Оливия Уэдсли - Любовь Сары Дезанж

Он стоял над ней, подняв руку, словно для удара. Глаза его угрожающе смотрели на нее.

— Что вы можете сказать теперь?

Сара встала и взглянула на него, уничтоженная силой его обвинения. Он не спускал с нее глаз, гипнотизируя ее своей ненавистью.

— Должен ли Юлиан отвечать за это?

Сара прижала руки к сердцу.

— Я буду нести ответственность за все, ради моей любви, — сказала она.

Гиз нагнулся вперед, глядя ей в глаза, и произнес очень быстро.

— Время не терпит. Колин здесь. Я позову его. Мы можем увезти Юлиана. Никто не знает, что он вернулся, всем известно, что он уехал час тому назад. Никто не знает, кроме вас.

Наступила тишина. Пробили часы. Где-то вдали раздался звук проехавшей телеги.

— Я поняла, — сказала, наконец, Сара.

Гиз посмотрел на нее, затем спокойно отпер дверь и вышел из комнаты, оставив ее одну с Юлианом и Чарльзом.

А Чарльз был мертв. Когда то она любила его, когда-то, много лет назад, а теперь она погубила его «ради тщеславия». Ее возлюбленный убил Чарльза. Юлиан был убийцей. Нет, нет, это невозможно! Юлиан, целовавший землю, по которой ступала ее нога. Только вчера в еловой роще он упал перед ней на колени…

Гиз быстро и бесшумно вернулся в сопровождении пожилого человека.

Колин вздрогнул при виде Чарльза и в ужасе облизнул пересохшие губы.

— Между графиней Дезанж и господином Картоном произошла борьба, — тихо произнес Гиз, — он упал на пол и умер. Юлиан уехал час тому назад.

Обернувшись к Колину, он резко спросил:

— Вы поняли?

— Да, да, — неслышно пробормотал Колин, — Я понял.

Нерешительно взглянув на Сару, Колин спросил:

— Вы здесь? Вы слышали? Вы согласны?

Гиз прервал его, приказав:

— Скорей!

Они нагнулись над Юлианом и подняли его. Он застонал. Сара вскрикнула.

— Боже мой, — прошептал Колин. — Гиз!

Но Гиз не слушал его. Задыхаясь, он подошел к двери, толкнул ее ногой и они оба вынесли Юлиана на террасу, а оттуда в парк. Парк был пуст. Они исчезли за поворотом тенистой дорожки. Скрипнула калитка, зашумел мотор автомобиля и его шум замер в отдалении.

Сара вернулась в гостиную и подошла к колонне. Мрамор был безупречно чист, ни единого пятнышка крови ни на камне, ни на ковре.

Взгляд ее упал на Чарльза. Вздрогнув, Сара подбежала к звонку и рванула его с такой силой, что шелковый шнур остался у нее в руках. Кто-то постучал в дверь. Она была заперта. Тревожный стук повторился.

Сара рассмеялась. Игра началась.

Снаружи постучали в закрытые ставни. Терраса наполнилась людьми:

— Войдите! Войдите! — крикнула Сара и показала вошедшим на неподвижную фигуру, лежавшую на полу.

— Он умер, — сказала она беззвучно. — Я убила его!

Мнение света разделилось. Лишь немногие были на стороне Сары, и эти немногие были большей частью ее друзья, не оставившие ее в беде, остальные осуждали Сару.

В обществе и в прессе поднялся невообразимый хаос сплетен и перессудов. Некоторые газеты старались оправдать ее и находили, что это был поступок женщины, защищавшейся от наглого насилия.

Колин присоединился к этому мнению и поддерживал его, словно находил в этом некоторое утешение.

— Да, да, я придерживаюсь этого мнения, — лихорадочно говорил он.

Колин сильно похудел, осунулся и находился в постоянной тревоге. Жизнь стала для него адом. Он не знал на что решиться и готов был сознаться в правде, но боялся больше за себя самого, чем за Юлиана. Он проклинал старого Гиза за его предательство, но знал, что не мог выдать тайны. Он сам помог унести Юлиана и даже способствовал старику увезти Юлиана на яхте одного из своих друзей. В обществе никто не знал о помолвке Сары и подозрения не могли пасть на Юлиана. Он был в безопасности.

— Да, он спасен, — беспокойно говорил Колин Саре.

Вначале не все, однако, шло гладко. Лукан не хотел поверить случившемуся.

— Почему вы не послали за мной? — спросил он Сару, внимательно глядя на нее прищуренными глазами. — Почему? Вы могли протелефонировать мне и сказать, что Картон умер от разрыва сердца. Так и было наверно, и я мог бы замять дело, если бы вы во время вызвали меня.

Картон был очень болен. Малейшее потрясение было для него смертельным. Клянусь вам в этом.

Он напугал деревенского врача, маленького упрямого человека, гордившегося той ролью, которую ему пришлось сыграть в этом громком деле. Но недовольство знаменитого парижского специалиста, все же не произвело на него должного впечатления.

