Хрупкость и слабость духа Дианы только усугубились на фоне самонадеянной Сары. Но сильнее всего задевало Диану то, как легко сошлась Сара с королевой, почти мгновенно найдя общий язык.

Трудность состояла в том, что никто в королевской семье, за исключением разве что принцессы Маргарет, не понимал Дианы. Ее неприятие королевской нравственности, ее желание сбросить декорацию счастливой семейной жизни и дать порывам свежего воздуха развеять извечное притворство, хорошо видное ей изнутри, было гораздо понятней принцессе Маргарет, которой самой пришлось пережить душевную драму. Более тридцати лет назад, ради придворного протокола, ей не позволили выйти замуж за человека, которого она любила, — полковника авиации, разведенного Питера Таунзенда.

Королева практически не в состоянии была понять, что происходит с Дианой, в чем ее проблемы. Она была воспитана в идее жертвовать всем ради долга и в свою очередь внушала то же детям. Личные переживания не должны выходить на поверхность, и Диана, с ее бросающейся в глаза обидчивостью и постоянным эмоциональным самокопанием, была для нее сущим наказанием.

Истинная причина состояла в том, что Диана была чужой среди них. Никто во дворце не знал, что делать с этой чувствительной, истинно царских кровей красавицей, которой с ее хрупкостью было не пройти там, где спокойно протаптывали себе тропу флегматичные тяжеловесы.

Диана была еще совсем девочкой, когда вошла в их дом, храброй девчонкой, с течением лет пытающейся проявить себя как женщина. Она была таким чувствительным созданием, так отчаянно нуждающимся в любви и поощрении, что напыщенное высокомерие особ королевского дома терзало ей душу.

Если бы только рука мужа поддерживала ее, а его мудрость и верная любовь направляли ее, то она была уверена, что постепенно нашла бы верный путь. Ее бы не охватывало отчаяние, часто сбивавшее ее с пути, подводя к опасной грани.

Оглядываясь назад, Диана видела, что с самого начала должна была понять, что ее супруг по-настоящему любит другую. Конечно, до поры до времени она не могла уловить истинного смысла происходящего. Да и как бы она могла? Она была молода, увлечена и исполнена заблуждений юности.

Горечь развода родителей не смогла заглушить ее бурного романтического воображения. В действительности их развод только подогрел ее стремление к идеальному браку. Она не допускала мысли, что может выйти замуж не по любви и не на всю жизнь.

К несчастью, человек, который выбрал ее себе в жены, который уготовил ей роль будущей королевы, который, благодаря ее чистому облику и скромному, безупречному воспитанию, счел ее подходящим помощником в своей миссии, имел другой взгляд на брак.

Сам он оказался в незавидном положении человека, влюбленного в замужнюю женщину. Поначалу это казалось ему вполне разумным и безопасным: у него было достаточно времени для своих занятий и государственных дел. Но когда он понял, что эта женщина, которую он так безумно любил, которая так его понимала, вдохновляла и никогда не стремилась затмить, — стала ему душевным другом, его собственный брак показался ему клеткой. Он знал, что ему не выпутаться, что он не может не жениться, но никогда не думал, никогда не мог себе даже представить, к каким трагедиям это приведет.

Пока Диана была невестой, она видела, какое влияние на ее будущего супруга имеет Камилла Паркер-Боулз, но была уверена, что сможет с этим справиться. Она отметала свои сомнения, уговаривая себя, что Чарльз любит только ее одну, и не хотела верить, что его любовь может быть обусловлена какими-то внешними обстоятельствами. Одним словом, она решилась заслужить и завоевать его безраздельную любовь.

До свадьбы Диане приходилось идти на существенные уступки, поскольку все мысли Чарльза занимала Камилла Паркер-Боулз. Не зная тогда еще ни о глубине их отношений, ни о крепости их уз, она наивно предполагала, что все будет хорошо, как только она станет женой Чарльза. Слишком юная и неопытная, чтобы понимать, какие сложные силы могут связывать людей, она не сомневалась, что ее нежность и красота, молодость, стройная, изящная фигура и всепоглощающая любовь к супругу быстро вытеснят со сцены миссис Паркер-Боулз.

Если бы только кто-нибудь помудрее и поопытнее взял на себя труд поговорить с ней... Быть может, ее мечты были бы разбиты, но она хотя бы была подготовлена к грубой реальности своего брака и ей не пришлось бы в течение пяти лет привыкать к этому.

Любовь совсем не то, что ты воображаешь, — могли бы они сказать ей. Любят не за совершенства, не за непогрешимость. Любят не только за красоту, но и за недостатки. Любят за морщины и тени под глазами, говорящие о страданиях. Любят не за умение владеть собой, а за слабости и за хрупкость плоти, не отвращающую, как нечто неуместное и неподобающее, но притягательную, как неотъемлемая часть того, кого любят.

