Кэмерон посмотрел на дочь, и ее подбородок задрожал.

– Скажи что-нибудь, папа.

Ощущение смешанного с болью тепла разлилось по груди Кэмерона и вступило в борьбу с мириадами различных эмоций, зародившихся в душе.

– Иди сюда, Алексия.

Она подошла достаточно близко, чтобы Кэмерон ощутил исходящий от нее аромат мыла.

– Я слишком большая, чтобы забираться тебе на колени, правда? Но мне очень этого хочется.

Рвущийся наружу смех прогнал вставший в горле Кэмерона ком.

– Раз уж ты достаточно взрослая, чтобы ругаться, как моряк, то для сидения на коленях и вовсе ужасно стара. – Кэмерон похлопал по сиденью рядом с собой. – Иди сюда.

Алексия опустилась на диван, но не произнесла ни слова, как если бы решила, что теперь говорить должен ее отец. Кэмерон взял руку дочери и вложил ее в свою широкую ладонь. Он долго не прерывал молчания.

– О чем ты думаешь, папа?

Кэмерону пришлось откашляться.

– Я думаю о том, какими, должно быть, крошечными и пухлыми были твои ручки в младенчестве. – Он легонько постучал пальцем по каждой костяшке на руке Алексии. – Вот здесь наверняка были ямочки.

Девочка захихикала.

Кэмерон судорожно вздохнул, чтобы отделаться от давления в груди, и отвернулся.

– Ты плачешь, папа?

Кэмерон посмотрел на девочку.

– Наверное, – ответил он, не узнавая собственного голоса. – Я столько всего пропустил и уже не смогу наверстать. Поэтому мне ужасно не хочется пропустить что-то еще.

Улыбка, теплая, точно солнечный свет, озарила лицо и глаза Алексии.

– Значит, ты возьмешь меня с собой?

– Ты уверена? Обсудила это со своей семьей?

Алексия энергично закивала.

– Ma tante сказала, что я должна немедленно известить тебя об этом. И еще она велела остаться ночевать у тебя. Чтобы ты не уплыл без меня. А мои вещи она пришлет прямо на корабль.

– Правда? Сомневаюсь, чтобы тетя разрешила тебе разгуливать в одиночку по ночным улицам.

Алексия закусила губу.

– Меня привез Рене. Он сказал, что ты одобришь это. И то, что ma tante пришлет вещи на корабль. Он велел тебе передать, что они с Бастьеном встретятся с нами утром, чтобы проводить. Я знаю, что делаю, папа. И уже со всеми попрощалась.

Кэмерона охватило какое-то странное беспокойство. Правда ли все это? Но почему Жозетта больше ничего не передала? Хотя с какой стати ей это делать?

– Как скажешь.

Отец и дочь долго смотрели друг на друга, словно оба наконец решили перейти через мост, который давно уже нужно было перейти. Только на этот раз они пойдут по нему вместе.

– Ты будешь скучать по семье, Алексия. Ты должна знать это.

Улыбка сошла с лица девочки, и она помрачнела.

– Ты не хочешь, чтобы я ехала с тобой?

– Конечно же хочу. – Кэмерон обнял дочь за плечи и легонько пожал. – В конце концов я столько раз повторял, что ты достойна лучшей жизни. Так почему же ты должна думать иначе? Однако важно понимать, насколько серьезно принятое тобой решение. Ты не можешь провести в открытом море неделю, а потом вдруг передумать.

– О, мой разум и сердце не станут чувствовать иначе. Я слишком много думала, прежде чем принять решение. – Алексия вновь закусила губу. – Значит, я могу у тебя остаться, папа?

Какая-то частичка сердца Кэмерона встала на место.

– Можешь. Но я хочу, чтобы ты отправилась в постель и была готова выехать из дома задолго до рассвета.

Алексия поднялась с дивана, потянулась и едва сдержала зевоту.

– Да, пойду-ка я лучше спать. Ужасно устала.

Оба рассмеялись.

– Ступай, плутишка.

Вместе они поднялись по ступеням. Кэмерон подождал в коридоре, пока Алексия наденет сорочку, которую оставила здесь в прошлый раз.

– Entre, папа, – крикнула она.

Кэмерон распахнул дверь и увидел, что Алексия уже лежит в постели, укрытая одеялом. Улыбнувшись, Кэмерон подошел ближе.

– Почему у меня такое чувство, что нам будет очень здорово вместе, когда мы отчалим от берега? – Он наклонился и поцеловал девочку в лоб.

– Папа?

– Да?

– Можно я возьму с собой Ночку?

– Кота Эббота? Я вынужден сказать нет. – Кэмерон направился к двери, а потом остановился. – Как ты относишься к тому, что мы постараемся найти тебе котенка в первом же порту? Он сможет принимать участие во всех наших путешествиях.

– Правда?

Кэмерон кивнул, вновь собираясь уходить.

– Я люблю тебя, папа.

Кэмерон едва не споткнулся. Он поднял голову к потолку в попытке сдержать навернувшиеся на глаза слезы. Ему стоило огромных трудов обрести дар речи.

– Я тоже люблю тебя, Алексия.

Он вышел за дверь, а потом просунул голову в щель.

– Алексия?

– Да, папа?

– Я рад, что ты у меня есть.

