В кафе мы оказались единственными посетителями. Я даже головой повертела, чтобы убедиться в этом невероятном факте, но так и есть — только мы с Сашей. Какой-то мужчина в жутко грязном халате, который когда-то, возможно, был белым, поставил на стол перед нами две тарелки с рубленым бифштексом и жареной картошкой, две тарелки поменьше с капустным салатом и два стакана с чем-то, отдаленно напоминающим сок. Хлеба почему-то вообще не дал. Пока он получал от Саши деньги, платить надо было вперед, и, как мне показалось, немалую сумму, я все гадала: кем бы он мог быть — поваром, официантом или кассиром? Но кто бы он ни был, подучив деньги, таинственный мужчина тотчас же ушел в подсобку и плотно закрыл за собой дверь. Я огляделась — помещение донельзя запущенное и унылое, как Саша мог выбрать такой хлев, у меня просто в голове не укладывалось, мне назло, что ли? Не выдержав, я спросила у него:

— Почему здесь никого нет?

Не дождавшись ответа, я встала со стула, собираясь уйти. Не хватало мне еще тайн мадридского двора! Саша нехотя проговорил.

— Они завтра закрываются на ремонт и сегодня уже никого не обслуживают. Я снял помещение на час.

— Все равно не понимаю, почему тебе захотелось именно сюда? Это же сарай, хлев для скота. Неужели в другом месте было бы хуже?

Помня о наставлениях Володи, я старалась держать себя в руках, но вид этих унылых стен, заляпанного пола и липких столов поневоле вызывал во мне какую-то дрожь, и я говорила более эмоционально, чем следовало.

— Ты правда не понимаешь? Я хотел хоть немного побыть с тобой наедине, ведь другой возможности ты не даешь. Неужели ты не помнишь, как хорошо нам было вдвоем? Только ты и я… А теперь ты почему-то избегаешь меня. Боишься, да? Даже здесь.

— Нет, здесь я не боюсь, в случае чего сразу закричу и ударю тебя стулом по голове.

— Не верю, Женя, не верю! Ты не сможешь меня ударить. Кто угодно, но только не ты!

— Еще как смогу. Стыдно признаться, но если придется, то сделаю это с удовольствием. Но мы ведь не для того с тобой встретились, чтобы говорить о такой ерунде? Что ты хочешь, Саша? Что ты на самом деле от меня хочешь?!

Саша опустил глаза, подумал немного и вдруг занялся бифштексом. Ах, ну да, ведь у него же обед. Я не мешала ему, но сама есть не стала, эта еда вызывала у меня брезгливость. Попробовала отпить соку, но и он мне не понравился! Наконец Саша отодвинул от себя пустые тарелки, покосился на мои нетронутые, вздохнул, но ничего не сказал. Я сидела, от нечего делать вертела вилку в руках, терпеливо ждала. Саша откашлялся, я подняла на него глаза, и сердце мое немного екнуло. Занятая осмотром помещения и поражаясь необычности обстановки нашей встречи, я не разглядела его как следует. Сейчас дневной свет падал на его лицо, и было отчетливо видно, что он похудел, глаза запали, и вообще, выглядел Саша неважно. Ну уж в этом-то я точно не виновата, подумала я и, чтобы совсем подавить неуместное сейчас чувство жалости, спросила:

— Как поживает Таня?

— Таня?! — Казалось, что он безмерно удивлен моим простым и вполне естественным вопросом, но быстро справился с собой. — Хорошо. Впрочем, она уехала. Я отправил ее обратно в Ульяновск.

— Вот как? Отчего же, вы опять с ней поссорились? Саша недовольно нахмурил брови и сердито скривил рот.

— Да нет, с чего нам ссориться? Просто она ждет ребенка, а в таком состоянии мало хорошего мотаться по чужим квартирам, пусть сидит дома.

— У вас будет ребенок? Это здорово, я поздравляю тебя, а когда свадьба, теперь уж, наверно, скоро?

— Через две недели, но не здесь, конечно, там, в Ульяновске. Ну и довольно об этом. Я вообще не понимаю, почему тебя интересует Таня. Я совсем не собирался говорить с тобой о ней. Хочу поговорить совсем о другом: о тебе, о нас.

Я даже привскочила на стуле от удивления и негодования.

— Саша, что с тобой? О чем ты? Приди в себя, опомнись! Зачем я тебе теперь нужна? Ты скоро станешь мужем и отцом, у тебя красавица невеста. Что тебе еще надо?

— У тебя короткая память, Женя. Я уже говорил тебе, но повторю еще раз: мне нужна ты, и сейчас, и потом, всегда, целиком и полностью. Я женюсь, потому что все так делают — женятся, заводят детей, для жизни, для дела. Таня меня вполне устраивает, она красива, молода, здорова — значит, и ребенок будет здоров. У нее, конечно, есть недостатки, и не так уж мало, но я их знаю и вполне с ними справляюсь. В наши с тобой отношения она лезть не будет, я уже говорил с ней, и она мне это твердо обещала, для нее главное, что я женюсь на ней. Ведь не могла же ты, Женя, в самом деле рассчитывать, что я женюсь на тебе? Это просто нелепо. Ты совершенно не годишься для этого ни по возрасту, ни по характеру. Ты совсем другое дело. Ты часть моего «я» — без тебя мне плохо, я не могу полноценно работать, полноценно существовать. Ведь ты же не можешь не понимать, насколько это важно! Женя, ты умный, опытный человек, добрая, чуткая женщина и не должна из-за мелких недоразумений и обид, из-за женского самолюбия непоправимо испортить нашу жизнь.

