Холодным проницательным взором Лукан посмотрел на нее, невольно любуясь ее белоснежной кожей. У нее были глубокие темно-голубые глаза с длинными черными ресницами, придававшими им странное необычное выражение, и темные блестящие волосы бронзового цвета. Золотистые искорки зажигались в них, когда на них падал луч света. Она не красилась, несмотря на установившуюся в Париже моду красить губы. Доктор Лукан восторгался ее внешностью и ее умением одеваться. Он очень хотел услышать ее историю, испытывая легкое любопытство, которое всегда испытывает мужчина, выслушивая признание красивой женщины.

И он добавил:

— Я очень благодарен вам, что вы удостаиваете меня своим доверием.

— Я хочу вам разъяснить положение вещей. Начнем с того, что я по происхождению англичанка. Как это ни странно, но я не вышла замуж за Клода из-за его богатства. Если бы я поступила таким образом, я наверно имела бы любовника, давно оставила бы Клода и устроила свою жизнь по собственному желанию. Вы хорошо знали Клода, вы помните его смешные костюмы с яркими галстуками и ярко-желтыми перчатками, его доброе некрасивое лицо, его любовь к лошадям и увлечение хорошими винами. И вы наверно не подумали бы, что такой человек может жениться из благородства. Однако, это так. Клод женился на мне из чувства благородства и заботливости ко мне. Моя мать (я уверена, что вы слышали о ней… Она очень красива и знаменита) никогда не заботилась обо мне. Когда я влюбилась первый раз в жизни, влюбилась страстно, слепо и безрассудно, она не нашла нужным предостеречь меня. Кажется, она рассмеялась, когда потом узнала об этом, и сердилась на меня только оттого, что я была в таком отчаянии и так страдала. Она не придавала никакого значения тому обстоятельству, что мой возлюбленный изменил мне. Но мысль о скандале выводила ее из себя.

Тогда появился Клод. Он явился, чтобы преподнести ей жемчуг или чек или что-то в этом роде, и увидел меня. Я была озлоблена, желая отомстить всему свету за перенесенное страдание. Клод сразу сознался, что ему нравились хорошенькие молодые девушки, вроде меня. Потом он рассказал мне, что в то время глубоко страдал из-за женщины, покинувшей его. Он обожал ее, она заполняла всю его душу. Она была очень красивой, а Клод поклонялся всему прекрасному. Он обставил для нее этот дом, построил для нее дворец в своем имении Дезанж. Кажется, ради Клер Форой он начал лучше одеваться, бедняга! Он говорил мне потом, что обожал Клер из-за ее красоты. Я думаю, Клод и я были очень несчастны тогда, и это сблизило нас. Во всяком случае, Клод стал моим другом и однажды, когда жизнь показалась ему особенно пустой и ужасной, он сделал мне предложение. Я сказала ему, что не люблю его и что, несмотря на все происшедшее, по-прежнему люблю того человека, который изменил мне. Клод сознался, что тоже не любит, но очень жалеет меня. Он хотел лишь окружить меня заботой и вниманием, желая избежать собственного одиночества.

Весь свет считал, что я вышла за него замуж из-за денег, и Клод знал это. Мы оба смеялись над мнением общества. Ничего не изменилось в его жизни после нашей женитьбы. Мы вернулись в Париж и он по-прежнему продолжал бывать на бегах и много пить. Но он был необыкновенно добр ко мне. Я же со своей стороны старалась отплатить ему тем же. Я поселилась в приготовленных для Клер Форой комнатах, где всюду висели ее большие портреты, нарисованные самыми знаменитыми художниками Европы. Клод хотел навеки воплотить ее красоту. Он часто сидел перед ее портретом, мечтая о ней. Казалось, он даже не мог сердиться на нее за то, что она бросила его и сбежала с каким-то русским. Это был большой, светловолосый грубый человек и Клер любила его, а не Клода. Клод часто говорил о ней, а я вспоминала о Чарльзе Картоне. Мы оба знали печали и горести друг друга и у меня не было тайны от Клода, а он ничего не скрывал от меня. Вы не можете себе представить, как он был благороден и великодушен по отношению ко мне, и я не могу всего этого выразить словами. Он давал мне все. Я не говорю о деньгах и драгоценностях. Но несмотря на скандал, он заставил все общество признать меня. Он трогательно заботился обо мне и оберегал от всего.

Как это ни странно, но для женщины так много означают условности, признает ли она их или нет. Женщина, принадлежащая к известному кругу, редко может отказаться от предрассудков и условностей, как бы презрительно она не отзывалась о них.

После первого хода нашей женитьбы, когда мы почувствовали влечение друг к другу, когда я, наконец, поняла все благородство этого некрасивого, невзрачного человека, когда Клод пришел к убеждению, что жизнь уже не так пуста и тосклива, как ему казалось раньше, когда он уже начал забывать о прошлом и все больше и больше стал интересоваться своей женой — он заболел. Сначала не верилось, что он заболел так серьезно. Это казалось ужасным, неожиданным и несправедливым ударом судьбы. Мы оба не хотели верить, что болезнь разовьется и Клод даже ругался и шутил по этому поводу. Но в душе мы оба знали. Я убедилась, что ему все известно, что он предвидел и боялся самого худшего.

Однажды ночью я вошла в его комнату и он не заметил меня. Он уже почти не мог двигаться. Я остановилась у дверей и увидела, что он плакал. Его лицо было искажено гримасой, как у беспомощного ребенка, испытывавшего сильную боль. Я никогда не обнимала его, но в ту ночь я обняла его, прижав его голову к своей груди. Тогда он заговорил. Он ничего не спрашивал и я ничего не сказала, но мы оба знали. Он плакал, пока не заснул на моей груди. Мы больше никогда не говорили об этом, даже когда ему стало хуже; он продолжал скрывать свои истинные чувства. Его сносили вниз и мы вместе принимали гостей. Потом он лишился речи.

Теперь я отвечу на ваш вопрос, если вы еще до сих пор не поняли меня сами. Но вы должны узнать еще одну подробность. Когда Клод лишился речи, мы оба придумали способ изъясняться знаками. Тогда он был еще при полном сознании. И мы оба предвидели будущее. Я не оставлю Клода до его смерти. Я поступаю таким образом не из чувства долга, а из чувства безграничного сострадания. Мы были верными друзьями и я останусь около моего друга до конца. Я в долгу перед ним за все, что он сделал для меня, и я хочу отплатить ему тем же. Надо испытать всю горечь и унижение таких переживаний, как мои, чтобы оценить человека, который в самый ужасный момент протянул руку помощи и помог мне забыть обо всем низком и беспросветном, что осталось в прошлом. Клод никогда не заговорил о моем безумном поступке, когда я сбежала к человеку, отвергшему меня. Я не заслуживала такого благородства, но Клод носил меня на руках. Мужчины редко поступают таким образом, даже самые лучшие из них. Не думаете ли вы после всего сказанного, что, как бы я ни была внимательна к Клоду, это все же не слишком много?

Лукан следил за тонкими струйками дыма своей папиросы. Затем он ответил:

— Я думаю, что вы великодушная женщина. Но такое чувство благодарности — преувеличено, а всякое преувеличение — коренная ошибка. И я все-таки думаю, что вы должны уехать.

Сара рассмеялась:

— Я не уеду, — сказала она мягко.

Лукан кивнул головой, встал и поклонился Саре:

— Тогда я ухожу.

Он ушел, оставив Сару одну.

Она испытывала смутное беспокойство и неясную тоску о свободе, в чем она боялась сознаться самой себе. Слова маркизы и ее взгляд, полный любви, произвели на Сару некоторое впечатление, а откровенные, почти резкие слова доктора Лукана еще больше взволновали ее, нарушив ее внешнее спокойствие, которое она приобрела, с таким трудом. Теперь, когда ушли все гости, большая красивая комната казалась ей совершенно пустой и тишина в доме пугала ее. Только там за окнами, где благоухали цветы, была жизнь, оттуда доносился шум большого города.

В доме было тихо, как в могиле. Несмотря на прекрасную обстановку, на большое количество цветов, наполнявших воздух своим ароматом, и драгоценных вещей, дом походил на могилу, из которой не было выхода. Предложение Лукана его недовольство при ее решении, ее собственные слова, воскресившее прошлое, горе и печаль ушедших дней — все это лишь углубило впечатление от слов Габриэль. Сара чувствовала себя ужасно одинокой и глубокая тоска охватила ее.

Она вздрогнула, когда позади нее раздался голос, и быстро обернулась. Лакей приоткрыл дверь, произнося чье-то имя, и вслед за этим в комнату вошел молодой человек. Он быстро направился к ней и извинился за опоздание.

Сара вспомнила, как Адриан предупредил ее, что его друг или даже кажется родственник хотел посетить ее. Это был, вероятно, Юлиан Гиз. Сара смутно помнила, что он был видным адвокатом. Она посмотрела на него внимательно, как всегда смотрит женщина при первой встрече с мужчиной, невольно заинтересованная Им. «Он довольно красив», решила Сара, разглядывая его, копа наливала ему чай. Он был высокого роста, с гладко причесанными блестящими волосами, с неправильными чертами лица; серые глаза с тяжелыми веками, резко очерченный подбородок, очень красивый рот на выразительном бритом лице.

Внезапно Гиз рассмеялся:

— Что вы подумали обо мне? — спросил он.

Сара тоже рассмеялась:

— Я думала, что у вас неправильные черты лица.

Он улыбнулся веселой мальчишеской улыбкой.

— Разрешите и мне сказать вам, что я думаю о вашем лице.

Сара нагнулась и посмотрела на него пристально и немного насмешливо.

— Пожалуйста!

Его глаза встретились с ее взором, и он опустил веки.

— На вашем лице я вижу выражение печали и… он остановился.

— И что еще? — настаивала Сара. — Вы должны окончить фразу.

— Вы моложе, чем мне казалось раньше, и у вас необыкновенно правильные черты лица.

Затем они заговорили о книгах, о театре, об Адриане и Габриэль. Где то пробили часы. Гиз поднялся.

— Я пришел с опозданием и невольно засиделся слишком долго. У вас было много гостей сегодня днем? Я не мог придти раньше. Вы, наверно, устали?