А тут еще в Алексе вдруг проснулась удивительная чувственность, можно сказать, жадность на ласки, он был неистощим на выдумки, и Каролине иногда казалось, что он, как мальчишка, днем украдкой просматривает «Камасутру», а потом ночью воплощает все в жизнь. Корила себя, но отвечала всем его фантазиям...

Глава 23

Наконец картину расчистили, и Алекс собрал коллег, реальных, как теперь принято говорить, коллекционеров. Немногих. Их, реальных, и было-то в Москве, несмотря на бум коллекционерства, не так много. Правда, не пришел самый успешный и самый известный Михаил А., зато появилось несколько именитых экспертов и реставраторов, что с его точки зрения было важнее.

Алекс долго не мог решить, предварять ли показ картины рассказом о ее приобретении и сообщать ли, что у него есть еще одно полотно, относящееся примерно к тому же времени, но еще не расчищенное, и решил ограничиться краткой историей приобретения.

Демонстрация происходила в гостиной.

–?Прошу, господа, – сказал Алекс, включая подсветку. Картина стояла на мольберте. – Масло, 65 на 42, подпись не сохранилась полностью, ориентировочно вторая половина семнадцатого века.

Все дальнейшее поразило Каролину: почтенные знатоки повели себя как мальчишки, столпились вокруг картины, обменивались торопливыми замечаниями, из которых она ничего не поняла. Кто-то нахально разглядывал невнятную подпись в огромную, неизвестно где до того прятавшуюся у него в пиджаке лупу, кто-то чуть ли не вынюхивал, изучая мазок... Один из приглашенных, представительный и, как показалось Каролине, самодовольный, немедленно спросил, обращался ли Алекс в научно-реставрационный центр имени Грабаря.

–?Пока нет, – ответил Алекс. – Нет необходимости. О продаже или обмене я даже не думаю.

Он стоял в стороне, удовлетворенно посмеиваясь.

–?Они всегда себя так ведут? – спросила Каролина.

–?Нет, только в тех случаях, когда полотно старше трехсот лет...

–?Я серьезно спрашиваю.

–?А я серьезно отвечаю. Если настоящая редкость.

–?Почему ты Динку не пригласил?

–?Я приглашал, она отказалась, сослалась на занятия.

–?И что теперь?

–?Теперь свадьба в «Метрополе».

–?Почему ты так упорно называешь именно этот неуютный «Метрополь»? Ты даже не спросил меня!

–?Потому что, во-первых, это традиция Сильверовых. Во-вторых, я консерватор и не люблю новые рестораны, все эти мередиты. В-третьих, из старых осталось всего несколько. Но «Прагу» я не терплю, это какая-то коммунальная квартира, «Савой» и «Националь» – для другой публики.

–?Сколько же ты хочешь человек пригласить?

–?Еще не решил, но много. Сядем, составим список и будем знать.

А коллекционеры и эксперты все спорили и спорили. Алекс пригласил всех в столовую, где был накрыт стол а-ля фуршет, гости не торопились наливать себе вина и разбирать изысканные закуски, ибо продолжали с увлечением спорить.


Свадьба состоялась в ноябре. Удивительно, но Каролине удалось каким-то чудом, лаская и уговаривая, льстя и умоляя, поломать затею с «Метрополем». Пожалуй, одним из решающих аргументов было то, что она предложила как контрвариант – «Трианон».

Алекс мучительно колебался, но когда мать непререкаемым тоном заявила, что недопустимо забывать о традициях семьи Сильверовых, он вдруг впервые в жизни внутренне ощетинился, протестуя против ее постоянных указок, и согласился с Каролиной.


...Было пасмурно, ветрено, и Каролина надеялась, что в такую погоду из Хотьково, да еще в какой-то «Трианон» Инна и Берта Витальевна вообще не приедут.

Увы, они приехали и даже поздравили с поджатыми губами. Их сумрачный вид и вообще само присутствие немного отравили радость.

Зато приехал Миша. Алекс съездил в Рязань, договорился с командующим училища, и Михаила отпустили на три дня домой. Удивительное дело, даже за те несколько месяцев, что прошли с памятного возвращения сына со службы, когда был куплен новый костюм для торжественного похода в ресторан, он умудрился немного пополнеть на казенных харчах. Купленный совсем недавно, к празднику по случаю демобилизации пиджак чуть-чуть, самую малость, обтягивал его мощные плечи. Алекс критически и, как показалось Каролине, с симпатией оглядел Мишу, вынес заключение: Динка едет с братом и покупает ему вечерний костюм. Белый пиджак и черные брюки. Под пиджак рубашку с пластроном и галстук-бабочку.

–?Его примут за официанта, – попыталась возразить Каролина. Ей не понравилось, что Алекс собирается тратить еще и на одежду для ее сына...

–?Не примут, – отмахнулся Алекс. – Забыла, что в «Трианоне» официанты в бордовом?


...Гости начали съезжаться задолго до назначенного времени. Строгие вечерние костюмы, белые галстуки, пестрые бабочки. Декольтированные дамы, бриллианты, жемчуга. Огромный стол отвели под цветы, и вскоре он стал напоминать не то клумбу, не то оранжерею – цветов оказалось угрожающе много. У Каролины мелькнула мысль, что столько цветов бывает обычно только на похоронах. Она тут же отогнала ее, удивляясь, почему вдруг такое пришло ей в голову.

