Девушка улыбалась ему сквозь слезы. Лунный свет отражался в ее глазах, сияющих от счастья. Какой же невероятно красивой она сейчас ему казалась! Ему подумалось, что ее счастье будет лучшей ему наградой.

Эпилог

Есть утешения для безутешных,

И мед – для пчелы.

Есть утешения для безутешных,

Но нет ничего для меня.

Возвращение неверного любовника

– Девять «оловянных»! – воскликнул Арчи, глядя поверх стала на дочь. – Ты снова выиграла все мои девять «оловянных»!

Издав раздраженный возглас, отец бросил карты на стол. Тамсина подвинула столбик маленьких монет поближе к себе.

– Лучше радуйся, что ставки невелики, – произнесла она. – В противном случае я бы опустошила все ваши карманы. «Оловянные» почти ничего не стоят.

Одну за другой Тамсина покидала тусклые монетки в бархатный кошель и потрусила ими. Она проказливо улыбнулась отцу и его дяде.

– Только взгляни на нее, – произнес Кутберт. – У твоей дочери – твоя проказливая улыбка, Арчи Армстронг. Скажи правду, Тамсина, как тебе каждый раз удается выигрывать в карты?

– Цыганские фокусы и ловкость рук, – сказал Арчи.

– Удача, – нахмурившись, возразила дочь отцу, – а еще опыт и умение запоминать все карты.

– Удача! С тобой нет никакого резона играть в ломбер, девочка. Я только трижды выигрывал, хотя уже три месяца езжу играть с тобой в Рукхоуп.

– Она отлично играет в карты, – признал Кутберт.

– Я не понимаю, почему ты поднимаешь шум всякий раз, когда я выигрываю, – произнесла Тамсина. – Играя в карты с леди Эммой, ты не бурчишь, когда проигрываешь. Она играет так же хорошо, как я, если не лучше.

– Зачем завидуешь удаче Тамсины? – спросил Кутберт. – Цыгане считали, что ей, напротив, сопутствуют несчастья.

– Ну да, – проворчал Арчи, – хотя сдается мне, что несчастья преследуют тех, кто садиться играть с ней в карты.

Улыбаясь, Тамсина поднялась и расправила складки своей юбки.

– Уже поздно. Я должна навестить крошек.

– С нашими «оловянными»? – воскликнул Кутберт. – На что мы будем играть, когда ты уйдешь петь баллады своим крошкам?

– Если не будет слишком холодно, можно будет съездить в Англию, а не сидеть здесь за картами, – предложил Арчи.

– Мои кости слишком стары. Подобные забавы уже не по мне, – напомнил ему Кутберт. – Особенно теперь, когда Джаспер Масгрейв дни напролет валяется в постели, почти ничего не говорит и ест овсянку словно дитя малое.

– И то верно, – проворчал Арчи. – Негоже красть скот у того, кто пережил апоплексический удар.

Бросив карты на стол, он смешал их и начал тасовать.

– Не успели мы вернуть Джаспера домой в его замок, как англичанин тотчас же захворал. Весь обратный путь Масгрейв проехал с мешком на голове и так и не узнал, что неделю просидел в моей темнице. Когда регент послал людей его арестовать, пришла весть, что у Джаспер утратил способность говорить и его пришлось уложить в кровать. Теперь, когда его сын сидит в шотландской тюрьме вместе с Малисом Гамильтоном, мне его даже жаль.

– Ты и Джаспер донимали друг друга еще до моего рождения, – сказала Тамсина. – Думаю, вам обоим этого не хватает.

– Да, – согласился Арчи, – но сейчас у меня другое на уме.

Отец многозначительно выгнул брови.

– Ты уже сделал ей предложение? – понизив голос, спросил Кутберт.

Арчи слегка покраснел.

– Нет.

– Сделай, – сказал Кутберт.

Тамсина сдержала улыбку. Она заметила, куда смотрит отец. Леди Эмма сидела и вышивала что-то на льняной ткани, тихо разговаривая о чем-то с Еленой и Перрисом. Словно почувствовав, что на нее смотрят, Эмма обернулась и улыбнулась Арчи. Мужчина кашлянул и бросил карты на стол.

Тамсина осмотрелась. Уильям до сих пор не возвращался. Интересно, что же его могло задержать? Тамсина теперь ловила себя на том, что прислушивается, не слышно ли звука его шагов либо смеха, который за прошедшие полтора года после венчания стал звучать громче и чаще.

Арчи полез в кожаный кошелек, который висел у него на поясе, и вытащил оттуда медную монету.

– Смотри, что у меня есть, – произнес он.

Свет костра отразился на блестящем металле.

– «Малышка!» – ахнула Тамсина.

– Да, «малышка». Отчеканена в честь коронации маленькой королевы в замке Стерлинг спустя две недели после того, как ты и Вилли спасли ее, избавив от козней заговорщиков. Она теперь большая редкость.

Девушка протянула вперед левую руку. Отец уронил ей на ладонь небольшой кружок. Тамсина поднесла монету ближе к своим глазам.

– Красиво изобразили нашу маленькую королеву Марию.

– Ха! Наша девочка тоже любит блестящие вещи. Это все темная цыганская кровь говорит в тебе, – сказал Арчи Кутберту.

Отец потянулся и выхватил монету из руки дочери.

– Ты снова увидишь монету, если выиграешь ее у меня, девочка.

