Маргарет Макфи - Любовница маркиза

– Джентльмены, танец, который выставляется сегодня на аукцион… – Кембл сделал драматическую паузу, – вальс!

Рэйзеби стиснул зубы.

Он увидел, как глаза Элис расширились от удивления, на лице промелькнула растерянность, которую она скрыла за улыбкой.

По толпе прошелестел взволнованный ропот. Вальс. Это был танец ухаживания и страсти, по крайней мере для них. Танец, пользовавшийся скандальной славой, потому что позволял почти интимные прикосновения, невозможные ни в каком другом танце. Это был танец, принадлежавший Элис и Рэйзеби.

Торги начались. Участники аукциона так часто махали программками, поднимали руки и кивали, что Рэйзеби сбился со счета. Это было похоже на охоту – каждый старался загнать оленя. Рэйзеби молча наблюдал за тем, что один за другим участники выходили из игры, испуганные размером предлагаемых сумм. Наконец осталось двое. Это были самые богатые люди в этом зале – Хоуик и Монтейт.

– Две тысячи фунтов, – предложил Монтейт.

– Две тысячи сто, – парировал Хоуик.

– Две тысячи триста.

Хоуик отреагировал с быстротой молнии:

– Две тысячи четыреста.

– Две тысячи пятьсот? – Кембл выжидательно посмотрел на Монтейта, но тот покачал головой, признавая себя побежденным.

– Кто-нибудь даст две тысячи пятьсот?

Рэйзеби увидел улыбку, скользнувшую по губам Хоуика. Он не сомневался в своей победе.

– Две тысячи четыреста – раз, – сказал Кембл.

Хоуик посмотрел на Элис так, словно она уже принадлежала ему.

– Две тысячи четыреста – два.

Джентльмены, стоявшие рядом с Хоуиком, уже пожимали ему руку.

– Пять тысяч фунтов, – лениво проговорил Рэйзеби.

Толпа замерла, потом раздался дружный вздох.

Он видел, как уставились на него Линвуд и Венеция, на их лицах читалось откровенное изумление.

– Ваша светлость? – обратился Кембл к Хоуику.

Рэйзеби чувствовал, как бьется его сердце, слышал взволнованный шепот в толпе. Это были самые долгие секунды в его жизни.

– Мои поздравления, лорд Рэйзеби, – дружелюбно произнес Хоуик, но в его глазах читалась ненависть.

– Раз.

– Два.

– Продано.

Только теперь Элис посмотрела на него.

– Танец продан лорду Рэйзеби за весьма щедрое пожертвование в пять тысяч фунтов.

Кембл продолжал говорить, но Рэйзеби уже не слышал его, он не отрываясь смотрел на Элис.

Рука Элис лежала в руке Рэйзеби, и не имело значения, что все смотрят на них – на единственную пару на танцевальной площадке. Все было так, как и должно было быть. Тепло сменило леденящий холод, пустота заполнилась. На душе у Элис было легко, как прежде, сердце пело. Оказывается, для счастья ей нужно совсем немного – всего несколько минут рядом с Рэйзеби.

Они были прекрасной парой: все движения точны и изящны, один дополняет другого. Это был их танец. И музыка была такой нежной и мелодичной… Элис знала, что никогда больше не будет танцевать вальс ни с кем другим.

Она взглянула в его лицо.

– Твое поведение было совершенно скандальным, теперь об этом будет говорить весь Лондон, – сказала она, не в силах сдержать улыбку.

– Ради благотворительности я готов и на большее, – улыбнулся он в ответ.

Незримая связь между ними существовала всегда, а теперь крепла день ото дня.

– Ты избегаешь меня, Элис.

– Так лучше для нас обоих.

Их взгляды встретились. В его глазах Элис увидела нежность и теплоту и почувствовала себя совершенно счастливой.

– Значит, ты признаешь, что не хочешь встречаться со мной?

– Я ничего не признаю.

– Ты не ответила на мое письмо.

– Какое письмо? – кокетливо спросила она, но сердце ее тревожно забилось.

– Вы прекрасно знаете какое, мисс Свитли.

– Вы, должно быть, ошибаетесь, лорд Рэйзеби.

Он улыбнулся:

– Я часто ошибаюсь, но не в этом случае.

– Я получаю столько писем.

– Не сомневаюсь.

– Освежите мою память. Что было в письме?

Закусив губу, Элис с волнением ждала ответа.

– Ты действительно хочешь, чтобы я сказал это вслух, Элис? – прошептал он мягким бархатным голосом. – Здесь?

В его глазах было такое откровенное желание, что Элис отвела взгляд, борясь с искушением. Ее щеки порозовели.

– Может быть, не здесь, – согласилась она.

Они продолжали кружиться в танце.

– Я знаю, почему ты не забрала платья из шкафа.

Ее сердце учащенно забилось.

– Потому что мне нужны были новые, – ответила она, стараясь говорить спокойно.

