– Не рассказывай басни, – рассердилась девушка.

– Это правда, – засмеялась Кларри.

Долли уставилась на нее так, как будто у Кларри было две головы.

– Подумать только!

Она понесла поднос с пирогами в кладовку.

– Лучше спрячу это от поварихи. Она злится из-за того, что господину пироги Белхэйвенов нравятся больше, чем ее. Она отнесет их в Армию спасения, если первая их найдет.

– Идемте, посмóтрите на мой вертеп, – сказал Уилл, хватая Кларри за руку.

Она взглянула на свои грязные ботинки и потертый жакет и засомневалась.

– Я не могу идти в таком виде.

– Можете, можете, – настаивал Уилл. – Это в холле, вам не придется ступать по ковру.

Вновь появилась Долли.

– Не беспокойтесь, никто вас не увидит. Мистер Герберт и мистер Берти все еще в офисе, а госпожа в спальне.

– Я думала, здесь полон дом гостей, – сказала Кларри.

– В этом году нет.

– Что-то случилось?

Долли покосилась на Уилла.

– Я не могу об этом говорить.

– Кларри, идемте, – сказал Уилл нетерпеливо и потащил ее к двери.

– Но только на минутку, – сдалась она. – Я не могу надолго оставлять Барни на морозе.

Мальчик повел ее вверх по каменной лестнице. Они оказались на первом этаже. В открытую дверь на другой стороне темного холла была видна большая гостиная, также темная, освещенная лишь льющимся сквозь незанавешенные окна тусклым сиянием уличного фонаря. Широкая лестница уходила во мрак. На ее перилах не было никаких украшений. Да и нигде в доме украшений не было. К разочарованию Кларри, жилище Стоков оказалось пустым и холодным.

Она сжала руку Уилла, не зная, куда идти в темноте.

– Это вон там, на верхней площадке, – сказал он, направляясь к лестнице.

– Ты говорил, что это в холле, – неуверенно произнесла Кларри. – Я не думаю, что мне следует здесь находиться.

– Ну пожалуйста, Кларри!

В голосе Уилла прозвучало отчаяние, и Кларри позволила отвести себя на верхнюю лестничную площадку. Там мерцал мягкий свет, и Кларри увидела вертеп, установленный на низком деревянном сундуке. Дом был объят такой тишиной, что Кларри и Уилл крались к сундуку затаив дыхание. Подойдя ближе, девушка увидела, что фигурки искусно сшиты из ткани с набивкой внутри и одеты в яркую одежду. Здесь были крохотные быки и овцы и вырезанная из дерева колыбелька, в которой лежал младенец, завернутый в белую ткань. Вся композиция была освещена рядом миниатюрных свечек, распространяющих вокруг уютное сияние.

– Восхитительно! – ахнула Кларри. – Кто сделал эти фигурки?

– Мама, – ответил мальчик шепотом. – Она сделала их для меня, когда мне было пять лет. Я расставляю их каждый год, хотя уже слишком большой, чтобы ими играть.

Кларри осторожно дотронулась пальцем до младенца.

– Он такой маленький, но так аккуратно сделан. Олив была бы в восторге, если бы увидела его.

– Вы можете привести ее сюда, если хотите, – воодушевился Уилл.

– Спасибо. – Кларри дотронулась до его ладони. – Ты добрый мальчик.

Он покачал головой.

– Нет, не добрый. Я невыносим. Так говорит папа. Он говорит, чтобы я держался подальше от маминой комнаты и что от меня слишком много шума.

– Ну, насколько я понимаю, можно быть шумным и добрым одновременно.

Уилл радостно улыбнулся.

– Вы мне нравитесь, Кларри. Вы придете к нам на рождественский обед?

Кларри рассмеялась.

– Я хотела бы. Но я должна вместе с Олив помочь мистеру и миссис Белхэйвен с приготовлением их обеда.

– А в Индии вы праздновали Рождество?

У Кларри сжалось сердце от этого неожиданного вопроса.

– Да, – вздохнула она, думая об их последнем несчастливом Рождестве, омраченном беспокойством из-за алкоголизма отца и нехватки денег.

– С индейкой и сливовым пудингом? – поинтересовался Уилл.

– Нет, с жареным вальдшнепом и имбирным пирогом.

– Думаю, это не обязательно, чтобы Рождество всегда было одинаковым, – произнес мальчик задумчиво.

Он замолчал, глядя на колыбельку. Кларри уже собиралась уйти, когда он сказал:

– Мама родила мертвого ребенка.

У девушки оборвалось сердце.

– Ах, Уилл, какое горе! Мне очень жаль. Она, должно быть, ужасно огорчена.

Уилл пожал плечами.

– Она не говорит об этом. Никто об этом не говорит. Они думают, что я ничего не понимаю, потому что мне всего одиннадцать. Но я видел, как доктор выносил ящик из маминой комнаты. Он оставил его в гардеробной и ушел, чтобы поговорить с отцом.

Мальчик замолчал в нерешительности. Кларри услышала, как он сглотнул.

– Ящик был похож на тот, в котором я храню своих солдатиков. – Он понизил голос до шепота: – Я заглянул внутрь. Ребенок был обернут как младенец Иисус. Но он был настоящим. Я дотронулся. Он был теплым.

Кларри едва не застонала.

– Я знаю, что не должен был этого делать, – взволнованно продолжал Уилл. – Вы… вы думаете, я убил его? Может, доктор забрал его, потому что так для него было лучше?