Застолье с множеством тостов и поздравлений на время прервалось, потому что оркестр заиграл «Вальс цветов» Чайковского, и Алекс пригласил невесту на танец.

Молодожены проплыли мимо столиков, мимо поднимающих бокалы гостей, мимо горы цветов – к будущему и неминуемому счастью. Свадебное платье было сшито так, что даже самый внимательный и ревнивый женский взгляд не увидел бы, что молодая в положении, а их было много, этих взглядов, потому что Алекс пригласил всех женщин, кто когда-то побывал в гарсоньерке, и почти все из любопытства пришли.

Чуть позже он подал знак официанту, тот принес скрипичный футляр, Каролина испуганно замахала руками, но Алекс был непреклонен. Он взял микрофон, призвал к вниманию и произнес спич, суть которого сводилась к тому, что в его лице и лице новобрачной сливаются два великих искусства, оба бессловесные и потому обреченные существовать вечно.

«Ах ты гад, – подумала Каролина и взяла скрипку. – Баб своих наприглашал, сюрпризики заготовил! Я тебе устрою шокинг, ведь я – кабацкая скрипачка, забыл?»

И в зал полились надрывные звуки ее собственной, годами отточенной, безошибочно трактирной вариации на тему романса Фомина «Дорогой длинною» в исполнении Вертинского.

Но никакого шокинга не произошло.

Уже через пару минут гости стали подпевать, дамы поводили плечиками, мужчины покачивались в такт, потом и оркестр на подиуме подхватил под сурдинку мелодию.

Завела и этих, с удовлетворением подумала Каролина и соскользнула в испытанный чардаш.

Закончила она под гром оваций, причем таких, каких никогда не удостаивалась у Ариши.

«Ну и шут с вами, ничего вы не понимаете», – подумала она и заиграла незатейливый вальс «Амурские волны».

Алекс подхватил Динку. В светло-голубом платье с огромным треном, который она – чертовка, когда научилась? – ловко подхватила, Динка была на зависть хороша, и только тут Каролина разглядела, что ее дочь пришла в туфлях без каблуков.

Бедная девочка, как же ей хотелось танцевать с Алексом! Заранее обо всем подумала. Она встретилась взглядом с сидевшей рядом Ариной, в глазах подруги плавилось беспокойство и вопрос. В ответ Каролина улыбнулась, как ей казалось, счастливо.

Закончилось торжество только под утро.

Как и когда уехала Инна, Каролина не заметила. А та предпочла не прощаться. Ну и бог с ней. Пусть живут там, в Хотьково!


Уже на лестнице, целуя на прощание Каролину, Арина прошептала:

–?Знаешь, ничего не было заметно, я специально смотрела... Ну что, весной, значит, родим?

–?Если все будет нормально...

Но все было не совсем нормально: часто прихватывало по вечерам сердце. Каролина отмахивалась от Алекса, каждый раз начинавшего осыпать ее заботами и советами – господи, троих родила, о чем беспокоиться! А сердце поскулит и перестанет. Тем более что кардиограммы ничего серьезного не показывали.


...Роды, как она и надеялась, прошли относительно легко. Относительно, потому что, как известно, легких родов не бывает. Мальчишка появился на свет под утро, крупный, 3.900, крикливый и лысый.

Каролина поцеловала его сразу же после первого в его жизни утреннего туалета, гордо сообщила дежурному врачу, милой, полной уютной женщине, которая конечно же великолепно знала ее историю болезни, что это у нее четвертый, и задремала. Когда в ее отдельную палату вошли нагруженные цветами, кино– и фотоаппаратами, с кучей подарков Алекс и дети, – Мишка успел приехать вечерним электропоездом из Рязани, – она крепко спала.


Появление крикливого, вечно голодного, бурно растущего человечка в доме на Селезневке в одно мгновение сломало весь налаженный годами быт, распорядок и даже порядок.

Алекс проводил время в мастерской, только когда наследник, маленький Алекс, или Алекс-два, спал. Все остальное время он крутился в детской, мешая и восхищаясь. Катя с кухни и горничная Маша забегали при каждом удобном случае. Даже Берта Витальевна снизошла – несколько раз заглянула в детскую, когда Каролина выходила из комнаты, видимо, полагала, что никто о ее визитах не догадывается. Каролина даже видела однажды, как старуха сделала козу, забыв, что младенец еще ничего толком не различает. Динка забегала каждый день, и было непонятно, когда она собирается учиться. Пеленала и присыпала тальком, тетешкала и баюкала. Каролина смотрела на нее и думала, что материнские инстинкты у дочери проявились уже давно, когда она почувствовала себя старшей по отношению к братьям, но с Алексом-маленьким она вела себя прямо как настоящая мать. Или как дикая собака Динка с единственным щенком.


В этот день сердце начало беспокоить прямо с утра по непонятной причине. Вернее, без всякой причины. Каролина прибегла к домашним средствам, валидолу и нитроглицерину, заглянул Алекс, принюхался, уловил запах валидола, озабоченно спросил, в чем дело.