Рос зеленый миндаль, очень сладкий, похожий на сердцевину пальмы, а косточка его — под тремя одеждами, творением владыки одаряющего, как сказал поэт:

Одежды есть три на теле нежном и сладостном.

Различен их вид — они владыкой так созданы.

Грозят они смертью телу ночью и каждый день,

Хотя заключенный в них и не совершил греха.

А другой сказал:

Миндаль ты не видишь разве,

коли средь ветвей

Покажет его рука закутавшейся?

Очистив его, мы видим сердце его —

С жемчужиной оно схоже в раковине.

Но еще лучше написал третий:

Зеленый как красив миндаль!

Ведь самый меньший руку нам

Наполнит! Волоски на нем —

Как безбородого пушок.

А сердце миндаля найдешь

И парным и единым ты.

И как жемчужина оно,

Что в изумруд заключена.

А еще один говорил:

Подобного глаза мои не видели

Миндалю красой,

как распустятся цветы на нем.

Голова его сединой сверкает блестящею,

Когда вырос он, а пушок его еще зелен все.

Произрастал боярышник разнообразной окраски, купами и отдельно, и сказал о нем кто-то из описывавших так:

Взгляни на боярышник,

на ветках нанизанный.

Чванливо, как абрикос,

гордится он на сучках.

И кажется желтизна его

смотрящим подобною

Бубенчикам, вылитым из яркого золота.

А другой сказал:

Вот сидра дерево блещет

Красой иной каждодневно,

И ягоды между листьев,

Когда предстанут пред взором, —

Бубенчики золотые,

Повешенные на ветках.

И были в саду померанцы, подобные калгану, и сказал о них поэт, от любви обезумевший:

Он красен, в ладонь размером,

горд и красоте своей,

Снаружи его огонь, а внутренность —

чистый снег,

Но дивным сочту я снег, не тающий близ огня,

И дивным сочту огонь, в котором нет пламени.

А кто-то изрек:

Вот дерево померанца.

Мнится, плоды его,

Предстанут когда они глазам проницательных,

Ланиты прекрасных жен,

убравшихся для красы

В дни праздника и одетых в платья парчовые.

А еще один написал:

Скажу — померанцев рощи, веет коль ветерок,

И ветви под тяжестью плодов изогнулись,

Подобны щекам, красой блестящим,

когда в часы

Привета приблизились к ним щеки другие.

А другой сказал:

Оленя попросили мы: «Опиши

Ты этот сад и в нем померанцы»,

И молвил он: «Ваш сад — мой лик, а сорвал

Кто померанец, тот сорвал жар огня».

Росли в саду лимоны, цветом подобные золоту, и спустились они с высочайшего места и свешиваются на ветвях, подобные слиткам золота, и сказал о таких поэт, безумно влюбленный:

Не видишь ли рощи ты лимонной,

что вся в плодах?

Склонились когда, страшна им гибель грозящая.

И кажется нам, когда

пронесся в них ветерок,

Что ветви нагружены тростями из золота,

И были в этом саду лимоны с толстой кожей, спускавшиеся с ветвей своих, точно груди девушек, подобных газелям, и был в них предел желания:

Прекрасный я увидал лимон

средь садов сейчас.

На ветках зеленых, — с девы станом

сравню я их.

Когда наклоняет ветер плод, он склоняется,

Как мячик из золота на палке смарагдовой.

И были сладкие лимоны с прекрасным запахом, подобные куриным яйцам; и желтизна их — украшение плодов, а запах их несется к срывающему:

Не видишь ли лимон — когда явится,

Влечет к себе все очи сияньем

И кажется куриным яйцом он нам,

Испачканным рукою в шафране.

Росли в саду всякие плоды, цветы и зелень и всевозможные виды благовонных растений — жасмин, бирючина, перец, лаванда, роза, баранья трава, мирта и цветы всяких сортов. Казался этот несравненный сад любому входящему райским уголком. Если входил туда больной человек, выходил из сада как ярый лев, будучи не в силах описать его чудеса и диковинки, сходные с диковинками, которые найдутся только в райских садах; да и как же иначе, если имя привратника — Ридван! Но все же между этими садами — различие.