Я слушала его и думала о том, насколько благотворна для меня встреча с Владимиром. Скажи все эти слова Саша мне в декабре, я ведь, скорее всего, согласилась бы, как выразился Володя, бросить жизнь к его ногам. Не думаю, что такую жизнь я бы смогла долго выдержать, но поначалу согласилась бы. И дело тут, конечно же, не в польщенном самолюбии, какое тут, к черту, самолюбие! Но мне бы показалось нужным, ценным, важным помочь человеку, поддержать его. А сейчас я думала, что он обращается ко мне так, словно я и не человек вовсе, со своими планами и желаниями, а некое вещество, пища, необходимая для поддержания его драгоценной жизни. Словно бутерброд какой-то! Он и собирался воспользоваться мной как бутербродом, смаковать по кусочку, пока не надоест, а потом выкинуть и забыть. Ведь он так уже сделал когда-то с той несчастной женщиной, которая содержала его, когда он учился, а сейчас и не вспоминает о ней, Какой-то пожиратель женщин. Я чувствовала, видела, что ему безразлично, что будет с моей жизнью, да и не только с моей. Как отразятся наши отношения на жизни и судьбе его жены и его будущего, еще не родившегося ребенка, ему тоже безразлично. Он и не думал об этом, все это было мелочью, важна была только его жизнь, его чувства и желания. Не знаю, мог ли помочь ему психоаналитик, я уж точно не могла. Почувствовав, что пауза затянулась, я очнулась от своих мыслей и сказала ему спокойно и серьезно:

— Саша! Я очень внимательно выслушала тебя. Я благодарна тебе, что ты так высоко меня ценишь, но твое предложение мне не подходит, совершенно не подходит. У меня совсем другие планы на собственную жизнь. Это мой окончательный ответ.

— Но ты же не можешь мне отказать. Не можешь! Как ты этого не понимаешь? Наши с тобой отношения зашли так далеко, что их нельзя прервать, нельзя закончить. Ты просто не имеешь морального права так поступить со мной.

— Могу и имею. Никаких, повторяю, никаких моральных обязательств у меня перед тобой нет и быть не может. Не знаю, что ты там навоображал себе, но я никогда тебе ничего не обещала. Ты просто жил у меня на квартире, и все. Да, мы переспали с тобой несколько раз, это было большой ошибкой, обоюдной ошибкой, не надо было этого делать.

Саша перебил меня, он весь побелел, губы его подергивались, на него было страшно смотреть. Да он совершенно болен! — подумала я.

— Ошибкой?! Ты… ты называешь наши отношения ошибкой? Кем нужно быть, чтобы так говорить?! Ты что, шлюха, которая трахнулась пару раз в свое удовольствие, а поманил ее новый кобель, и она к нему побежала?! Не пачкай наши отношения ложью! Тем более, что ничего изменить ты уже не можешь. Да, ты мне причинила сейчас сильную боль, ты оказалась куда низменнее и пошлее, чем я о тебе думал, но какая бы ты ни была — ты моя! Ты принадлежишь мне, и с этим фактом ты ничего не можешь сделать.

— Успокойся, Саша. Держи себя в руках. Нет никакого факта, есть только твое желание продолжать нашу связь, но это не факт. Твои желания для меня не закон, и я никогда не принадлежала тебе и принадлежать не буду, да и вообще никому, поскольку я не вещь. И я не рабыня твоя. Хоть это ты способен понять? Я не рабыня, у меня есть свои желания и жизненные планы, которым я следую, а уж какие они — пошлые или нет, это никого не касается. Я согласилась сегодня встретиться с тобой только с единственной целью — сказать, чтобы ты немедленно прекратил меня преследовать, приходить, звонить. Живи своей жизнью, а я буду жить своей.

Я резко встала, но Саша вцепился в мою руку. Я хотела позвать на помощь, но он схватил меня другой рукой за горло, так что вместо крика получился какой-то сип. Ситуация оказалась критической. Вряд ли он мог задушить меня одной рукой, но это соображение как-то мало утешало. Я была во власти сумасшедшего, обезумевшего человека, мне было очень больно и страшно. Я стала задыхаться, в глазах потемнело. Опираясь на стол, я, видимо, конвульсивно задвигала свободной правой рукой, под пальцы что-то попалось — вилка! Сжав ее, я изо всех последних сил воткнула ее душителю в спину. Длинные стальные зубья легко проткнули одежду и вошли в тело — не глубоко, но, должно быть, ощутимо. Саша сразу выпустил меня, и я бросилась к выходу. Вспомнив, что он закрыт, устремилась к двери во внутренние помещения. Саша бросился за мной. Я едва успела закричать и изо всех сил толкнула стол, на котором стояли перевернутые вверх ножками стулья. На шум влетел тот мужчина, что подавал нам еду. За ним спешили молодой лохматый парень и краснощекая полная женщина.

Мужчины принялись оттаскивать и утихомиривать Сашу, а женщина подбежала ко мне и помогла собрать мои вещи. Ни на кого не глядя, даже не поблагодарив за помощь, я устремилась через подсобные помещения на улицу, одеваясь на ходу.

Дома немного пришла в себя, но безотчетный страх не давал покоя. Я боялась не Саши — почему-то была уверена, что никогда не встречусь с ним больше. Боль в горле, как ни странно, усилилась. Есть я ничего не могла, только выпила немного холодного чая.