— Господин Лукан! При разрыве сердца на шее трупа не бывает синяков. Даже мы, скромные деревенские врачи, понимаем это. Следователь похвалил меня за мою проницательность. Яне могу давать ложных показаний, даже ради такой прекрасной особы. Я знаю, что у него был порок сердца и заявлю об этом на суде.

Было совершенно невозможно переубедить маленького самодовольного человека. И слуги подтверждали его показания. Лукан проклинал их. Он сразу оценил Колина и решил воспользоваться его помощью, хотя до сих пор Колин никогда не нравился ему. Они условились заранее о доводах, необходимых при защите: гнев оскорбленной женщины, серьезная болезнь Чарльза, сострадание к невольной виновнице сенсационного убийства.

Деволь, один из самых молодых и блестящих адвокатов, соперничающий с Юлианом в успехе, был приглашен ими для защиты. Деволь был очень умный и дельный. Саре он не понравился. Он слишком открыто восхищался ею и она неохотно говорила с ним. После ее полного признания в своей вине не оставалось почти никаких вопросов.

Во время предварительного ареста она жила в каком-то тумане, охваченная такой непобедимой апатией, что почти не испытывала страданий. Она уже не могла страдать, потрясение было слишком сильным. Никто не видел ее, кроме Хэкки и Габриэль де Клэв, которая по возможности часто видалась с ней.

Сенсация, вызванная смертью Чарльза, вскоре потеряла остроту. Роберт, как и большинство других, осуждавший Сару, приложил все старания, чтобы замять скандал. Он был главой дома и не мог простить Саре позор, который она причинила его имени. Он был у нее только единственный раз, когда потребовалось ее подпись на каких-то бумагах. Они встретились, как чужие: Роберта — надменно и мрачно, Сара — спокойно и безразлично. Роберт был возмущен до глубины души. Все его юношеские иллюзии были разбиты. Сара казалась ему чудовищем и он возненавидел ее.

Леди Диана приняла его приглашение остаться погостить на неопределенное время в имении Дезанж. Сам же он не мог оставаться здесь и решил предпринять длительное путешествие.

Сара хотела повидаться с матерью и леди Диана навестила ее. Но при первом взгляде Сара увидела холодную враждебность матери. Это было не только возмущение, ужас или отвращение, а еще более глубокое чувство, которое на минуту вызвало даже сострадание к ней в душе Сары.

— Ты понимаешь, что это конец, — сказала леди Диана дрогнувшим голосом. — Между тобой и мной все кончено. Я не могу выразить тебе, что я чувствую, но я не хочу видеть тебя.

Она не плакала, у нее не было ни малейшей жалости к дочери. Ничего, кроме гнева и холодного осуждения.

Несмотря на свой эгоизм, Колин не оставлял Сару. Он приходил каждый день, успокаивал ее, лгал, изворачивался, предсказывал наилучший исход и всегда рассказывал о Юлиане, что служило утешением для Сары. Каждый день он возвращался домой, устав и физически и морально. Он лишился сна и не знал покоя. Каждую ночь он был готов сознаться ей во всем; днем он приходил к убеждению, что только молчание могло спасти его самого и Юлиана. Он старался уверить себя, что в последний момент Сара сможет доказать свою невиновность и давал себе слово открыть правду, если ей будет грозить осуждение.

Осуждение, по мнению Колина, было невозможно. Суд должен был найти смягчающие обстоятельства. Красивая молодая женщина, трогательно ухаживающая за парализованным мужем во время его тяжелой болезни, защищалась от нападения негодяя. Она убила его случайно. Это такая трогательная история! Кроме того Деволь блестящий адвокат и сумеет защитить интересы обвиняемой. Во всяком случае, если Саре будет грозить осуждение, Колин должен рассказать все.

Если бы он мог тогда обдумать все последствия, он поступил бы иначе, но все произошло так быстро. Какими железными нервами обладал старый Гиз, как он спокойно переносил все это.

Колин старался во всем облегчить участь Сари и выхлопотал для нее много преимуществ. Хэкки могла постоянно навещать ее. Лукан бывал у нее ежедневно.

«Она, кажется, очень больна», — с ужасом думал Колин.

Он неловко погладил ее по руке.

— Вы скоро будете свободны, моя дорогая графиня. Крепитесь! Главное, не волнуйтесь!

Он умоляюще спросил Хэкки:

— Что вы думаете о вашей госпоже?

Хэкки, со сверкающим неспокойным взглядом и нервными движениями, ответила ему враждебно.

— Это счастье, что она в таком состоянии. Она вовсе не волнуется и совершенно не сознает, что творится вокруг.

Она вопрошающе взглянула на Колина.

— Что же это будет, м-р Колин?

— Все будет хорошо, — поспешно уверил он ее, — все должно быть хорошо. Вам придется увезти ее куда-нибудь отдохнуть, мы все нуждаемся в отдыхе.

Неестественно рассмеявшись, Колин ушел.

«Он боится чего то», — подумала Хэкки.

Франсуа, Хэкки и Габриэль де Клэв не переставали заботиться о Саре. Всю ночь накануне суда Хэкки просидела с собакой Сары на руках и беззвучно рыдала. Франсуа тоже не мог сомкнуть глаз. Колин не находил покоя.