Джудит прекрасно помнила, как трудно было справиться с Редом прошлым летом — особенно в том, что касалось женщин. Действительно, ее сын стал прекрасным юношей, превзойдя даже все ожидания матери. Он был не просто красив — в его облике было что-то завораживающее, чарующее, и это буквально сводило с ума девушек: они слетались к нему, как бабочки к свечке. Но, конечно, Джудит воспитывала сына не для того, чтобы он стал игрушкой в руках какой-нибудь бабенки! В его жизни должны быть другие приоритеты!

Но не только женщины представляли опасность для Реда — этого прекрасного богатого Адониса с великолепными манерами и блестящим образованием. Другой опасностью был дилетантизм, или, другими словами, синдром плейбоя, столь типичный для богатой молодежи. Симптомы были налицо: предрасположенность к частым выпивкам, привязанность к роскошным автомобилям и высоким скоростям, страсть к яхтам, неразборчивость в выборе друзей. Джудит знала, к чему это может привести: Ред рисковал ничего не добиться в жизни, не достичь славы, может быть, даже вообще потерпеть полное фиаско в карьере! Нет, не такое будущее готовила Джудит своему сыну, не об этом мечтала еще тогда, когда Ред даже не был зачат, а она только начинала думать, что у нее родится сын, который принесет матери столько радости, став знаменитым и преуспевающим. Джудит ревновала сына к его окружению; она чувствовала, что сама была, не прочь получить все то внимание, которое доставалось сыну. Особенно волновало ее то обстоятельство, что, будучи объектом живого интереса всех женщин моложе пятидесяти лет, Ред, похоже, не имел сил сопротивляться дамским чарам и легко увлекался теми, кто оказывал ему знаки внимания.

Да, главное — держать сына под контролем! И по мере того как искушения и соблазны вне дома становились все сильнее, а дисциплина дома все более трудно осуществимой, у нее оставалось только одно эффективное средство — деньги! Ред получил прекрасное образование, у него был изысканный вкус. А раз он решил посвятить свою жизнь политической карьере, — на этом ведь много не заработаешь, — то единственным источником финансов для него было оставленное отцом наследство, пожизненным опекуном которого являлась Джудит. Ред не получит ни цента без ее разрешения, и так будет продолжаться до самой ее смерти!

Надо найти Реду невесту, похожую на нее — с такой же хваткой. Джудит знала, что такая девушка найдется, вопрос только, кто и когда. Как только она заметит в окружении сына молодую особу, отвечающую ее идеалам, то скажет свое решающее слово. Будущему президенту нужна хорошая жена, а кто, как не она, знает, что значит «хорошая жена»?!

Джейд? Едва ли. Она очень соблазнительна, хотя ей пятнадцать. Но все-таки Ред — сын своего отца, а Джейд — дочь своей матери… В конце концов, Джудит была готова немного пожевать Джейд, чтобы потом выплюнуть ее.

Нет, не Джейд мешала Джудит уснуть. Это был… Билл Шеридан, по-прежнему он. Она не боялась его, не думала, что этот человек станет что-то от нее требовать. Просто вспомнились те дни, когда они были вместе, и поэтому никак не могла успокоиться…

Хотя на протяжении стольких лет между ними была огромная дистанция, память о Билле так и не стерлась. Она помнила часы их близости: как сладки они были, как крепко он сжимал ее в своих объятиях, как обладал ею. О, как ей хотелось этого большого, светловолосого, мужественного человека! И она знала, что это желание осуществится — тем или иным образом. Однажды она купила его, и сейчас была готова пойти на это! Впрочем, Джудит покупала Билла уже дважды — один раз его присутствие, второй — отсутствие.

Это было в 1950 году. Карлотты не было в Бостоне вот уже четыре года. Лишь Билл оставался рядом, продолжая угрожать ей и Реду. Нет, она не думала, что Билл когда-нибудь придет к Реду и прямо скажет ему, что он его отец! Даже если ему наплевать на спокойствие мальчика, он не рискнул бы поставить под удар свою собственную карьеру — будучи тогда уже конгрессменом, не позволил бы поставить под удар Фрэнки и их дочь. Ему не нужен был скандал. Но само присутствие Билла в Бостоне содержало в себе некую угрозу. Любой внимательный взгляд мог бы заметить их сходство — у Реда была та же улыбка, тот же взгляд. Мальчику было всего шесть лет, но Джудит боялась, что с каждым годом сходство будет лишь расти. Она была обязана удалить Билла, заставить его уехать как можно дальше.

— Уезжай из города! — сказала ему Джудит. — Из Бостона, из Массачусетса…

— Ты что, с ума сошла? Я избран в Палату представителей от этого штата. Куда прикажешь мне теперь деваться? И чего ради — только для твоего спокойствия? Пойми, это совершенно невозможно…

— Ты уедешь, — твердым голосом повторила Джудит.

— Черта с два!

— А за миллион долларов?

— А что мне твой миллион? Разве на эти деньги купишь все то, что есть у меня здесь?

— Два миллиона.

— Куда я должен уехать?

Она знала, что Билл сломается.

