Тэра прошла в столовую, обозревая великолепный стол с образцами итальянской, китайской и индийской кухни и огромным именинным тортом в форме подковы с четырнадцатью свечами, подставки для которых изображали стремена.

Вернувшись на кухню, она села у стола. Усталая и опустошенная. Пугающе одинокая. Она чувствовала, что потеряла часть себя, что в ее душе зияет бездонная дыра.

Она посмотрела на календарь. Прошло уже четыре недели. Надежда ушла прочь. Случайные всплески оптимизма возникали все реже. Ужас сжимал ее грудь.

Она откинула голову назад. Обернулась и выглянула наружу. В сад позади дома. Бледно-зеленый свет струился от омытых дождем листьев. Недавно прошел ливень, и сейчас сад выглядел чистым и свежим.

Было семь часов вечера. Солнце, еще довольно высоко стоящее над горизонтом, слабо и неуверенно пробивалось сквозь облака. Тень появилась на стене прихожей. Длинная тень. Темная. Совершенно неподвижная.

У Тары от предчувствия шевельнулись волосы на голове.

Она сидела неподвижно как камень.

Тень сдвинулась. Он вошел в дверь. Он был бледнее и тоньше, его кожа была светлой, почти прозрачной.

Тэра поднесла руку к глазам, закрываясь от наваждения.

Он не издал ни звука. Не пошевелился. Он смотрел на нее. Просто смотрел.

Тэра встала. Невозможное произошло.

Она подошла к нему. Протянула руку и коснулась его груди. Он был настоящий. Из плоти и крови.

У нее перехватило дыхание. Кровь прилила к голове. Горячие волны стучали в висках. Радость, ярость, гнев.

– Скотина, – прошептала она.

Она ударила его по лицу тыльной стороной ладони. Замахнулась другой рукой.

Он стоял совершенно неподвижно, а она выплескивала на него свою ярость, злость и обиду.

Она была миниатюрной, но сильной женщиной. Эмоции подхлестывали ее. Он не выдержал, кинулся к столу, сел, опустил голову и накрыл ее руками, защищаясь от ударов.

Тэра наклонилась над ним и прижалась губами к его шее, к его волосам. С внезапностью питона она стиснула его в последнем всплеске ярости.

– Боже, я готова убить тебя.

– Я надеялся, что ты сможешь простить, – сказал он.

Она прижалась к нему. Вжалась в него. Сол. Ее Сол. Нашедшийся. Вернувшийся. О, радость!

Он выпрямился. Она посмотрела на него, смочила полотенце в холодной воде и приложила к свежим следам насилия на его лице. Их глаза не отрывались друг от друга. Его – гранитно-серые, ее – зеленые.

Он позволил ей обтереть его щеки, откинуть волосы со лба в поисках повреждений.

Он начал говорить. Начал объяснять.

Тэра остановила его.

– Нет. Не надо. Просто БУДЬ.

Она отжала полотенце и повесила его сушиться над краном, как всегда делала Рейчел. Ее ноги были ватными и непослушными. Она села рядом с ним. Взяла его за руку. Глубоко вздохнула.

Они сидели, не замечая времени. Молча.

Африканские барабаны безжалостно продолжали грохотать. Глаза Сола вспыхнули, его взгляд обратился к Тэре, Они оба заговорщически улыбнулись, интуитивно проникая в мысли друг друга.

В холле открылась и закрылась дверь, музыка на мгновение стала громче. Разгоряченная Алессандра ворвалась в кухню.

– Я хотела сказать миссис Локтон, что она сделала чудо…

Ее жестикулирующие руки упали вниз. Она застыла на месте. Глаза вспыхнули светом. На ее лице отразилось сначала недоверие, а потом напряженное внимание, когда истина начала проникать в ее сознание.

Сол медленно встал.

– Папа, – сказала Алессандра. – Мой папа. – Ее голос задрожал. – Мой папа!

Тэра смотрела, как они бросились друг к другу. Ее взгляд затуманился, изображение расплылось перед глазами. Она услышала голос Сола:

– С днем рождения!

Музыка усилилась, совершенно оглушая, когда группки молодых людей начали просачиваться из гостиной в холл, вынюхивая пищу, как голодные собаки. Любопытные глаза заглядывали в кухню. Смущенно отворачивались.

Тэра улыбнулась и вышла в холл, закрыв за собой дверь на кухню. Она показала дорогу в столовую.

– Кормушка для телят вон там, – сказала она проголодавшимся гостям.


Его ненадолго оглушило. Инстинктивно он выбрался из машины на дорогу. "Порше" как танк, сказал он, получает вмятины, но не разваливается. Он переполз через две полосы шоссе к бордюру у обочины. Потрясающая везучесть. Как у кошки с десятью жизнями.

Он видел, как машина вспыхнула языками пламени, слышал треск и шипение смертельной агонии. Он продрался сквозь колючий кустарник у обочины шоссе и пошел через луг. Он заснул по дороге.

Когда сознание вернулось к нему, он обнаружил, что все вокруг слегка перекошено и искажено. Он с трудом размял окоченевшие руки и ноги. Снова двинулся в путь и через несколько часов добрался до пункта обслуживания на шоссе. Там он купил еду. Бритву. Свежую рубашку.

Тэра приложила ладонь к его губам.

– Не надо больше. Потом. Ты сейчас здесь, этого достаточно. Больше ничего не нужно.

Они были в постели. Они прокрались в спальню, держась за руки, на цыпочках поднимаясь по лестнице. Тайком сбежали от тинейджеров, которые деловито толкались у кормушки.

Им нужна была простая физическая близость.

Тэра лежала в его объятиях, расслабленная и удовлетворенная, не думая ни о чем, кроме его присутствия.

Причины, мотивы, объяснения. Они медленно просачивались. По каплям.


За завтраком на следующий день Алессандра смотрела на него, не отрываясь. Внимательно, радостно. Без страха.

Тэра села между ними.

– А где ты был, папа? – неожиданно спросила Алессандра.

Он перевел взгляд с жены на дочь.

– Я шел через поля день за днем. Спал у изгородей или в амбарах. Как бродяга.

– Ты, наверное, был контужен. Плохо соображал! – воскликнула Тэра.

– Вероятно. Но со мной было не все в порядке и до аварии, как вы обе понимаете. Наконец, я дошел до симпатичной безымянной гостиницы недалеко от Хенли. Деловые конференции, факс в каждой комнате. В динамиках – мелодия Синатры. Никто не узнал меня.

– У тебя что, был мешок на голове? – спросила Алессандра.

Он улыбнулся.

– Я умело прятался. Это место не всегда было гостиницей, – спокойно добавил он. – Когда-то это был частный дом. Дом моего дяди, где я провел детство.

Тэра дотронулась до его руки.

– О, Сол.

В его взгляде появилась жесткость.

– Не надо меня жалеть. Мне там было не так уж плохо.

Алессандра беспокойно заерзала на стуле.

Сол повернулся к ней с ироничной улыбкой.

– Если тебе скучно, так и скажи. Излияние человеческих слабостей – не самая интересная тема.

Алессандра пыталась было протестовать.

Он прервал ее.

– Послушай, достаточно того, что мы все до сих пор любим друг друга. Тебе ни к чему оставаться и слушать всю эту чепуху. Иди и покорми эту замечательную лошадь. Я приду туда через несколько минут.

Алессандра встала и поцеловала Сола в лоб. Посмотрела на желто-коричневый синяк у него на скуле.

Проходя мимо Тэры, она вполголоса проговорила:

– Нобелевская премия мира отозвана.

Тэра улыбнулась. Она внимательно смотрела на Сола.

– Есть вещи, о которых я хотел сказать только тебе, Тэра. Я отправился в это место, потому что мне надо было напомнить себе кое о чем. Именно там я научился полностью полагаться на себя, быть самодостаточным, абсолютно замкнутым в себе.

– Сколько лет тебе было, когда ты научился этому?

– Около шести. Я уже начал заниматься музыкой. Мой дядя не был любящим и нежным человеком, но он был отличным музыкантом. Он не дал мне тепла, но он дал мне дар музыки. Я ухватился за музыку как за эмоциональный спасательный трос.

– Боже мой!

Тэра стиснула пальцы, вспомнив свое детское одиночество после смерти Фредди. А ведь у нее были любящие родители.

– Ты был так одинок, Сол. Наверное, поэтому ты рано женился?

– Джорджиана была идеальной женой для мужчины, которому нужна была красивая спутница жизни. Спутница, которая не пыталась бы проникнуть в душу, прикоснуться к ее хрупким тайникам…

Тэра кивнула, понимая. По крайней мере, частично.

Глаза Сола сверкнули.

– Ты была опасной, Тэра. Ты пронзила оболочку, за которой скрывалась моя душа. Ты лишила меня неуязвимости.

– И поэтому ты иногда так сердился на меня! – воскликнула Тэра.

– Да. Потому что я так безумно люблю тебя. Так безнадежно.

Она прижала его голову к груди, начала баюкать, как ребенка.

– А когда ты услышал, что Бруно предположил, что Алессандра – его дочь? Что тогда?

– Боже мой!

– Ты не поверил?

– Конечно, нет. Я знаю, что Алессандра моя. Но видеть тебя с этим симпатичным, открытым молодым мужчиной, думать о том, что когда-то было между вами. Отвратительная ревность. И думать о том, как легко и приятно могло бы быть тебе с ним…

Тэра оборвала его. Резко, решительно.

– Я не стремилась к тому, чтобы мне было легко и приятно. Я хотела быть поглощенной и околдованной. Быть с тобой на стремнинах, плыть через пороги в утлой лодке, преодолевать скалистые отмели, не зная, какая глубина будет под килем в каждую следующую минуту – бездонная пучина или несколько опасных дюймов. Боже! Я любила тебя. Я сейчас люблю тебя. – У нее вырвался глубокий вздох. – Сол, это правильно, что ты вернулся. Хотя бы потому, что Алессандра – твоя собственная плоть и кровь. Никто не отнимет этого у тебя, что бы ни случилось.

Он поднял голову. Его лицо было суровым.

– У Алессандры должна быть своя жизнь. Она не принадлежит мне. Никому из нас. Ты – моя плоть и кровь, Тэра. Ты и я. Муж и жена. Одна плоть.