Лошадь попыталась поднатужиться, но приступ резкой боли в животе заставил ее застонать. Рольф помрачнел: похоже, Танкред оказался прав. Видимо, жеребенок действительно принял неправильное положение и не мог родиться без посторонней помощи.

Ласковыми уговорами он убедил кобылу оставаться на ногах, затем быстро сбросил с себя жилет и рубашку, обнажив крепкий, мускулистый торс.

Вскоре вернулся Танкред с конюхом, который нес в руках кувшин с топленым салом и веревку.

— Держите ее, — приказал Рольф, — и успокаивайте, как можете. — До локтя окунув руку в гусиный жир, он сквозь стиснутые зубы пробормотал молитву и, отодвинув в сторону хвост кобылы, осторожно погрузил руку в недра ее тела, нащупывая препятствие. По сравнению с холодным воздухом конюшни плоть кобылы была горяча как огонь. Рольф молил бога, чтобы веревка не понадобилась. Только бы удалось повернуть жеребенка, придав ему естественное положение! В противном случае, если новорожденного придется тянуть силой, его хрупкое тело может быть раздавлено.

Наконец пальцы Рольфа наткнулись на небольшой бугорок. Ощупав его, он обнаружил согнутую в колене ногу жеребенка, под неудобным углом перекинутую через другую. В таком положении лошадь не могла разродиться сама. К счастью, препятствие было легко устранить. Подождав, пока мышцы живота кобылы расслабятся, Рольф умелым движением, стараясь не повредить стенки родового канала, выпрямил согнутую ногу жеребенка. Затем, с началом очередной схватки, вытянул ее вперед. Кобыла возмущенно заржала и дернула головой. Танкред с конюхом еле удержали ее на месте. Нашептывая нежные слова, Рольф свободной рукой похлопал роженицу по крупу, а потом, когда схватка ослабла, подтянул к первой ноге вторую.

— Теперь все в порядке. Отпустите ее, — распорядился он, высвободив покрытую окровавленным жиром руку и отступив в сторону. Почувствовав облегчение, кобыла опустилась на бок, и через несколько мгновений на свет показались передние ноги и голова жеребенка Рольф помог новорожденному выбраться наружу и быстро очистил его тело и морду от последа, чтобы детеныш мог дышать.

— Мальчик, — удовлетворенно провозгласил он.

— Нет сомнений. Достойный наследник старика Орага, — просиял Танкред. — Взгляните, на лбу такая же отметина в форме звездочки, как и у отца.

Племенной производитель, потрясающей красоты гнедой по кличке Ораг никогда не подводил хозяина. Лорд Рольф де Бриз по праву гордился выносливым, горячим и сообразительным конем. Почти каждый жеребенок, родившийся от Орага, имел своеобразный золотисто-коричневый окрас, со временем ставший отличительной чертой Бриз-сюр-Рисла.

Едва появившись на свет, жеребенок тут же попытался подняться на шатающиеся ножки. Кобыла повернула к нему голову и ласково, словно подбадривая, заржала. Рольф, приподняв жеребенка, подвинул его ближе к матери. Обнюхав дитя, она начала энергично облизывать его сильным розоватым языком.

Сполоснув руки и надев рубашку и жилет, Рольф стоял и наблюдал, как новорожденный впервые в жизни сосал молоко из набухшего материнского соска. Убедившись, что все в порядке, он оставил обоих на попечение Танкреда, а сам зажег факел и вышел прочь.

Взобравшись вверх по лестнице, ведущей от нижнего двора к вершине холма, на которой располагался замок, Рольф задержался, залюбовавшись солнцем, восходящим над землями Бриз-сюр-Рисла. Сквозь пелену дождя все вокруг казалось зеленым: и деревенские крыши, и серые каменные выступы часовни, в которой покоился прах отца. Внизу, извиваясь, как стальная лента, неторопливо несла свои воды в сторону порта Гонфлер река Рисл. Глядя на воду, Рольф впал в необъяснимую тоску. Здесь был его дом, его наследство. Разве этого человеку мало? Или зов вольнолюбивой реки сильнее тяги к земле? Неужели это кровь викингов, текущая в его жилах, зовет в путь? Рольф жадно вдохнул морозный утренний воздух, а затем, тряхнув головой, как человек, только что очнувшийся от сна, вошел в башню. В главном зале у огня сидела кормилица Берта с его дочерью Жизелью на руках. Когда Рольф вошел, она отняла ребенка от груди и, натянув платье на одно плечо, приложила его к другой. Рольф, как зачарованный, смотрел на огромный, пронизанный голубыми жилками шар с широким ореолом и толстым коричневым соском. Покрутив головой из стороны в сторону, Жизель наконец нашла то, что искала, и жадно зачмокала. Берта бросила на лорда долгий понимающий взгляд. Он хорошо помнил ее тяжелое разгоряченное тело, лежавшее под ним на соломе, ее полные груди, мокрые от молока и пота, и ненасытное, требующее естество. Почувствовав тяжесть в паху, он попытался отогнать прочь слишком греховные для столь раннего часа помыслы.

Избегая откровенного взгляда Берты, Рольф рухнул в кресло у высокого стола и велел слуге принести хлеба и вина. Сначала к нему приблизился с вопросом управляющий, затем в надежде на пожертвования пришел священник, отец Гойль. Рольф поспешил поскорее избавиться от обоих. Вскоре вернулся слуга с блюдом свежеиспеченного хлеба, горшком меда и кувшином красного вина.

