась. Ну-ну! Значит, я тебе больше не интересен, ты теперь витаешь в облаках на крылышках неземных страстей. Что ж, и на старуху бывает проруха. Да ведь только это ненадолго — все, рассеются твои красивые, романтические грезы, и останется тоска и грязь, а твой былой нежный возлюбленный вдруг окажется мелким таким сукиным сыном. Вот это я тебе могу совершенно точно предсказать. Твоя беда всегда была в том, что ты слишком все романтизируешь, а жизнь штука очень жесткая, серая и скучная.

— А ты?

— Что — я? — не понял и от этого слегка растерялся он.

— Ты сам разве не сукин сын? Ты что же, пай-мальчик?

— Нет, я далеко не пай-мальчик. Все мы — сукины сыны, но все-таки все разные. Так вот, чтоб ты знала, я не мелкий, по крайней мере. И что бы ты там обо мне ни думала, широкий жест мне не чужд.

— Ну вот и сделай широкий жест, отпусти меня.

— Однако ловко ты к этому подвела. Раньше ты была не способна так ловчить, кто же тебя так изменил, уж не новый ли возлюбленный?

— Значит, не отпускаешь? Вот как?! Ты что-то там о еде говорил, давай корми, пленников положено кормить, а я ведь у тебя в плену нахожусь, не так ли?

— Слушай, Жень, а мне твой теперешний характер больше нравится, с тобой стало интереснее, ей-богу. Раньше ты была изрядной овцой, как ни крути.

— Да? Значит, ты у нас молодец среди овец. Да и всегда таким был, только с бабами сражаться мастер.

Я и сама не ожидала, что смогу сказать ему такое, но вот в запале и выложила. Может, и зря, может, не стоит его особенно злить, кто его теперь знает? Он после моих слов пристально посмотрел на меня, усмехнулся и покрутил головой, откуда, мол, что берется! И пошел было на кухню, но на полдороге передумал, вернулся, подошел и стал меня раздевать, я ведь как приехала, так и сидела в куртке. Я хотела воспрепятствовать ему, но не тут-то было, силы наши явно не равны. Он вытряхнул меня из куртки, как котенка, бросил куртку на стул, туда же последовали мои вязаная шапочка с шарфом. Потом он сделал приглашающий, шутовской жест в сторону кухни.

— Ну уж нет! Готовить не буду, и не надейся. С меня вполне хватает того, что я твоя пленница. — Сказав это, я на какое-то мгновение почувствовала боевой задор.

— Не волнуйся, я не имел этого в виду. Готовить буду я, так и быть, а ты просто постоишь рядом, чтобы я не скучал. Пойдем, пойдем!

Делать нечего, я поплелась за ним. Кухня была большая, судя по обстановке, она использовалась и как столовая, везде чисто, грязной посуды и беспорядка не наблюдалось. Я задумалась, кто же здесь убирает, но потом мои мысли переключились на другое, более существенное. Из кухни был выход в сад, но дверь эта вряд ли открывалась. Все-таки я попробовала нажать на ручку, когда Павел стоял ко мне спиной и не видел, что я делаю, никаких результатов! Наконец он перестал сновать у плиты, я села за стол, а он стал раскладывать по тарелкам яичницу с ветчиной. Ну правильно, чего еще можно было от него ожидать? И я тут же решительно отодвинула от себя тарелку.

— Ну, только твоих детских капризов мне и не хватало! Что я еще мог приготовить за десять минут? Давай ешь, что дали.

— Я не ем мясо, — кротко пояснила я.

— Ну и где ты видишь мясо? Это всего лишь ветчина. Не хочешь, не ешь.

Я молчала. Он озадаченно посмотрел на меня и полез в холодильник, из недр которого вскоре донесся его голос:

— А рыбу ты ешь?

Я не стала вспоминать, ел ли Володя рыбу, а поднялась и тихо-тихо направилась к выходу. Может, пока Павел роется в холодильнике, я успею уйти?

— Далеко собралась? Дверь входная заперта, ключ у меня, ни одно окно не открывается. Ты напрасно держишь меня за идиота. Я тебя сюда привез, и только я тебя отсюда могу выпустить. Пока. Так что не дергайся понапрасну, садись на место и ешь, пока я добрый.

За стол я вернулась, но есть не стала, сидела, демонстративно от него отвернувшись.

— Женя! Ты лучше не зли меня, не надо. Ты ведь меня злым еще никогда не видела, и я тебе не советую!

— Да, а что будет? Какая мне разница, злой ты или добрый? Ты ведь зубы-то мне заговариваешь, а сам все равно рано или поздно убьешь меня, не будешь же ты держать меня здесь всю жизнь. Это, мягко говоря, глупо.

— Ну что ты заладила, как ярмарочный попугай: убьешь, убьешь! Я ведь обещал тебе уже, что ничего плохого с тобой не случится. Так что давай закроем эту тему.

— Грош цена твоим обещаниям! Да и что ты понимаешь в плохом и хорошем? Ты уже сделал мне плохо, и с каждым часом становится только хуже.

— Насколько я понимаю, ты торопилась на свидание, а я тебе помешал, вот ты и бесишься. Так, говоришь, становится все хуже? Тебе? Или предмету твоей любви? Если ему, то я рад, очень рад! Ого! Какой ненавистью полыхнули твои глаза! Вот уж не думал, что ты когда-нибудь сумеешь испытать это чувство. Должно быть, ты и вправду наткнулась на интересный экземпляр, раз из-за него научилась даже ненавидеть. Ты сейчас похожа на львицу, защищающую своего детеныша, ну просто очень интересно, и чем дальше, тем интереснее. Из-за одного этого стоило похитить тебя. Кстати, мне еще никогда не приходилось похищать женщин, это первый опыт такого рода. И должен тебе сказать, это довольно-таки волнующее ощущение, хотя ты всего-навсего бывшая жена, а не какая-нибудь юная красотка.