Уилл всхлипнул. Кларри быстро привлекла его к себе.

– Ах ты, бедный мальчик! Конечно, не ты убил малышку. Доктор никогда не положил бы ее в ящик, если бы она была жива.

Уилл прижался к ней и заплакал. Кларри гладила его по волосам, утешая.

– Вы ведь никому не расскажете об этом, правда? – спросил он, отстраняясь.

– Конечно нет, – уверила его Кларри. – Но ты не совершил ничего плохого и не должен себя винить. Пообещай мне, что не будешь этого делать.

Уилл кивнул, вытирая глаза и нос рукавом.

– А теперь мне пора идти, – сказала Кларри мягко. – Будешь молодцом?

Уилл снова кивнул. Когда они шли к лестнице, он спросил:

– А почему вы говорили о ребенке «малышка»?

– Не знаю, – ответила Кларри. – Просто у меня возникло такое чувство, что у твоей мамы была девочка. Младенца похоронили?

– Я не знаю, – пожал плечами Уилл. – Мне никто ничего не сказал.

Кларри спустилась по лестнице, держа мальчика за руку. Она сочувствовала его горю. Ей было жалко их всех, и она гадала, в каком состоянии находится его мать. Спустившись по лестнице, Кларри заметила какое-то движение наверху и оглянулась. Ей показалось, что она увидела фигуру в светлом платье, мелькнувшую за перилами, но не была в этом уверена.

На улице пошел густой снег.

– Смотри, Уилл! – воскликнула Кларри. – Правда, здорово?

Она закружилась на месте, подставляя лицо падающим снежинкам.

– Мой первый снег в Англии!

Уилл тоже был возбужден и, гикая от радости, бегал вокруг, пинками поднимая фонтаны снега в воздух. Он слепил огромный снежок и запустил его в Кларри. Девушка вскрикнула от неожиданности, когда снежок угодил ей в шею. В следующую минуту она гонялась за мальчиком по тихой площади, забрасывая его снежками.

– Уилл! – гаркнул чей-то голос из темноты. – Это ты?

Кларри запустила большой снежок как раз в то мгновенье, когда Уилл бросился вперед. Мальчик столкнулся с темной фигурой одновременно с тем, как снежок достиг цели. Обоих накрыл душ из мокрого снега. Уилл завизжал и засмеялся, стряхивая с себя снег, но мужчина раздраженно крикнул:

– Прекрати, маленький негодник!

Слишком поздно Кларри поняла, что это был Герберт Сток. Она поспешила ему навстречу, оскальзываясь на снегу. Ее волосы растрепались, а на одежде белели следы от снежков.

– Прошу прощения, мистер Сток, – выпалила она. – Я слишком увлеклась.

Он вглядывался в нее сквозь пелену падающего снега в неверном свете газового фонаря.

– Кто это?

– Кларри Белхэйвен, – задыхаясь, сказала она. – Я принесла пироги с мясом.

– Кларри! Боже мой, а я подумал, что это друг Уилла.

– Так и есть, папа. – Уилл радостно улыбнулся. – У нас было отличное сражение. Кларри бросает снежки не хуже мальчишки.

Кларри рассмеялась.

– Буду считать это комплиментом.

Герберт грустно улыбнулся, стряхивая снег с плеча.

– Вы его заслужили. Я оценил точность вашего броска.

– Прошу прощения, – повторила Кларри.

– Не нужно извиняться, – произнес Герберт. – Я давно уже не видел Уилла таким счастливым.

Кларри очень хотела выразить ему свое сочувствие по поводу потери ребенка, но не желала навлекать на Уилла неприятности. Вместо этого она сказала:

– Мне очень жаль, что миссис Сток нездорова.

Герберт Сток бросил на нее удивленный взгляд.

– Долли сказала мне, что госпожа в спальне, – поспешно объяснила Кларри. – Вы, пожалуйста, дайте нам знать, если мы можем вам чем-то помочь. Может, вам нужна еще выпечка или другая провизия?

– Вы так добры, – сухо ответил мистер Сток. – Но мы не хотели бы вас обременять.

– Вы нас вовсе не обремените, – уверила его Кларри. – Я привыкла вести домашнее хозяйство. Мне пришлось делать это после смерти матери. Поэтому я знаю, что даже небольшая помощь может иметь огромное значение.

Строгое лицо Герберта Стока немного смягчилось.

– Благодарю вас.

– Папа, мы можем сейчас поесть пирогов с горячим шоколадом? – спросил Уилл. – И пусть Кларри останется.

Кларри увидела на лице Герберта замешательство.

– Боюсь, что я не смогу остаться, – сказала она. – Я должна возвращаться в гостиницу.

– Вы живете в гостинице? – удивленно спросил Уилл. – Она роскошная?

Кларри сдержала горькую усмешку.

– Нет, не очень.

Когда Кларри торопливо возвращалась к терпеливому пони, она слышала, как Уилл рассказывал отцу о том, что показывал ей вертеп. Она со стыдом подумала, что подниматься наверх, словно она была им ровня, было наглостью с ее стороны. Герберт Сток, вероятно, будет этим рассержен. В его глазах она была всего лишь официанткой из бара, прислугой. Его сын Берти вообще не снисходил до беседы с ней в церкви, и даже Уилл через год или около того поймет, что он не может приглашать в дом таких, как она. Кларри быстро шла, изгоняя из головы мысли об аристократичном доме Стоков. Если она позволит себе сравнивать с ним свое мрачное существование на Вишневой улице, то сойдет с ума.