— Уффф!

Он вытер ладонью выступивший на лбу пот и облегчённо улыбнулся ей:

— Ну напугала! Хорошо, что ты сегодня мне это сказала!

— А что ты сделаешь? — с неконтролируемым вызовом поинтересовалась Настя, на что получила щелчок по носу:

— А вот увидишь! И нефиг мне тут гормоны демонстрировать, плавали-знаем!

Он протянул руку и тронул пока еще плоский живот:

— Вот тут вот? Вот такое махонькое?

Настя кивнула, улыбаясь против воли. Вова зарылся с головой под одеяло. Настя почувствовала колючую щёку на животе и услышала тихий голос:

— Привет, мой малыш…

И ещё что-то, совсем неразборчивое, но прислушиваться не стала — пусть это останется между ними.

Вова уснул, обнимая её живот, а Настя по привычке ещё долго думала о чём-то важном, неважном и просто о мелочах…

Назавтра пробуждение было слегка апокалиптическим. Дети проснулись все сразу и естественно, притопали будить родителей. Пришлось вставать. Настя потащилась убирать участок, а Вова взял на себя завтрак и одевание. В назначенный час Настя отвела обоих мальчишек в садик, сходила поговорить на ушко с директрисой, чтобы та приняла Виталика пока без официальных документов, пообещав за услугу роскошный шарф по новомодному шаблону. И вернулась домой. Вовы уже не было, и он прихватил с собой свою ненаглядную Елену Прекрасную. Настя послонялась по квартире, подобрав несколько игрушек и сложив пижамы, и решительно завалилась спать. Хочет Вова этого ребятёнка — пусть привыкает к усталости и гормональным ссорам!

Она проснулась от лёгкого равномерного стука металла по дереву. Нахмурившись, посмотрела на часы — почти два часа дня! Нифига себе вздремнула! Она вскочила, думая о неприготовленном обеде и нестиранной одежде, принялась собирать постель и вдруг прислушалась. Стук прекратился, раздались скребущие звуки и за ними голос Ленки, требующей что-то на своём детском языке. Встревоженная такой необычной активностью, Настя пошла в кухню и застыла в дверях, не веря своим глазам.

Вова, в её стареньком цветастом переднике, вспотевший от усилия, резал овощи на винегрет. В другой миске стоял готовый «Оливье», а в третьей — какой-то незнакомый Насте салат. На плите в кастрюле мариновались в масле и специях отбивные, а рядом стояла в воде начищенная картошка, ожидая своего часа.

Настя удивлённо спросила:

— Что это такое? Что-то празднуем сегодня?

Вова резко обернулся с озабоченным выражением лица и задал встречный вопрос:

— Слушай, ты морковку в винегрет кладёшь или нет, а то у меня провал в памяти…

— Кладу, — автоматически ответила Настя и спохватилась: — Отвечай на вопрос, блин!

— Празднуем, — он взял со стола вареную морковину и принялся нарезать мелкими кусочками. — Родители к сестре приехали на три дня, вот и к нам зайдут вечером.

— Зачем? — глупо спросила Настя и быстро поправилась: — В смысле, так рано? Мы же собирались в июне к ним ехать…

— Ну вот, захотели! — неопределённо покрутил головой Вова, потом добавил: — Должны же они познакомиться с будущей мамой их внука!

Настя временно обалдела и присела к столу. Машинально смахнула крошки и тихо спросила:

— А если я им не понравлюсь?

— Поедут домой, обсуждая по дороге неприятную им невестку, — рассеянно ответил Вова, сражаясь с непокорной луковицей.

Настя обиделась, неизвестно на что:

— Я, между прочим, серьёзно!

— Так и я, Насть! — удивлённо повернулся к ней любимый. — Да чего ты нервничаешь? Всё будет пучком, они у меня мировые человеки!

Но Настя нервничала. Конечно, меньше, чем если бы Вова сообщил: «К нам родители приезжают, приготовь там всё как на праздник». И тут её гормоны, скорее всего, устроили бы пляску на его костях. Просто она была плохо приготовлена ко всяким семейным вечеринкам и съездам по большим праздникам, уже потому, что не участвовала в них с детства. И побаивалась Вовиных родителей, как и все будущие невестки.

Она встала, заглядывая в миски, и Вова замахал руками:

— Иди отсюда, иди! Я всё затеял — я всё и сделаю сам! Вали, приводи себя в парадный вид, вы, женщины, любите это дело!

— Какой еще парадный вид? — насупилась Настя, пытаясь стащить щепотку Оливье. Вова покачал головой, подавая ей ложку:

— Тарелку возьми, вечно голодный желудок! Ну вид, который означает «у меня все отлично, я вообще само совершенство».

Настя усмехнулась:

— Ага, зубы почищу и готово!

Вова притянул её к себе и сладко поцеловал:

— Ну я-то это и так знаю, но ведь вам же надо пустить пыль в глаза! Попробуй вон тот салат, это мой фамильный, с селёдкой.

Настя с удовольствием попробовала и с набитым ртом заявила:

— Ошен вкушно! Что ты туда положил?

— Не скажу, — он самодовольно показал язык. — Секрет фирмы! Нет, правда, солнышко, иди отдыхай, у тебя неважный вид!