— Может быть, во Флориду? Там сейчас бум на земельные участки, — сказала она. — Штат быстро развивается. С твоими способностями и с двумя миллионами в кармане ты приобретешь полштата. А затем, с таким солидным капиталом, может быть, ты закончишь карьеру мэром Майами-Бич.

Ему захотелось дать ей пощечину. Джудит всегда будила в нем такие чувства. Иногда он готов был избить ее до полусмерти.

— А что я скажу Фрэнки?

— Скажи ей, что я не даю тебе жить, использую свое богатство и связи, чтобы насолить тебе, что вы оба меня раздражаете и я требую вашего отъезда из Бостона. Скажи, наконец, что в Бостоне твоя политическая карьера обречена на провал.

— Три миллиона, — произнес Билл. Джудит рассмеялась:

— Я всегда знала, что ты продажная девка, Билл Шеридан. Три миллиона так три миллиона!

Ставни не пропускали свет, и в комнате было совсем темно. Но Джудит знала, что уже настало утро. Она встала с кровати, подошла к окну и открыла ставни. За окном творилось нечто ужасное: порывы ветра, несшиеся с Бог знает какой скоростью, носили по двору листья пальм, оторванные ставни, куски черепицы. На земле валялись вырванные с корнем деревья.

Ураган, казалось, придал Джудит дополнительную энергии. Она твердо решила, что Билл Шеридан снова будет принадлежать ей. У нее были другие мужчины, но никто из них не мог сравниться с Биллом.

Однажды они заключили сделку, что ж, можно попробовать еще раз. В конце концов, все эти Фрэнки, Д’Арси, Трейс, Джейд были здесь ни при чем. Речь шла, по сути дела, лишь о них троих — о ней, Билле и их сыне Реде.

II

Когда Абигайль проснулась утром, то не сразу поняла, где находится и почему в комнате так темно. Потом догадалась, что ставни закрыты из-за урагана. Рядом лежала Джейд. Простыня, прикрывавшая ее, оттеняла обнаженные плечи сестры. На ней все то же праздничное платье — значит, она заснула не раздеваясь! Разумеется, она даже не пожелала спокойной ночи Джейд. Разбудить сестру? Нет! Лучше сначала раздеться, принять душ, потом одеться снова. Может быть, за это время Джейд проснется сама и они смогут немного поболтать, прежде чем надо будет спускаться вниз. Ведь Абигайль совсем не надеялась до этого побывать во Флориде и, увидеться с сестрой…

Когда почтальон принес приглашение на празднование шестнадцатилетия, Абигайль была дома одна. Она страшно обрадовалась: значит, Шериданы еще не забыли о ее существовании! Но спустя некоторое время загрустила: конечно, дядя и тетя ни за что не согласятся отпустить ее на этот праздник. Вслед за отцом они никогда не разрешали ей встречаться с Шериданами и Джейд! Об этом было сказано сразу же после похорон отца. Казалось, он смог вынести бегство Карлотты, но не ее смерть: через неделю после того, как Карлотта нашла вечный покой в теплой калифорнийской земле, Уит Трюсдейл поднялся на чердак своего кирпичного дома на Луисбург-сквер и повесился.

Как только они вернулись с похорон домой, тетя Селена сказала:

— Карлотта приносила зло при жизни. Увы, она и мертвая никак не успокоиться! Вполне допускаю, что у нее хватило наглости встать из могилы только для того, чтобы накинуть петлю на шею Уитмену.

Абигайль, которой было тогда тринадцать лет, хотела было закричать:

— Ничего подобного! Все случилось, как в «Сияющих высотах», Кэти и Хитклиффа! Ее дух прилетел за ним, и оба они нашли свое единство в смерти! — Она не дерзнула произнести это вслух. Зачем? Она знала правду: Карлотта по собственной воле бросила мужа и малолетнюю дочь, и не было никаких оснований превращать этот неприятный факт в романтическую историю.

Была еще одна причина, по которой Абигайль в тот раз смолчала: она никогда не спорила с двоюродной бабушкой. Это было невозможно. Она всегда побаивалась строгих манер и суждений тети Селены. Может быть, и Карлотта боялась того же?

Иногда Абигайль играла в игру «что, если». Что, если бы ее родители не жили с Джорджем и Селеной? Что, если бы они не зависели от дяди Джорджа и, тети Селены? Несомненно, маме было невообразимо трудно жить с ними. А если бы не так? Что было бы тогда? Может, все кончилось бы по-другому?

Через неделю после похорон на заднем дворе дома дяди Джорджа состоялся акт сожжения — убираясь в комнате племянника, тетя Селена обнаружила кипу журналов с фотографиями Карлотты. В одном из ящиков шкафа Уит прятал все то, что осталось от Карлотты после ее побега: легкий газовый шарф, булавку, шелковый цветок, белую кофточку со следами губной помады на воротнике, опорожненную наполовину бутылку «Орхидеи джунглей», давно потерявшую всякий запах, и даже пару кружевных розовых трусиков.

Абигайль стояла за углом дома и смотрела, как языки пламени пожирают все, что напоминало отцу о матери.

Ей очень хотелось броситься к костру и спасти хотя бы немногое — наверное, было бы достаточно одного номера «Серебряного экрана». Но разве могла она сдвинуться с места под пристальным, мстительным взором тети Селены!