Он смотрел на меня с вызовом, но в глубине его глаз я увидела разгорающийся огонек, и это мне совсем не понравилось. Очередной раз прав Володя: ненависть ничего не решает, она способна скорее завести в тупик. Но вот последние слова Павла заронили во мне надежду — весьма призрачную, но все же попробовать надо.

— Послушай, Павел, ты ведь в тупике, привез меня сюда, а что дальше, и сам не знаешь. Так вот, чтобы разрешить этот вопрос, я предлагаю тебе обоюдовыгодную сделку: ты отпускаешь меня, а я знакомлю тебя с молодой и очень интересной женщиной, обещаю тебе. Я ведь, в отличие от тебя, свое слово всегда держу. Ну, идет?

Павел рассмеялся, но смех его был злой, и глаза холодно блестели.

— Драгоценная моя, тебе так хочется улизнуть, что ты совсем рехнулась. Да у меня этих красоток — пруд пруди, не знаю, куда и девать. Нашла чем соблазнить!

Я встала, отодвинула Павла от холодильника, открыла и, рассмотрев, что в нем имеется, достала оттуда сыр и яблоко. Порезала сыр, вымыла яблоко и стала невозмутимо есть, бросив Павлу:

— Чайник поставь!

Перекусив и даже выпив кофе с лимоном, который любезно предложил Павел, все-таки он еще помнил мои вкусы, я отправилась в комнату, вытащила из своей сумки журнал, который купила в злополучный момент встречи с Павлом, ах, если бы я тогда поехала другой дорогой, я бы уже давно была в Фирсановке! Уселась на диване и стала листать журнал, пыталась читать, но не смогла сосредоточиться ни на одной статье. Павел наблюдал за мной с одобрительной усмешкой, мое поведение хотя и несколько озадачивало его, но в принципе нравилось. Вдруг мне кое-что пришло на ум, и я резко подняла голову:

— Ну хорошо, отпустить ты меня не хочешь, но могу я хотя бы позвонить? Ведь это даже арестованным дозволяется.

— Нет, детка, не можешь. Неоткуда, да и было бы откуда, я бы не позволил тебе. Я ведь уже говорил и еще раз повторю: не держи меня за идиота. Обойдешься без телефона!

— Да ладно, что это с тобой? Чего ты так панически боишься? Не волнуйся, я не собираюсь звонить в милицию — я тоже не идиотка. Это вполне невинный звонок, просто хочу поинтересоваться здоровьем одного человека, если не доверяешь мне, можешь сам набрать номер. Ну же, я не верю, что у тебя нет сотового телефона.

Сотовый у него был, поколебавшись несколько мгновений и что-то взвесив про себя, он откуда-то принес телефон, может быть, из машины. Наверное, на него подействовали мои упреки в трусости и мой спокойный, уверенный тон. Но в руки он мне его не дал, ну и не надо, на это я и не рассчитывала. Я продиктовала ему номер Володиного сотового, он набрал и, слушая длинные гудки, спросил:

— Кто ответит?

Я сказала. Мне было все равно, лишь бы из телефона послышался голос Володи — больше мне в этот момент ничего не было нужно! Но никто не откликнулся! Это порождало самые черные мысли, я вспомнила свой вчерашний вечерний звонок. А что, если это все-таки Володя подходил к телефону, а потом ему стало плохо и он потерял сознание, вдруг я на самом деле слышала его вздох?! Ему плохо, он лежит беспомощный, а я сижу тут из-за амбиций этого сукиного сына! Но злостью делу не поможешь, что же делать, что делать?! И вдруг, как по наитию, я вспомнила — когда последний раз уезжала от Володи и прощалась с ним, он сунул мне в карман карточку с каким-то телефоном и сказал, что если мне понадобится помощь, то надо позвонить по этому номеру. Я тогда еще никак не могла понять, какого рода помощь мне может понадобиться. А вот понадобилась же, да еще как! Где же эта карточка? Куда я ее сунула? Неужели оставила в Москве, это было бы просто ужасно! И я бросилась к своей куртке, которая все еще валялась на стуле, куда ее швырнул Павел, и стала шарить по карманам трясущимися руками. Павел с большим интересом наблюдал за моими действиями. Карточка была на месте! Я поднесла ее поближе к лицу, ожидая увидеть мужское имя кого-либо из друзей Володи, но на карточке после цифр телефонов, а их было два, стояло — Наталья Николаевна. Секунду я таращила глаза на это имя, а потом подумала: а почему бы и нет?! Разве женщина не может быть другом? Еще как может! Да и вообще, кем бы она ни была, хоть бывшей любовницей, лишь бы дозвониться до нее и узнать, что с Володей, почему он не подходит к телефону? Я протянула руку за телефоном, но Павел не дал, конечно, а в свою очередь протянул руку за карточкой. Прочитав, он весело хмыкнул и отдал мне и карточку, и телефон. Мое невезение продолжалось, никто не отвечал ни по одному, ни по другому номеру, хотя я набирала каждый номер трижды. Я спрятала карточку в сумку и отдала Павлу телефон. Мрачное оцепенение накрыло меня с головой. Из этого состояния меня вывел неугомонный Павел: