Анджела Дрейк - Любовница

Джорджиана возилась с чайником у раковины.

Обозревая внешнюю обстановку и раздумывая над внутренней ущербностью Джорджианы, доктор Дейнман с удивлением понял, что испытывает шок и отвращение. Он считал, что он выше этого. Но это не был его врачебный кабинет. Это была жизнь.

– Так это и есть ваш летний дом, – произнес он, осматриваясь вокруг. Она кивнула. Тишина становилась невыносимой.

Джорджиана закрыла кран и замерла, откинув голову, как чуткий одинокий олень в чужом лесу.

– Вам здесь нравится? – осторожно спросил доктор.

– Я не могла уснуть, – жалобно сказала она. – Я совсем не спала. Не видела хороших снов.

Доктор Дейнман по привычке не спешил с ответом, обдумывая, что сказать.

Джорджиана напряглась. Покосилась на дверь, ведущую наверх. Доктор проследил за ее взглядом. Он чувствовал себя парализованным, лишенным способности действовать.

Неожиданно Джорджиана метнулась к двери и со злостью захлопнула ее. Затем начала оглядываться вокруг, озадаченно моргая. В следующее мгновение она подошла к ящику для ножей. Медленно вынула длинный хлебный нож, затем достала из красивой керамической хлебницы с ручной росписью хлеб. Доктор Дейнман заметил, что это нарезанный хлеб. Джорджиана уставилась на лезвие ножа, внимательно рассматривая его, слегка поворачивая, так что оно вспыхивало, отражая бледный свет пробивающегося сквозь дымку солнца.

Она испытующе провела пальцами по блестящим острым зубчикам. Кровь выступила на подушечке ее большого пальца. Джорджиана подняла голову, встретившись взглядом со своим доктором. Затем снова посмотрела на нож.

Доктор Дейнман сделал глубокий вдох, стараясь сохранять спокойствие.

Джорджиана повернулась и посмотрела в окно. Проследив за ее взглядом, доктор увидел Ксавьера, идущего по дорожке к дому. Он внутренне сжался. Реакция Джорджианы на появление мужа могла быть непредсказуемой.

– Сол здесь! – воскликнула Джорджиана.

– Да. – Доктор с опаской наблюдал за ней.

Она вихрем выбежала в коридор.

– Сол! – снова воскликнула она. В ее голосе звучало нетерпеливое оживление.

Сол протянул к ней навстречу руки, и она со вздохом бросилась ему в объятия.

– Тебе больше не надо ни о чем беспокоиться, – сказал Ксавьер. – Я обо всем позабочусь.

– Слава Богу. О, слава Богу! – Она обвила руками его шею.

Доктор Дейнман наблюдал, как Ксавьер осторожно вынул нож из ее пальцев и позволил ему выскользнуть на пол.

Неожиданно с верхнего этажа коттеджа донесся пронзительный детский вопль, возмущенный и испуганный.

Ксавьер вскинул голову, вздох огромного облегчения вырвался из глубины его груди.

Детский плач нарастал и усиливался, сотрясая стены коттеджа.

– Я не могла уснуть, – пожаловалась Джорджиана Ксавьеру.

– Ах, ты, моя бедная. Какое мучение. Ты не можешь обходиться без сна. Ничего, сейчас ты отдохнешь. Я отведу тебя в постель, а затем позабочусь о ребенке, пока ты как следует не отдохнешь.

Джорджиана блаженно вздохнула. Сол вернулся, и все сразу стало просто. Сол знает, что сделать, чтобы ребенок перестал плакать. Сол позаботится обо всем.

Он отвел ее наверх и уложил на кровать в большой спальне. Заботливо укрыл одеялом и поцеловал в щеку. Затем, закрыв за собой дверь, бросился в соседнюю комнату.

Алессандра стояла в кроватке – жалкое заброшенное существо, кричащее от отчаяния и страха. Испачканный мокрый подгузник обвивался вокруг ее ступней, от пеленок в кроватке шел запах мочи. Лицо малышки опухло от слез, детские губы посинели от непрерывного многочасового плача.

Увидев, какому жестокому и унизительному испытанию было подвергнуто его любимое дитя, Сол почувствовал яростную вспышку гнева. Алессандра несколько секунд смотрела на него с недоверчивым изумлением, потом протянула к нему пухлые детские ручонки:

– Па-а-па!

Сол прижал ее к себе. Он слышал, как отчаянно бьется сердечко девочки у его ключицы. От переполнивших его чувств он закрыл глаза.

Доктор Дейнман ходил взад и вперед по кухне, пытаясь собрать подобие завтрака. Сол сидел у стола, держа на коленях Алессандру. Она казалась зверски голодной – хватала кусочки подсушенного хлеба и набивала ими рот. Сол время от времени поглаживал ее по головке и нежно целовал в бровь.

– Слава Господу, с ней все в порядке.

Доктор Дейкман посмотрел на лицо ребенка, такое спокойное и безмятежное, как будто все отрицательные эмоции улетучились и растворились в воздухе.

Неожиданно он почувствовал огромную усталость.

– Мне нужно возвращаться в Лондон, – резко заявил Ксавьер. – Вы сможете уладить дела здесь?

Доктор кивнул.

– Вначале ее надо показать здешним врачам. Возможно, они порекомендуют на какой-то период лечение в стационаре, – сказал он.

– Я хочу, чтобы ее поместили в лучшую клинику. Она не должна подвергаться грубому или жестокому обращению.

– Нет недостатка в хороших местах.

– Вы проследите за этим?

– Да. – Доктор ответил машинально, затем, подумав, добавил: – Я буду рад.

Ксавьер встал, прижимая к себе ребенка.

– Бедная Джорджиана. Я и понятия не имел, как она больна.

Да, это единственно возможный взгляд на все, что произошло, согласился про себя доктор Дейнман.

Наблюдая, Ксавьер собирает ребенка в дорогу, доктор был поражен той почти материнской легкостью, с которой он справлялся с этим делом. Он считал, что Ксавьер, человек, имеющий мировую известность, должен полностью принадлежать взрослому миру. Его должны были бы раздражать непрерывные и непостижимые требования ребенка. Вместо этого доктор увидел крепкую связь между отцом и дочерью, доверие в детских глазах, нежную заботу в отцовских. Генетически заложенную общность.

Ксавьер, одинокая, обособленная фигура в этом мире. Ни родителей, ни семьи. Человек, который создал себя сам. Но у него есть ребенок. Живая теплая плоть. Пульсирующая кровь.

Слава Богу, продолжал мысленно повторять Дейнман.

Алессандра была надежно пристегнула к детскому сиденью, которое Ксавьер забрал из "мерседеса" Джорджианы, и они наконец уехали.

Доктор Дейнман прислушался к затихающему звуку мотора удаляющегося "ягуара". После того как Ксавьер покинул дом, доктор почувствовал, что личная свобода и профессиональная компетентность понемногу возвращаются к нему.

Он подождал около часа, потом заварил свежий чай и поднялся по ступенькам в комнату Джорджианы.

Она лежала на боку, неподвижная и прекрасная, ее покрытая легким загаром рука была вытянута поверх одеяла.

Доктор Дейнман присел на кровать и долго пристально смотрел на нее, неторопливо поглаживая пальцами по щеке. Затем очень нежно он стянул с нее одеяло и провел рукой вдоль изгиба ее бедра.

Тэра с трудом приходила в сознание. Первое, что она смогла увидеть, – знакомая фигура матери, сидящей рядом с ее кроватью.

Рейчел улыбнулась.

– Тэра!

Тэра протянула руку, и Рейчел сжала ее.

– С Алессандрой все в порядке, – сказала Рейчел. – Она с Солом.

– А-а. – У Тэры сжалась грудь. – Это самое главное.

Она ощутила мучительную болезненную пустоту в животе и поняла, что потеряла ребенка. Но это вызвало у нее лишь грустное сожаление. С Алессандрой все в порядке. Жизнь продолжается. Ничего плохого больше не случится.

Она приложила ладонь ко лбу.

– Мне надо столько сказать тебе, мама.

Рейчел улыбнулась.

– О прошлом, – пояснила Тэра.

Рейчел покачала головой.

– У нас еще будет время.

Тэра попыталась сформулировать мысль, но слова расплывались в голове.

– Это подождет, – повторила Рейчел.

Они смотрели друг на друга. Неожиданно Рейчел набралась смелости и обняла дочь. Они сжимали друг друга в объятиях, смеясь и плача от радости.

Это как воскрешение, подумала Рейчел.

– Мой мозг не поврежден? – спросила Тэра, пытаясь преодолеть ощущение тумана в голове.

– Мозг в порядке. Ты была в шоковом состояний после аварии, и тебе дали обезболивающее. Потребуется некоторое время, чтобы прийти в себя.

– Ты не сказала, кто украл Алессандру, – сказала Тэра, борясь с дремотой.

– С ней все в порядке, – повторила Рейчел, понимая, что только Сол может объяснить Тэре, что случилось и что это означает.

Рейчел ушла. Тэра лежала уставившись в потолок. События последних сорока восьми часов проплывали в ее памяти. Воспоминания о венском концерте переплетались с пугающими образами Алессандры, подвергнутой страшной и непонятной опасности.

Я никогда больше не оставлю ее, мысленно твердила Тэра. Никогда! У нее было сильное ощущение, что ее жизнь резко свернула с того пути, по которому она недавно ее направила.

Сол посмотрел сквозь стеклянную перегородку и увидел, что Тэра лежит на кровати, откинувшись на высокие подушки. Ее лицо было спокойным. Она храбро и мужественно смотрела вперед.

Она не должна была так пострадать.

Он припомнил, сколько раз он причинял ей боль, отталкивая ее, замыкаясь в себе. Как часто он заглушал ее потребность в простой нежной привязанности подавляющим, господствующим сексом. Как он терзал ее своим презрением во время их последней роковой поездки.

А она все еще любит его. Он с грустью понимал, что должен причинить ей еще большую боль.

Он положил охапку цветов на возвышение в ногах ее кровати. Она протянула к нему руки. На ее ресницах блестели капельки слез.

– Где Алессандра? – спросила она.

– Дома, спит. Рейчел и Дональд стоят на страже.