А ты что думал, быть народным героем – это пожинать плоды своей славы. Я ухмыльнулась и тут же опустила глаза, но, видимо, опоздала, потому что спустя секунду мажор уже стоял у моего стола, опираясь на него ладонями.

– Что? Ну что смешного?! – зарычал он.

Я даже вздрогнула и тут же замотала головой.

– Ничего… - и действительно, мне тут же перестало быть смешно. Особенно под изумлённым взглядом Ленки, увенчанным высоко поднятыми бровями. Ох, устроит она мне допрос с пристрастием.

– Вика, – вдруг прошептал Макс, наклоняясь ко мне так низко, что, когда я подняла голову, мы почти соприкоснулись носами.

Я испуганно ойкнула и отодвинулась.

– Собирайся.

– Куда? – надо признаться, ему удалось меня удивить.

– Прокатимся, – отозвался он таинственно и вернулся в свой кабинет.

Под понимающим прищуром Ленкиного взгляда я надела пальто. Очень хотелось возразить ей, что она неправильно всё поняла, и, вообще, между мной и Никитиным ничего нет. Но всё это я уже говорила вчера, а повторяться не хотелось. К тому же, эта зараза теперь явно мне не верила. Вот ни на грош.

И что ещё Мажор задумал?

Макс вышел из кабинета полностью одетым и с собакой на поводке.

– Ты готова?

Я только кивнула, заинтригованная, как и Ленка. Точно пытать будет.

Мы спустились вниз. Никитин спустил пса, и тот рванул к машине, замерев у задней дверцы. Когда Друг бежал, было видно, что он слегка прихрамывает на переднюю лапу. Я вспомнила, что говорили коллеги – собаку ударил кто-то из поджигателей. Ну надо же, «Омега-принт», кто бы мог подумать…

– Садись, – Никитин устроил пса на заднем сиденье, а сам разместился за рулём.

Я помедлила ещё секунду, а потом, поняв, что веду себя глупо, тоже села в машину. Ну не похищает же он меня, в самом деле.

Мажор молчал, не спеша мне ничего объяснить. У меня не было ни одного варианта, куда он меня везёт, пока внедорожник не остановился у лесопарка на краю города. Начинавшийся детской площадкой и облагороженными аллеями постепенно он переходил почти в настоящий лес.

– Решил закопать меня под берёзкой? – нервно пошутила я, всё ещё не понимая, зачем мы сюда приехали.

– Мысль вообще-то неплохая… – задумчиво протянул Макс, оглядывая меня с ног до головы.

Причём после этого взгляда я явно представила, как стою, привязанная к этой самой берёзе, а мажор… Ой, мамочки, о чём-то не о том я думаю.

– …Но поначалу я хотел взять перерыв и выгулять Друга.

Он открыл дверь, и пёс радостно выскочил из машины, скрываясь в зарослях чубушника, почти лишившегося листьев.

– Не боишься, что он убежит? – эта тема показалась мне довольно безопасной и позволяла немного оттянуть главные вопросы, потому что я уже начала догадываться – мы оказались здесь наедине с природой вовсе не просто так.

– Он сам слишком боится меня потерять, – ответил Макс.

Подтверждая его слова, Друг выбежал из кустов и, перебежав дорожку прямо перед нами, отправился исследовать противоположную сторону аллеи.

– Откуда он вообще взялся?

– Не поверишь, – усмехнулся Макс, – Друг сам пришёл и залез ко мне в машину. А я слишком долго мечтал о собаке и откладывал исполнение своей мечты, чтобы отказаться от такого шанса.

Никитин смотрел на своего пса с таким теплом во взгляде, что мне даже стало немного завидно. Я отвлеклась, переключаясь на рассматривание заброшенного скворечника на стволе дерева. Макс тоже замолчал, думая о чём-то своём.

Мы шли медленно, но ухоженная часть парка постепенно оставалась позади. Утоптанная дорожка медленно превращалась в лесную тропинку, без аккуратных бортиков и ряда стволов по обеим сторонам. Теперь деревья росли хаотично, лишь в им самим ведомом порядке.

 Но даже здесь, в лесной части, чувствовалась заботливая рука человека – никаких следов мусора, там и тут вдоль тропинки встречались урны, а рядом с ними иногда и скамейки. Точнее простые деревянные лавочки – два полена и доска над ними.

– Присядем? – мажор указал на одну из них, и я поняла, что вот оно, начинается.

Опустилась на самый краешек, словно подсознательно хотела быть готовой убежать отсюда в любой момент. Хотя и понимала, что Никитин заслуживал право на объяснение. Если ему нужно поговорить, я его выслушаю. Да и мне самой, наверное, нужно было расставить точки над i, ведь в своих чувствах к Максу я так и не разобралась.


– Обещай, что не убежишь, пока не выслушаешь меня, – попросил он, и я кивнула головой, соглашаясь. А собственно, почему бы и не выслушать? Что я теряю, в конце концов?

Друг занимался своими делами, но постоянно возвращался к нам, чтобы убедиться, что Макс никуда не исчез.