Когда дети купцов прогулялись по саду, они, сняв тюрбаны и верхнюю одежду, расселись в одном из портиков на ковре из вышитой кожи вокруг Али Нур-ад-дина, облокотившегося на подушку с верхом из беличьего меха, набитую страусовыми перьями, ему подали веер из перьев страуса, на котором были написаны такие стихи:

Вот веер навевает ароматы,

Подобные духам, в минуту счастья.

Всегда ведет тот благовонный запах

К лицу того, кто славен, благороден.

Юноши неспешно беседовали, созерцая красоту Али Нур-ад-дина, когда к ним приблизился чернокожий раб. Слуга принес кожаную скатерть для кушаний и сосуды из хрусталя. Один из молодых людей, перед тем как отправиться на прогулку, наказал домашним, чтобы те прислали в сад яства. Темнокожий прислужник разложил перед купеческими детьми кушанья. На скатерти было все, что бегает, летает и плавает: перепелки, птенцы голубей, ягнята и наилучшая рыба. После сытной трапезы юноши омыли руки чистой водой с мылом, обсушили их платками, шитыми шелком и золотыми нитями. Нур-ад-дину подали платок с каймой червонного золота. За кофе возобновился неспешный разговор.

Вдруг садовник ушел и вернулся с корзинкой роз. Он спросил: «Что вы скажете, господа, о цветах?» И кто-то ответил: «В них нет дурного, особенно в розах, от них не отказываются». — «Да, — промолвил садовник, — но у нас в обычае давать розы только за стихи под вино, и тот, кто хочет их взять, пусть прочтет какие-нибудь подходящие стихи». Один из десяти купеческих сыновей вызвался прочесть подходящие стихи. Садовник отдал ему букетик роз, и юноша произнес:

«Для роз у меня есть место,

Они не наскучат вечно.

Все прочие цветы — войско,

Они же — эмир преславный.

Как нет его, так гордятся,

Но явится — и смирятся».

Потом садовник подал букетик другому, и тот, взяв розы, сказал:

«Вот тебе роза, о мой господин,

Мускус напомнит дыханье ее.

То дева — влюбленный ее увидал,

И быстро закрылась она рукавом».

Третий молодой человек, получив букетик, прочел:

«Прекрасные розы! Сердце счастливо, видя их.

А запах напомнит нам о меде хорошем.

И обняли ветки их с восторгом своей листвой,

И словно целуют их уста неразлучно».

Потом садовник подал розы четвертому, который в ответ промолвил:

«Не видишь ли роз куста,

в котором явились нам

Столь дивные чудеса,

на ветках висящие?

Они — как бы яхонты, везде окруженные

Кольцом изумрудов,

с ярким золотом смешанных».

Пятый юноша на дар садовника ответил такими строчками:

«Изумруда ветви плоды несут, и видимы

Плоды на них, как слитки золотые.

И как будто капли,

что падают с листвы ветвей, —

То слезы томных глаз, когда заплачут».

Шестой произнес:

«О роза, — все дивные красоты в ней собраны,

И в ней заключил Аллах тончайшие тайны.

Подобна она щекам возлюбленного, когда

Отметил их любящий при встрече динаром».

Седьмой молодой человек прочел такие стихи, взяв из рук садовника предназначенный ему букетик:

«Вопрошал я: “Чего ты колешься, роза?

Кто коснется шипов твоих, тут же ранен”.

Отвечала: “Цветов ряды — мое войско,

Я султан их и бьюсь шипом, как оружием”».

Следующий ответ на жест садовника звучал так:

«Аллах, храни розу, что стала желта,

Прекрасна, цветиста и злато напомнит,

И ветви храни, что родили ее

И вам принесли ее желтые солнца».

Девятый юноша прочел:

«Желтых роз кусты — влечет всегда прелесть их

К сердцу любящих ликованье и радости.

Диво дивное этот малый кустик — напоен он

Серебром текучим, и золото принес он паи».

Подарив десятый букетик роз, садовник услышал:

«Ты видишь ли, как войско роз гордится

И желтыми, и красными цветами?

Для розы и шипов найду сравненье:

То шит златой, и в нем смарагда стрелы».

Одарив всех купеческих детей розами, садовник принес скатерть для вина и, поставив фарфоровую чашу, расписанную золотом, произнес: