– Предоставилась возможность дирижировать одним из величайших оркестров мира. – Девочка поразительно точно воспроизвела сдержанные интонации Сола.

– Венским филармоническим?

– Что-то вроде этого. Или Берлинским. – Алессандра пожала плечами. – Я не понимаю, почему он так забеспокоился. Он миллион раз дирижировал и тем, и другим.

Тэра чувствовала, что злость, разочарование и глубокая обида просто витают в воздухе вокруг Алессандры.

– А почему им понадобился папа? – поинтересовалась Тэра. Она тянула время, пытаясь разобраться в этой деликатной ситуации.

– С их собственным тираном случился удар этой ночью. Или нервный срыв. В общем, что-то такое, после чего невозможно дирижировать оркестром. Папа узнал об этом из утренних новостей. Он тут же бросился к телефону, предлагая примчаться на выручку.

– Проклятье! – взорвалась Тэра. – Я хотела, чтобы он спокойно отдохнул на этот раз.

Алессандра подняла голову. Ее глаза сверкнули капельками слез.

– Напрасные надежды, – усмехнулась она.

На некоторое время они обе погрузились в свои мысли.

– Он хотел, чтобы я поехала с ним. Окунулась в священную атмосферу, понаблюдала за ним в действии. Смотрела, слушала и училась, – сказала Алессандра.

Тэра представила себе эту сцену.

– Ну, я думаю, ты должна придерживаться его точки зрения, – продолжила Алессандра. – Ты ведь заменила его, когда он ушел с репетиции "Летучего голландца". Но все, что можешь делать ты, он может делать лучше!

Тэра с удивлением выслушала замечание Алессандры. Это первое проявление сарказма было совершенно неожиданным. Пожалуй, она преуспеет в этом, когда подрастет.

– Ты подслушала мой разговор с Роландом утром? – резко спросила Тэра.

– Да. Я думала, что звонит бабушка с новостями из дома, и взяла трубку.

– А папа слышал?

– Нет. Я не проговорилась.

– Вы с папой поссорились?

– Нет. Он уехал к своему оркестру, а я осталась здесь. Все спокойно, без скандалов. – Алессандра прошелестела страницами журнала.

Тэра опустилась в кресло рядом, с дочерью, вытянула ноги и закрыла глаза. У нее вырвался долгий вздох отчаяния.

– Кстати, поздравляю, мама, – потеплевшим голосом сказала Алессандра. – Я действительно горжусь тобой.

Тэра почувствовала, что сильная, с длинными пальцами, рука дочери обхватила ее вялую ладонь и тепло пожала ее.

Она открыла глаза и села прямо. Ее взгляд упал на открытый блокнот, валяющийся у ног Алессандры. Рядом с прекрасным наброском лошадиной головы была аккуратно расчерченная табличка. Краткий ежедневник, отражающий пребывание семьи в Грюндлзее. Часть клеток была закрашена красным – дни, которые уже прошли. Алессандра зачеркивала дни и часы, считала минуты до возвращения домой.

– О, моя девочка! – Тэра подняла блокнот и в тревоге посмотрела на календарь.

– Я поехала только потому, что он очень этого хотел. Я могла бы вместо этого участвовать в весенних выступлениях по верховой езде. А теперь он рванул заниматься своими делами. – Алессандра шмыгнула носом, неожиданно став по-детски беззащитной. – Ему совсем не интересно проводить время со мной, – выпалила она.

– Это неправда!

– Ничто не может соперничать с этой чертовой музыкой. Он просто балдеет, изображая из себя Кинг-Конга в концертном зале.

Тэра в шоке посмотрела на дочь, потом не выдержала и расхохоталась.

Алессандра вскочила на ноги и бросилась в объятия матери.

– Мама, я действительно люблю его. Но он такой непростой. Такой… далекий-далекий.


Тэра договорилась с американским семейством, снимающим домик неподалеку, что они возьмут Алессандру с собой кататься на лыжах. Затем быстро переоделась, причесала волосы, запрыгнула в "рейнджровер", который Сол взял напрокат для нее, и помчалась в Зальцбург. Обычно этот путь занимал полтора часа. Но сегодня она добралась меньше чем за восемьдесят минут, несмотря на снежные заносы.

Проезжая по улицам Зальцбурга, она вдруг неприятно поразилась непривлекательности этого города. Маленький, провинциальный, бесстыдно паразитирующий на туристах, он лежал, как плоский серый булыжник в чаше гор. Мелодии из "Звуков музыки" вперемежку с отрывками из фортепьянных концертов Моцарта сочились из громкоговорителей, установленных вдоль моста через реку. А в кафе, расположенных рядом с местом рождения Моцарта, посетители получали сомнительное удовольствие выпить кофе с пирожным по цене, за которую в Вене можно было пообедать.

Тэра припомнила, что юный Моцарт ненавидел этот город. Если бы он мог оказаться здесь сейчас, он бы подтвердил свое мнение.

А может быть, она просто смотрела на все сквозь призму раздражения?..