Но ей никогда этого не говорили; она была один на один с жизнью. Все с замиранием ожидали ее выхода на сцену. Родные и друзья, которые могли окружить ее защитным кольцом своей заботы, тоже безучастно наблюдали, зная, что от уготованной ей роли, роли в стране и в мире, она отказаться была не вправе.

Охваченная всеобщей эйфорией, ощущением величия творящихся сегодня событий, она ни на одно мгновение не могла себе представить, что, оставшись наедине со своим мужем, она не обретет покоя в его объятиях, не найдет в его любви долгожданной безопасной гавани. Наступила минута, к которой она готовила себя, о которой грезила по ночам еще в школьные годы в Вест-Хете.

Потрясение, ожидавшее ее во время медового месяца, было слишком сильным. У нее никогда не возникало и тени опасения, что она не сможет удовлетворить своего супруга физически.

Он был ее первым любовником, и она все еще была в плену романтических образов. Брак представлялся слиянием двух душ и тел. Она верила, что с каждым днем любовь их будет все расти и вместе с ней будет укрепляться их союз, раздвигая границы их чувственных открытий.

Если бы тогда она знала правду, то поняла бы, что ничего такого не будет, что это невозможно, что в одной постели бок о бок со своим мужем она будет лежать в отчаянии и одиночестве, словно рядом никого нет.

Ибо свою страсть он удовлетворял с другой женщиной, и ему тоже пришлось признать горькую правду, понять, что его супружеская жизнь не будет полноценной, как бы он ни старался.

Разочарование медового месяца, который они провели в круизе по идиллической, зеркальной глади Средиземного моря, раскаленным гвоздем засело в мозгу. Она просто не могла представить, не могла ощутить силу физической неприязни, и, убеждая себя, что, когда они узнают друг друга лучше, все сгладится, она подготавливала собственную гибель.

Она была безумно влюблена в своего супруга и очарована им. Ее безмерно восхищала его преданность стране, продуманность и отточенность его манер, физическая мощь. При ее невинности не было ничего такого, на что бы она не решилась, чтобы ему понравиться.

В эти первые, неумелые годы супружества она испробовала все. Забота о внешнем виде подогревалась твердой убежденностью, что так она вернее сможет завоевать его любовь. Это лишь вопрос времени. А то, что все журналы в мире мечтали заполучить ее фотографию на обложку, что ее красота и стиль восхищали всех, — не значило ничего. Даже ухудшало ее положение. Ведь если простые обыватели, которые никогда не встречались с ней, обожали ее, то человек, которого она любила, который должен был быть рядом с ней физически и душевно, казалось, брезговал дотронуться до нее — это разрывало ей сердце.

Не в силах осознать всю глубину своего несчастья, она продолжала бороться, не ведая, что стремление к физическому совершенству губит ее тело и разум. Потеряв ощущение реальности, она перестала понимать и себя, понимать, кто она есть на самом деле. Не сама она, а ее образ в глазах других приобретал для нее значение, важно было только то, что она ведет себя и выглядит именно так, как этого, по ее мнению, ждут от нее другие.

К несчастью, чем великолепнее она выглядела, тем менее уверенно себя чувствовала. Ибо чем громче мир приветствовал ее, чем больше людей протягивали руки, чтобы прикоснуться к ней, тем более ее супруг отдалялся от нее.

Он привык быть в центре внимания, и его пугало и раздражало, что юная прекрасная супруга, женщина, ценность которой он не сумел разглядеть, невольно затмевает его.

Ему самому, с детства испытывавшему неуверенность в себе, нуждавшемуся в постоянных похвалах и одобрении, трудно было заставить себя гордиться и восхищаться своей женой. Если бы он был способен заглушить ревность, то понял бы, что она вовсе не желает повергнуть весь мир к своим ногам; все, чего она хотела, — был он. За всеми ее стараниями произвести впечатление на публику и вечным паническим страхом не понравиться стояло только одно желание: чтобы он ее похвалил, чтобы он ее любил.

Ей не нужно было обожания, ей не нужно было восхищения. Ей достаточно было бы, чтобы он увидел ее такой, какая она есть: робкая юная девушка, истосковавшаяся по его объятиям, его ласкам и заботам, чтобы он сказал ей, как она хороша, как он ее любит.

Она попыталась заглушить свою боль работой. Если она не может заслужить его близости, то своими успехами на общественном поприще может заслужить хотя бы его одобрение. Она знала, какое значение он придает работе.

Однако за что бы она ни бралась, все было некстати. Словно летя вниз в свободном падении и ожидая, когда же раскроется парашют, вдруг с ужасом понимаешь, что он, судя по всему, никогда не раскроется.

Она чувствовала себя очень одинокой в душном кругу его семьи, общение с которой, при всех ее стараниях, никак не налаживалось. Хуже того, она не могла общаться со своим мужем, как будто замкнувшимся и отдалившимся. И мысль о том, что в его душе есть области, совершенно для нее недоступные, приводила ее в безумное отчаяние.