– В самом деле?

Рэйзеби скептически изогнул бровь.

– Я теперь известная актриса и должна одеваться по последней моде.

– А бриллиантовый браслет?

– Бриллианты сейчас вышли из моды, ты не знал?

– А чек?

– Там была проставлена слишком большая сумма.

– И почему я тебе не верю?

– Потому что ты всегда был подозрительным.

Он улыбнулся:

– У меня на этот счет другая теория.

– Какая? Я знала, что ты любишь наряжаться в платья, и поэтому оставила их тебе?

Рэйзеби рассмеялся:

– Ты же говорила мне, что я превосходно смотрюсь в твоем старом переднике, надетом на голое тело.

Элис невольно рассмеялась.

Они смотрели друг на друга, счастливые уже оттого, что вместе.

– Нет, моя теория несколько отличается от твоей, – тихо произнес он.

Ее улыбка угасла. Она вдруг испугалась и внимательно посмотрела ему в глаза.

– Не хочешь узнать, что у меня за теория, Элис?

– Не здесь, Рэйзеби. Пожалуйста.

– Не здесь, – выдохнул он чуть слышно.

Они танцевали и танцевали, и все присутствующие не отрываясь смотрели на них.

Венеция сидела на софе рядом с Элис, в ее маленькой гостиной на Мерсер-стрит.

– Прошлым вечером ты и Рэйзеби… – Венеция умолкла, пристально глядя на подругу.

Элис покачала головой:

– Мы не возобновили отношения, если ты об этом хотела спросить.

– Этот вопрос интересует весь Лондон, Элис.

Элис вздохнула.

– Что ж, часть моей работы – привлекать к себе внимание, разве не так? – Но когда Рэйзеби сжал ее руку, Элис и думать забыла о работе. – Кроме того, это же было ради благотворительности.

– Да. И это означает, что больше такой возможности у тебя не будет. Ты разыграла свою карту.

Элис опустила глаза. Она понимала, что Венеция права. Один раз, на несколько коротких мгновений она и Рейзеби перенеслись в другой мир. Но больше это не повторится.

– Ты по-прежнему играешь с ним в опасную игру?

Элис покачала головой:

– Я и не начинала.

– Вы не безразличны друг другу.

Это был не вопрос, но Элис кивнула, уставившись в чашку с чаем. Она устала притворяться.

– О, Элис, – мягко сказала Венеция. – Что ты будешь делать?

– А что? Жизнь продолжается. Я буду работать в театре, а он – искать себе жену. Разве у нас есть выбор?

– Наверное, нет, – согласилась Венеция и обняла подругу.

Они молча допили чай.

У Рэйзеби меж тем дела шли ничуть не лучше. Мать решила навестить его и явилась в дом на Лестер-сквер с вполне определенной целью.

– Ты выглядишь усталым, дорогой. Поздно лег вчера?

Мать провела рукой по его щеке.

– Нет, – коротко ответил Рэйзеби, не вдаваясь в подробности.

Она опустилась на софу и посмотрела на поднос с чаем.

– Знаешь, вчера я пила чай с Терезой Даррингтон, – сообщила мать, делая вид, что целиком поглощена завариванием чая, но Рэйзеби ей обмануть не удалось.

– Неужели?

Он стоял у камина, глядя, как мать тщательно отмеряет две ложки чайных листьев, а потом аккуратно запирает на ключик чайную коробку. Элис никогда не прятала чай от слуг. «Что дурного, если они отсыпят себе немного и сэкономят деньги?» – всегда говорила она. Таково было ее отношение к людям.

– Они, конечно, не принадлежат к высшей аристократии, нажили свое состояние на торговле, но все равно это прекрасная партия, – заметила вдовствующая леди Рэйзеби.

– Потому что у Даррингтонов тугой кошелек?

Интересно, подумал он, успела ли мать прочесть газеты? Во многих из них появились статьи о нем и Элис на аукционе.

– Не будь таким вульгарным, Джеймс. Но если и так, что в этом плохого? Ему принадлежит половина мельниц в Йоркшире, и у него большие капиталовложения в колониях. А его земли… – Она налила горячую воду в заварочный чайник.

– …соседствуют с владениями Рэйзеби, – закончил он.

– Мисс Даррингтон – единственная дочь и наследница всего состояния. В этом сезоне она впервые выехала в свет. Может быть, тебе уже приходилось встречать ее?

– Не припоминаю.

Мать помешала ложкой в чайничке и закрыла крышку, потом придвинула к себе небольшие песочные часы, чтобы следить за временем заваривания чая. Леди Рэйзеби всегда сама заваривала себе чай.

– Я подумала, что мы можем пригласить мисс Даррингтон и ее мать на небольшую прогулку в конце следующей недели.

Рэйзеби внимательно следил за песчинками, стремительно перетекавшими из одной половины часов в другую. Вот так же, как песок, течет его жизнь, единственным светлым лучом в которой явилась Элис.