– Сыграем примеро[66], – предложила Тамсина. – Мои девять «оловянных» против «малышки».

– Фи, примеро… – хмыкнул Арчи. – Это детская игра!

– О какой детской игре идет речь? – зычный голос Уильяма, входящего в зал, перекричал всех.

– Уильям! Маленькие сорвиголовы! Дорогой! Что это значит?

Тамсина поспешила к Уильяму, который нес на руках два аккуратных сверточка в одеяльцах. Их сыновьям-близнецам исполнилось уже по шесть месяцев. Оба ревели в унисон, не забывая при этом искать заплаканными глазенками мать.

Тамсина взяла у мужа Алана, оставив на руках Уильяму плачущего Арчи.

– Лично с меня этих детских игр довольно, – сказал Скотт. – Я поднялся по лестнице и услышал детский плач. Бедная няня вконец выбилась из сил. Я сказал ей, что отнесу их сюда. Катарина тоже решила пойти со мной… – он развернулся. – Кейт! Где ты, девочка моя?

Малышка, топая ножками, появилась в дверном проеме. Темно-синие глаза под густыми темными кудрями смотрели с интересом.

– Она выглядит усталой, – сказала Эмма.

– Иди сюда, дорогуша! Я покажу тебе «малышку», – протягивая ярко поблескивающую монету, позвал ее Арчи.

Катарина потопала к дедушке и забралась ему на колени. Подошла Елена и приняла из рук брата маленького Арчи. Эмма последовала ее примеру и забрала Алана у Тамсины. Женщины, как всегда, были щедры на любовь к детям.

Перрис, сев за стол, начал играть с Арчи и Кутбертом. Уильям, взяв супругу за руку, подвел ее к окну, за которым сгущались зимние сумерки. В небе расплывалось разноцветное зарево, играя на заснеженных холмах фиолетовыми, оранжевыми и темно-красными красками.

На фоне темнеющего неба выделялся одиноко растущий на вершине холма дуб, чьи голые ветви переплетались словно кружево. Тамсина взглянула на Уильяма. Муж не мигая смотрел на величественное старое дерево, под котором покоилось тело Алана Скотта.

– Он был бы рад узнать, что в Рукхоупе растут два юных сорвиголовы, – сказала она мужу. – Алан и Арчи – черноволосы и очень нетерпеливы. Они во всем походят на твоего родителя и тебя.

Тамсина обняла Уильяма за талию.

– Да, – согласился он, привлекая жену к себе, – отец бы порадовался…

Мужчина поцеловал ее в макушку, не отрывая взгляда от старого дуба.

– Вилли, – снова прозвучал ее голос. – Мой отец собирается просить твою матушку о чем-то важном. Ты об этом знал?

– Предполагал, – коротко ответил Уильям.

В его голосе звучали нотки радости.

– Он в разговоре намекнул мне, что собирается ухаживать за некой особой, а потом жениться на ней, – пояснил муж.

– Подозреваю, он всегда был немного влюблен в твою матушку, еще с тех пор, как он и Алан Скотт были молодыми сорвиголовами, – тихо сказала Тамсина. – Однажды он признался мне, что был очень разочарован, когда после смерти твоего отца она уехала из Роукхопа и вышла замуж.

– Возможно, тогда она не была готова общаться с кем-либо, кто постоянно станет напоминать ей об Алане Скотте, – молвил Уильям, – но теперь это не так. Я сочту за честь называть Арчи отцом, тем более что он уже и так отец, правда, крестный. Если он предложит матушке обручиться, думаю, она согласится. С недавних пор матушка краснеет как девочка, когда на него смотрит.

Тамсина улыбнулась.

– Ты замечал, как Перрис и Елена в последнее время поглядывают друг на друга? Если я не ошибаюсь, скоро жди еще одну свадьбу.

– Вот и отлично, – сказал он. – Я давно на это надеялся. Не понимаю, почему он так долго ждет. Даже легендарные Елена и Парис были влюблены друг в друга. Это судьба, – мужчина оперся подбородком ей в темечко. – Тамсина! Я хочу тебе кое-что показать.

Муж полез за пазуху и выудил оттуда сложенный листок пергаментной кожи.

– Что это? – спросила она, беря его рукой.

– Я наконец решил пересмотреть ларец с вещами отца, который мне передала матушка, – сказал Уильям. – Признаюсь, долгое время я не был готов к этому. Но теперь, когда я уже сам стал отцом, то подумал, что откладывать дальше нет никакого смысла. Признаюсь, когда я пересмотрел все вещи, то не ожидал найти вот это. Это письмо написал мой отец.

Тамсина не стала разворачивать пергамент, поскольку решила, что письмо адресовано Уильяму.

– О чем он писал?

– За несколько недель до своей смерти он решил изложить на пергаменте свои пожелания, – сказал муж.

– Завещание? – перейдя на шепот, спросила Тамсина.

– Нет, – в тон ей ответил Уильям, – просто здесь он сообщает, что желает сочетать своего сына и наследника Уильяма Скотта, тринадцати лет от роду, браком с малолетней дочерью своего ближайшего друга Арчибальда Армстронга из Мертон-Ригга. Здесь сказано, что этот брак – его заветное желание.

На глаза ей навернулись слезы.

– Ах, Вилли, – прошептала Тамсина, поворачивая голову и прижимаясь щекой к его щекие. – Ах, Вилли…

Его рука прикоснулась к ее голове, скользнув по ее заплетенным в косы волосам.