Глава 29

Вместо того чтобы смотреть на восток, куда направлялась «Арабеска», Кэмерон стоял на корме, наблюдая за тем, как вечернее солнце окрашивает облака на западе светящимся оранжевым и живым пурпурным цветами. Три дня в открытом море и умиротворение, охватывавшие его всякий раз, когда он оказывался на борту, куда-то улетучились. Привычного душевного спокойствия он тоже почему-то не обрел.

Что бы Кэмерон ни делал, он никак не мог стереть из памяти воспоминаний о Жозетте. Он оглянулся на Алексию, стоявшую у правого борта и обозревавшую бескрайнюю гладь моря. Она держала в руках проклятого кота Эббота. Девочка ни разу не упоминала тех, кого оставила дома, но Кэмерон знал, что она скучает по семье, ибо слышал, как она разговаривает с котом. Неудивительно, что девочка тайно протащила его на корабль. Ведь Ночка был единственной ниточкой, связывавшей ее с Новым Орлеаном.

При мысли об этом сердце Кэмерона сжалось. Сможет ли Алексия справиться с грустью, читавшейся в ее глазах? Может, ему стоило настоять, чтобы она осталась со своей семьей? Кажется, вместо того чтобы с легким сердцем путешествовать по свету, он еще больше запутался.

Отправившись в путь, Кэмерон снова и снова оглядывался на свое прошлое. И вот сегодня он пришел к заключению, что последние три года избегал жить в полную силу. Рядом была его дочь и команда корабля, а он все равно чувствовал себя ужасно одиноким. Кэмерон никак не мог отделаться от ощущения пустоты, поселившегося в каждой клеточке его тела.

– Папа, посмотри!

Кэмерон проследил взглядом за пальцем Алексии. Менее чем в ста ярдах от корабля резвилась в воде стая дельфинов. Кэмерон подошел к дочери.

– Они плывут за нами?

– Похоже на то.

– Они так делают?

– Конечно, – ответил Кэмерон. – Я видел, как дельфины плыли за кораблем на протяжении многих миль.

Внезапно несколько дельфинов выпрыгнули из воды совсем рядом. Алексия взвизгнула.

– Они видят меня, папа! Заглянули мне прямо в глаза. У меня даже мурашки побежали!

Жозетте стоило быть здесь, чтобы увидеть это. Кэмерон судорожно втянул носом воздух и отошел от Алексии. Завороженная зрелищем, она не замечала ничего вокруг. Вернувшись на корму, он продолжил наблюдать за игрой красок на небе.

Как же он скучал по Жозетте.

Внезапно он вспомнил тот день, когда застал ее за работой в саду. Вспомнил, как сиял над ее головой нимб из солнечного света. Вспомнил, как она разозлилась на него, лишь пробудив в нем еще большее желание. Потом они играли в придуманную им игру и едва не оказались в постели. А те часы, что они проводили вместе? После занятий любовью Жозетта сворачивалась калачиком подле него и засыпала в его объятиях. Проклятие. Кэмерон не просто по ней скучал. Его сердце разрывалось. Он стремился к ней каждой клеточкой. Любил смелость, с какой она противостояла презирающим ее женщинам и продолжала строить бизнес. Какой она нашла способ вырваться из болот от вырастившей ее жестокой мачехи. Кэмерон любил твердость ее воли и даже упрямство.

Черт! Он любил ее!

Ему пришлось облокотиться о поручни, когда от этого открытия у него подкосились колени. В глубине души он давно знал это. Он хотел, чтобы она была рядом с ним, и хотел стать частью ее жизни. Будь он проклят, если ему не хотелось состариться рядом с ней, каждую ночь сворачивающейся калачиком подле него. Внезапно ему показалась ужасно привлекательной идея всю жизнь смотреть на одно и то же лицо за завтраком. Кэмерону хотелось, чтобы они с Жозеттой стали одной из тех пожилых пар, что прогуливаются на закате по пляжу и собирают ракушки.

Он мысленно перенесся на свадьбу Тревора и Селин. То, как они смотрели друг на друга, свидетельствовало о том, что и тридцать лет спустя они будут все так же держаться за руки и смеяться вместе. Именно этого хотел и Кэмерон. Он хотел любить и быть любимым. А еще он был уверен, что вовсе не хочет бороздить моря в одиночку, чтобы закончить свои дни отшельником на каком-нибудь прекрасном острове.

Почему ему потребовалось так много времени на понимание того, что Жозетта стала очень важной частью его жизни? Господи, ну как он мог быть настолько глуп, чтобы оставить ее в Новом Орлеане? Родная сестра когда-то украла ее мечты, и вот теперь он бросил ее, украв еще больше.

Кэмерону хотелось, чтобы к нему вернулось прежнее чувство юмора, когда он шептал Жозетте на ухо чувственные непристойности, а она смеялась в ответ. Ему хотелось тайно обмениваться с нею взглядами в заполненной людьми комнате. Такими, что присущи лишь любовникам, знающим друг друга очень близко.

Кэмерону хотелось играть с ней в другие рискованные игры и наблюдать за тем, как она пытается выйти из них победительницей. Черт, ему даже хотелось, чтобы она попыталась его перепить.

Кэмерон хотел… нет, он отчаянно нуждался в том, чтобы Жозетта стала ему лучшим другом, любовницей, женой. Она заслуживала того, чтобы в ее жизни появился мужчина, любивший бы ее так, как любил ее Кэмерон – каждой частичкой своего тела и души. Да, он и есть этот самый мужчина!