— Что с кобылой?

Рольф слизнул с пальца мед и глянул на жену, севшую в соседнее кресло. Как всегда болезненно-белая и бесцветная. Две серебристо-каштановые жидкие косы тянулись вдоль тощего тела к узким бедрам. Несмотря на правильные черты, лицо не казалось красивым. Ярко-серые глаза были обведены дымчато-темной полоской.

— Уже все в порядке. Одна из ног жеребенка согнулась, но как только мы выпрямили ее, кобыла без труда разрешилась от бремени. Родился прекрасный жеребенок. Если я решу его продать, то возьму хорошие деньги.

Женщина отломила кусочек хлеба и положила его в рот.

— Ты хочешь сказать, что собираешься оставить его себе?

— Рано или поздно мне придется искать замену Орагу. Поэтому я внимательно приглядываюсь к каждому новорожденному жеребенку. Возможно, именно этот станет продолжателем рода. — Рольф покосился на жену. Их грудной дочери шел уже шестой месяц, а Арлетт все еще не пришла в себя после родов. Она всегда тяжело переносила беременность. До рождения Жизели у нее было три выкидыша и один мертворожденный ребенок. По мнению Рольфа, жена просто недостаточно хорошо заботилась о себе и ела мало как воробей. Ничего удивительного в том, что она была не в состоянии кормить дочь грудью. Рольфу не раз приходила в голову циничная мысль о том, что, будь Арлетт лошадью, он, едва глянув на ее тщедушное тело, поспешил бы как можно скорее избавиться от нее. Но она была родом из старинной и знатной фамилии и к тому же прекрасно справлялась с домашними делами… Опрятность и трудолюбие — вот что Арлетт считала главными для женщины качествами… Поэтому в доме всегда царил порядок, к столу никогда не подавалась подгоревшая или плохо приготовленная еда, одежда мужа содержалась в чистоте и своевременно и качественно ремонтировалась. Будь в Арлетт побольше плодовитости и поменьше чопорности, Рольф бы не жаловался… Однажды осознав это, он добросовестно нес свою ношу, правда, без искры любви и радости.

Прожевав корочку хлеба, Арлетт пригубила вина. Рольф с раздражением подумал, что сидеть рядом с ней, пожалуй, равносильно сидению рядом с мышью, и, проглотив последний кусок, вскочил на ноги. Подняв глаза, Арлетт удивленно посмотрела на супруга.

— Ты куда?

— Пойду посмотрю годовалых жеребят. Вильгельм Фицосберн просил отобрать нескольких для тренировок.

— В такую погоду?

— Это лучше, чем сидеть взаперти, как петух. — Небрежно стряхнув с рубахи хлебные крошки, он вышел из зала.

Берта, уже прикрывшая грудь платьем и теперь укачивающая маленькую Жизель, проводила лорда таким же, как у Арлетт, голодным взглядом.

Вырвавшись из душной и напряженной атмосферы зала, Рольф с облегчением вздохнул и отправился проведать кобылу с новорожденным жеребенком. Спящий детеныш, насытившись, лежал на соломенной подстилке, его маленькое брюшко стало упругим как барабан. Над ним возвышалась погруженная в полудрему кобыла. Рольф улыбнулся и приказал конюху седлать Босена, старого черного мерина, на котором он обычно объезжал табуны и пастбища.

Заслышав шум во дворе, Рольф выглянул из конюшни и увидел отряд всадников, по двое въезжающих в ворота замка. Из-под лошадиных копыт поднимались столбы жидкой грязи. Возглавлявший колонну всадник держал в руках яркое черно-желтое знамя, развевавшееся на ветру. Чуть позади на пританцовывающем гнедом скакуне восседал Вильгельм Фицосберн, один из постоянных клиентов лорда де Бриза. Близкий родственник и доверенное лицо герцога Вильгельма, он обладал огромной властью… Припомнив об этом, Рольф, расплываясь в самой любезной из своих улыбок, вышел поприветствовать гостя.

Окоченевший от мороза, Фицосберн не без зависти посмотрел вслед своему коню, которого двое слуг под уздцы увели в теплую конюшню, и, пытаясь согреться, потопал ногами по земле и потер руки о толстую шерстяную накидку. Фицосберну было около сорока пяти лет… Проницательные карие глаза окружала паутина морщин, которые, углубляясь, спускались к ноздрям и тонким губам.

— Гиронделл выглядит прекрасно, — похвалил Рольф лошадь гостя, когда они вместе вошли в замок. Он сомневался, что Фицосберн захочет осмотреть товар прежде, чем согреется у огня и выпьет вина.

— Как всегда, — беспристрастно ответил гость. — Сегодня утром он дважды пытался сбросить меня. Если б я знал, каким резвым он окажется, то хорошенько подумал бы, прежде чем купить его у тебя.

Искоса взглянув на собеседника, Рольф заметил лукавые искорки, промелькнувшие у него в глазах. Два года назад, когда они встретились впервые, непроницаемый вид Фицосберна поначалу озадачил де Бриза. Он никогда не мог понять, когда этот человек шутит, а когда говорит серьезно, но теперь научился с уверенностью судить об этом по едва уловимым признакам — по особому изгибу губ, по оживающей сети морщинок вокруг глаз.

— И все-таки ты купил Гиронделла. Попробуй его в бою, и ты возблагодаришь бога за огонь в ногах этого коня.