Тэра прошла через зал Фестиваль-Хауса прямо к оркестровой яме. Сол был там, с горсткой музыкантов и встревоженных администраторов. Позади них на сцене были установлены декорации, изображающие золотые горы.

Подойдя к изогнутому барьеру, отделяющему оркестр от зала, Тэра окликнула Сола по имени. Только один раз.

Головы повернулись к ней. Тэра направила на Сола стальной взгляд, против которого даже он не смог устоять. Он отвернулся от коллег и подошел к ней. Она взяла его за руку и отвела прочь от любопытных взглядов.

– Ты необходим своей дочери, – сухо сказала Тэра.

Его серые глаза сверкнули, как лезвие клинка.

– А мне необходимо быть здесь.

Даже после стольких лет, прожитых с Солом, алмазная твердость его упрямого своеволия произвела впечатление на Тэру.

– Бросая ее одну, ты отталкиваешь ее от себя, – сказала она.

Он поднял брови.

– В таком случае наши с ней отношения немногого стоят. Раз их можно так легко разрушить.

– Ради Бога, Сол. Ей тринадцать лет. Она обожает тебя. Но тебе надо проявить немного гибкости.

– У нее своя жизнь. И я вовсе не бросал ее. Мы все с ней обсудили. Она согласилась, что я должен отправиться сюда, если это необходимо. Она сказала, что она не ребенок и ей не нужен отец в качестве няньки.

– Боже всемогущий!

Она была расстроена до глубины души!

– Вовсе нет.

– Она просто не подавала виду, потому что знала, что ты все равно сделаешь по-своему.

Сол покачал головой.

– Ты все драматизируешь, Тэра. В этом нет никакого смысла. – Он помолчал, глядя на нее сверху вниз. Без тени сомнения в своей правоте. – Мы с Алессандрой вполне понимаем друг друга.

Тэра взглянула на него с удивлением. Результат разговора оказался совершенно неожиданным. Озадачивающим.

– Я пробуду здесь весь день. Репетиция, потом спектакль. После этого мы снова все будем вместе.

– Но дело не в этом, Сол, – запротестовала Тэра, понимая, что она уже проиграла сражение.

Его лицо было непроницаемым, холодным.

– У меня есть два билета на сегодняшний спектакль. Лучшие места. "Золото Рейна". Одна из самых захватывающих опер в репертуаре. Алессандре понравится. Я надеюсь, вы обе придете, – произнес он официально-вежливым тоном, протягивая билеты.

Тэра приняла предложение. Она сгорала от желания найти слова или жест, которые восстановили бы живой контакт с ним. Например, ударить его. Залепить пощечину по этому аристократическому лицу и оставить отпечаток на безупречной смуглой коже.

Неожиданно он наклонился и нежно поцеловал ее в губы. Дрожь пробежала по ее телу.

– Есть еще кое-что, – стремительно произнесла она, когда он уже повернулся к тревожно ожидающей его группе людей. – "Летучий голландец" получил премию "Золотой граммофон". Роланд позвонил мне сегодня утром.

Сол резко обернулся. На его лице появилась странная смесь задумчивости и удовольствия.

– Ну, ну. Твоим хрупким плечам придется поднапрячься, чтобы выдержать бремя славы, которое свалится на них. Поздравляю, Тэра. – Он пристально посмотрел на нее, потом улыбнулся. – Итак?! – негромко пробормотал он.


Тэра нашла Алессандру в удивительно хорошем расположении духа после дня, проведенного на лыжах. Американская семья оказалась очень приятной. Дети были веселыми и смешливыми, а родители не были пугающе искусны в катании с гор, как ее собственный отец. Кроме того, они владели несколькими сотнями акров земли в Техасе и конным заводом и пригласили Алессандру приехать в любое время, когда она захочет. Они даже настаивали, чтобы она приехала этим летом.

Алессандра уселась рядом с матерью на диване и налила ей большой бокал белого вина.

– Не смотри так трагически, – сказала дочь.

– У меня такой вид?

– Нет, не совсем. Но ты выглядишь немного оглушенной. Ты сказала папе про "Золотой граммофон"?

– Да.

– И что?

– Он был очень доволен.

Алессандра плюхнулась на пол и начала щекотать ступни Тэры.

– Ну, конечно, мама, он доволен. Если честно, это совершенно фантастическая новость. Я всем рассказала об этом. Все просто потрясены.

Тэра погладила Алессандру по волосам. Как изменилось ее настроение. Стало светлее и мягче. Всего лишь один день без внимательного взгляда отца. Может быть, в этом все дело? Ее сердце камнем упало в груди.

– Это просто замечательно для тебя, мама. Тебе давно пора сделать что-то для себя! – После нескольких дней угрюмого молчания Алессандра теперь, казалось, не могла остановиться.

– Папа должен был разделить со мной награду, – сказала Тэра. – Первоначальная идея принадлежала ему. Он все спланировал и подготовил.

– Не забывай, что ты участвовала в подготовке вместе с ним. Как всегда. Бабушка все время беспокоится о том, что ты много работаешь. Трудишься в тени, тогда как он стоит в свете прожекторов.

– Неужели? Какая наглость. Вдвоем перемывать мне косточки.