– Я много думал над твоими словами и понял, что ты была права – у тебя нет причин доверять мне. И даже если я скажу, что за последние недели я многое понял и изменился, ты вряд ли мне поверишь… Ведь так?

Я пожала плечами. Доверие странная штука, я бы даже сказала – эфемерная. Кто знает, когда оно возникает и когда заканчивается.

– Я хочу попросить тебя, чтобы ты дала мне шанс… Шанс доказать, что теперь всё будет по-другому… Если ты согласишься быть со мной…

– Макс… – начала было я, но он перебил.

– Нет, не отвечай сейчас, подумай. Я не буду тебя торопить.

Ну и что я могла на это ответить? Ведь это «не буду тебя торопить» давало весьма размытые понятия о сроках. Если я не буду готова дать ему второй шанс, я это пойму. И тогда скажу ему прямо. А сейчас я решила согласиться и позволить мажору продемонстрировать мне, как сильно он изменился. И как сильно он хочет получить этот второй шанс.

46

Поведение Макса кардинально изменилось и стало похоже не то на навязчивое ухаживание, не на активное завоевание единственной женщины. Меня.

С одной стороны, это не могло не льстить, а с другой – ужасно раздражало, потому что личного пространства на работу у меня практически не осталось.

Каждое утро на рабочем месте меня ожидал букет цветов. А поскольку мажор не всегда приходил раньше меня, я начала подозревать, что ему помогает Ленка. Постепенно к поддержке Никитина перешёл весь наш коллектив.

Свои ухаживания мажор не старался прятать, напротив, всячески подчёркивал своё внимание ко мне. Подавал мне руку, когда я выходила из машины или спускалась по лестнице, придерживал для меня дверь. Обедал он теперь только за моим столиком, и остальные вообще перестали к нам подходить. «Чтобы не помешать», как однажды объяснил мне Галухин, смущаясь и отводя глаза.

В общем, это была тщательно спланированная осада замка, и все мои прежние союзники перешли на вражескую сторону.

А я с каждым днём всё больше накалялась. Мне казалось, что Макс издевается, нарочно действует мне на нервы.

Хотелось только одного, чтобы он прекратил поливать меня этой сладкой патокой, и мы вернулись бы к прежним отношениям, противостоянию, подкалыванию друг друга.

К счастью, на работе это никак не сказывалось. Напротив, дела фабрики шли в гору. Наши сырки пользовались популярностью. Мы заключили договоры поставки уже с несколькими магазинами. И ожидалось, что через неделю, на выставке мы сумеем выйти на другой, более высокий уровень распространения нашей продукции.

Фабрику охватило радостное предвкушение. Всем хотелось, чтобы мы одержали победу, и чтоб Никитин наконец меня добился. Но, если в победе сырков народ был уверен, то я вызывала опасение и… даже некоторое осуждение.

Я и сама была не рада, что случайно подслушала разговор коллег. Но мажор каким-то образом сумел переманить симпатии на свою сторону. И я осталась в меньшинстве. Даже, можно сказать, в одиночестве…

Время летело незаметно. Выставка должна была начаться через два дня. Мы были готовы по большей части. Но всегда оставалось множество мелочей, о которых так же нужно было подумать и предусмотреть. Фабрика гудела. Каждый занимался своим делом, стараясь, выполнять свою работу ещё лучше и качественнее, чем обычно.

К обеду я набегалась, голова и ежедневник уже опухли от обилия информации и того, о чём нельзя было забыть.

Я составляла очередной список, ковыряя вилкой салат. Внезапно в столовой стало тихо. Мне даже не хотелось поднимать голову, потому что я уже знала, кого увижу. Ну разумеется, нашего босса, великого и якобы влюблённого. А вокруг стола, на расстоянии нескольких шагов, чтобы не помешать нам, собрались зрители. Сочувствующие и переживающие. За Макса. Не за меня.

Никитин положил передо мной широкую и довольно плоскую коробку, завёрнутую в одноцветную упаковочную бумагу, такой оборачивали заказы. А поверх бумаги она была перевязана ярко-красной лентой.

– Что это? – я подняла глаза на мажора, не притрагиваясь к коробке.

– Открой, – его глаза сияли предвкушением.

Я обвела взглядом зрителей и заметила, что практически все смотрели на меня точно так же. Они что, сговорились за моей спиной?

– Открой, пожалуйста, – повторил Никитин, и я взялась за коробку. Если бы мы не работали на шоколадной фабрике, я б могла подумать, что внутри конфеты. Но ведь это было бы слишком банально – дарить мне нашу продукцию, которую я и так знала, как свои пять пальцев.

В полной тишине развязала ленту и развернула обёрточную бумагу.

На столе передо мной всё-таки лежала коробка конфет. Но я была с ней не знакома.

Я могла бы с уверенностью утверждать, что это не наша продукция, но вверху красовалась эмблема фабрики – «Никитинъ». Хотя твёрдый знак был написан несколько иначе, не как обычно, и при определённом наклоне коробки его можно было прочитать как букву «А».

Но в ступор меня ввело само название конфет – размашистыми объёмными буквами на крышке было написано «Виктория» на фоне тёмного женского силуэта. Моего силуэта, если присмотреться.