Нет на свете большего мотиватора, чем подобные слова мужчины. Настя встрепенулась и, не доев, ушла в ванную. Долго рассматривала себя в зеркало и пришла к неутешительному выводу. Вздохнула и пустила воду в ванну…

Привести себя в парадный вид ей не составило ни малейшего труда. Не так, как в первый день их с Вовой знакомства. Настя не спеша и с удовольствием вымылась, сделала маникюр, выщипала брови, уложила волосы. Сочла себя вполне пригодной к употреблению и пошла выбирать одежду.

Вова разбаловал её, как и детей. Если в его палатках появлялась новая партия товара, это означало, что у Насти в шкафу уже это есть, а если не было, значит, шмотка ей просто не нравилась. Так в шкафу скопились вещи, которые она редко меняла, а некоторые вообще ни разу ещё не надела.

Она откинула волосы с лица и попыталась представить себя пожилой деревенской женщиной. Какая девушка ей понравится? Скромная — значит, штаны с вышивкой отпадают. Домашняя — значит, ни короткую юбку, ни джинсы с низкой талией Настя не наденет. Не выскочка — значит, ничего вызывающе модного, лучше что-то классическое.

Покопавшись на полках, Настя выбрала нормальные тёмные брюки из мягкой струящейся ткани (самый крик моды в Европе, но, слава богу, мода шла в приличном направлении), к ним светлую трикотажную кофточку с длинными рукавами и цветными разводами на груди, посмотрелась в зеркало и осталась вполне довольна результатом.

За три месяца жизни с Вовой она немного поправилась, много похорошела, и призрак прошлой Насти, худой, бледной и замкнутой, навсегда испарился в тумане ушедшей зимы. Настя повернулась боком к зеркалу и попыталась хотя бы обозначить руками будущий животик. Ей это не удалось, но вот грудь явно увеличилась в размерах. С Ленкой такого не было, и Настя довольно улыбнулась. Кто будет рад — так это Вова!

Она вышла в кухню, и упомянутый мужчина уставился на неё, без слов. Впрочем, Насте не нужны были слова, чтобы раскодировать палитру чувств, перемешанных в его взгляде. Восхищение, недоверие — она ли это, желание, и даже капелька страха… Настя подошла к нему вплотную, и сильные руки осторожно обхватили её талию. Вова прижал Настю к себе и опустил взгляд на её грудь:

— У меня галлюцинации или они и вправду стали больше?

Его рука уже сделала характерное движение к объекту желания, но Настя пихнула его плечом:

— Ленка тут!

Он оглянулся на малую, которая сидела в высоком детском стульчике, грызла печенюшку и с увлечением наблюдала за ними, и жалобно протянул:

— Вот так всегда! А если мне тебя просто до невозможности захотелось?!

— Подождёшь! — со смехом вывернулась из его рук Настя. — Ещё полно всего надо сделать! Твои родители во сколько придут?

— В шесть где-то, — Вова с сожалением глянул на часы. — Не надейся уснуть вечером раньше, чем я поиграюсь с моими новыми игрушками!

Настя усмехнулась его шаловливому тону и показала язык:

— Играйся, потом твой бэбик с ними будет играться и тебе фиг даст!

— Это мы еще посмотрим! — самоуверенно пообещал Вова.

К шести часам всё было готово. Настя накрыла стол в зале, выставив парадные тарелки из «прошложизненного» сервиза, одолжила бокалы для шампанского у тёти Веры и причудливо сложила бумажные салфетки по модели из журнала. Отбивные, издавая упоительный запах, доходили в духовке, салаты пропитывались майонезом в холодильнике, шампанское и водка запотевали в морозилке.

А Настю охватила нервная дрожь. Она никогда не видела родителей Вити, которые переехали на Камчатку незадолго до её знакомства с их сыном. Поэтому и не знала, что такое иметь свёкра и свекровь.

Когда раздался звонок в дверь, она вздрогнула и жалобно посмотрела на Вову. Тот протянул ей руку:

— Пошли уж, не смотри на меня взглядом осужденной на расстрел!

Она глубоко вздохнула, вцепилась в его ладонь и вдруг ужаснулась:

— Тапочки!

— Какие тапочки? — опешил Вова, обнимая её за плечи.

— У нас нету тапочек для твоих родителей…

Она произнесла это с таким трепетом, словно от наличия тапочек зависило её будущее с Вовой. Словно, узнав об отсутствии сменной обуви, свёкр начнёт оскорблять её, а свекровь демонстративно повернётся и уйдёт.

Вова ничего не сказал, только повертел пальцем у виска, и потянул Настю в коридор.

Вовины родители оказались совсем не такими, как она их себе представляла. Не старая ещё женщина с гладким полным лицом, с весёлыми тёмными глазами, никаких вышедших из моды бабьих юбок и кофт на пуговичках. Она была в джинсах и обтягивающей кожаной куртке до бедра и при этом нисколько не стеснялась своего, явно лишнего, веса. Вовин отец был худой и сутулый, из-за высокого роста, с пышными усами «а ля Будённый» и уже знакомыми серыми, чуть раскосыми глазами, которые, видимо, проявлялись в каждом поколении. Он тоже носил джинсы, и куртка была простяцкая, типа модных недавно пиджаков. Он протянул Вове руку, внимательно оглядел Настю и сказал: