Сперва Юнона кружила в вальсе под звуки оркестра, потом танцевала польку, только что вошедшую в моду. Еще она ходила на задних ногах и отвечала на вопросы, утвердительно или отрицательно покачивая головой.

Наконец вокруг арены расставили барьеры, и Юнона перепархивала через них с таким изяществом, что Канеда замирала от восторга.

Шумные аплодисменты, раздававшиеся под сенью шатра, заставили наездника повторить номер, и он послал лошадь вперед… Она буквально парила над барьерами.

Но вдруг — на самом последнем прыжке — лошадь оторвалась от земли, как-то дернулась на лету и, прежде чем кто-либо смог понять, что происходит, мешком рухнула на землю.

Послышались женские крики, охнули даже мужчины, а Канеда вцепилась в руку отца.

— Papa, что случилось?

— По-видимому, сердце отказало, — ответил Джеральд Лэнг.

— О, она не должна умереть! — вскричала Канеда. — Прошу тебя, papa, сделай что-нибудь! Такая прекрасная лошадь не может умереть подобным образом.

Джеральд Лэнг всей душой разделял чувства дочери и вместе с ней немедленно направился в заднюю часть шатра, куда оттащили кобылу под шутки клоунов, пытавшихся сгладить впечатление от трагедии.

Лэнг и Канеда застали невысокого жокея в обществе одного или двух конюхов; увы, с первого взгляда было ясно, что вороной уже ничем не помочь.

Юнона погибла, как и предположил Джеральд Лэнг, оттого, что отказало сердце.

Канеда нагнулась над лошадью и увидел ла по другую сторону от нее наездника в алом с золотом кафтане.

Тот плакал не стыдясь; слезы текли по уродливому, изборожденному морщинами лицу; в каждом жесте его проступало отчаяние.

— Мне очень жаль, — негромко проговорила Канеда.

— Какая же это была коняга!

— Давно она у вас?

— Десять лет, мисс, — ответил циркач. — Я начал возиться с ей ишо у первого хозяина. А потом он умер и отдал кобылу мне. Так што моя была она, моя собственная.

— Я понимаю, что вы сейчас испытываете. Я искренне сочувствую вам.

— Могу кое-што показать вам, мисс, если пойдете со мной, — сказал циркач.

— Да, конечно.

Мужчина поднялся на ноги, Канеда тоже, и только сейчас она заметила, что отец стоит возле нее.

— Papa, он хочет кое-что показать нам, — сказала она, беря его за руку.

Джеральд Лэнг молча кивнул. Они последовали за нарядным жокеем к ветхой палатке, в которой находились все работавшие в цирке лошади. Серых уже привязали к жердям, но султанов с уздечек не сняли — лошади должны были выступить в заключительном параде. Однако один угол шатра как бы отгородили от прочих, и Канеда заметила в нем какое-то движение, лишь когда жокей зашел внутрь.

Она сразу поняла, что именно ей хотели показать: перед ней оказался шести — или семинедельный жеребенок, тем не менее обнаруживающий признаки материнской породы.

Конек ткнулся в нее черным носом, Канеда погладила его по шее и услышала голос отца.

— Что же ты теперь собираешься делать?

— Не знаю, сэр, не знаю, во в чем дело-то, — отвечал коротышка. — Юнона, она кормила меня, так сказать. Да, теперь пройдет еще год-другой, прежде чем я сумею что-то сделать из Ариэля, да и тогда он будет ишо слишком мал, чтобы заинтересовать какой-нибудь цирк.

В голосе его слышались одновременно беспомощность и безнадежность, и Канеда тотчас поняла, чего хочет.

Она распрямилась, подошла поближе к отцу и, положив ладонь на его руку, посмотрела вверх полными мольбы глазами.

— Ну пожалуйста… papa.

Она, конечно же, знала, что они не в состоянии позволить себе подобное приобретение, однако интуитивно чувствовала, что оно доставит удовольствие не только ей, но и отцу, и потому повторила:

— Ну пожалуйста…

Джеральд Лэнг помнил, что старый конюх, ходивший за его лошадьми после женитьбы, совсем одряхлел и уже не справлялся с делами.

Более всего его смущала сумма, которую мог запросить новый работник, хотя они с женой и подумывали о том, чтобы назначить старику пенсию и взять на его место кого-нибудь помоложе.

Тем не менее он не осмелился отказать дочери, понимая, чем мог бы стать для нее жеребенок: он помог бы не так остро ощущать однообразие сельской жизни и длительные отлучки Гарри.

— Ну, какое-то время, — сказал он, обращаясь к человеку, по-прежнему не замечавшему слез на своем лице, — какое-то время вы с Ариэлем можете находиться у меня на конюшне. Пока вам не удастся пережить потерю Юноны и обдумать планы на будущее.

— Взаправду, сэр?

— Действительно. Мы будем ждать вас — сегодня к вечеру или завтра с утра.

На лице коротышки проступили неподдельное облегчение и благодарность.

— Меня зовут Бен, сэр, и вашей доброты я не забуду.

Лишь когда они покинули цирк, тщательно объяснив Бену, как добраться до поместья, Канеда, волнуясь, спросила:

— Как ты думаешь, он придет? А если он захочет остаться в цирке?

— Мне кажется, этого не случится.

— Мне тоже. Я сама буду приглядывать за Ариэлем, чтобы у Бена было больше времени для других лошадей.

— Конечно, — согласился отец. — Это было условием нашей сделки.

— Спасибо тебе, спасибо. — Канеда прижалась щекой к его руке. — Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить тебя за доброту?

— Я вот пытаюсь угадать, как отнесется К этому твоя мать, — не без озабоченности в голосе сказал Джеральд Лэнг.

Клементина поняла их.

Она не могла видеть людских страданий и, когда Канеда описала ей слезы, которые видена на лице Бена, тут же решила, что муж и дочь поступили правильно, предложив свою помощь.

Бен привел Ариэля без цирковой одежды он казался абсолютно незнакомым и ничтожным человеком.

Но при столь невысоком росте в нем вскоре обнаружилась недюжинная сила. Он как будто вовсе не уставал, непрерывно работая.

Джеральд Лэнг никогда прежде не видел своих лошадей в таком идеальном состоянии; лучшего ухода не могло быть и в самых великолепных конюшнях Англии.

Более того, Бен с самого начала устроился так основательно, словно прожил у Лэнгов целую жизнь.

Ну а что касается Ариэля, то Канеда уже исчерпала весь словарный запас обращенных к нему ласковых слов.

За первый год жизни он превратился из трогательного жеребенка в красавца с точеной головой и превосходным телом, как будто из полированного черного дерева.

Конь рос и рос, и, когда достиг двухлетнего возраста, они с Канедой стали местной достопримечательностью: крохотная очаровательная наездница управляла огромным вороным жеребцом, казавшимся слишком норовистым для ее ручек.

Но удивительнее всего было то, что с самой первой своей встречи Бен и Канеда начали учить Ариэля тем трюкам, которые сделали из Юноны необыкновенную лошадь.

И не только трюкам.

Ариэль был покорен Канеде и Вену, и оба они соревновались, выдумывая для него новые фокусы, но добивались своего не побоями или страхом, а любовью.

Иногда Канеде казалось, что и Ариэль помогает им собственной фантазией и понимает ее мысли еще до того, как она успевает произнести их вслух.

— Он понимает, ом все понимает! — говорила она Бену.

— Животные, мисс Канеда, — отвечал тот, почесывая голову, — они будут поумнее многих людей, особенно такие кони. как Ариэпь и Юнона.

Коротышка все еще любил Юнону, и Канеда подозревала, что конюх по ночам продолжает оплакивать свою лошадь.

Поэтому ома чувствовала себя виноватой, замечая, что Ариэль предпочитает ее Бену; получалось, что она как бы отбирает у жокея еще одного коня.

Но Бен успокоил ее. Однажды Канеда спросила:

— Бен, тебе хорошо здесь? Правда, ты никогда не покинешь нас?

В голосе ее звучало легкое беспокойство: а вдруг Бен предпочтет вернуться к бродячей жизни? Тогда разлука с Ариэлем разорвет её сердце.

— Мине хорошо, мисс Канеда; ваши отец и мать и вы тоже обращаетесь со мной как с родным. У нас с Ариэлем теперь есть дом, а большего не нужно ни одному человеку.

Когда Канеда поведала матери о своем разговоре с Беном, та сказала:

— Бен очень милый и хороший человек. Нельзя понимать лошадей, как он их понимает, и быть негодяем. Животные, особенно кони, лучше людей чувствуют, каков человек душой. Именно Бен решал, каких лошадей, конюхов и наездников брать во Францию.

Гарри, воспринимавший Бена как своего родственника, отвел его в сторону.

— Ты уж приглядывай за ее светлостью, — попросил он, — чтобы с ней не случилось ничего плохого.

— Будет исполнено, м'лорд, — пообещал Бен.

— Я не одобряю этой сумасшедшей поездки, — продолжал Гарри, — но она так решила, и мне пришлось согласиться. Но если что-нибудь сложится не так, как надо, немедленно возвращайтесь домой. Ты понял меня, Бен?

— Конечно, м'лорд. И с ее светлостью ничего не случится, пока я рядом.

— Верю тебе, Бен. — Гарри опустил руку на плечо коротышки.

Яхта под парусами медленно, но уверенно направлялась в гавань.

— Вот и все, Бен, — сказала Канеда радостно, когда Бен подошел к ней.

— Да, м'леди, готово. А что будет дальше? — Мы выгрузим лошадей и экипаж и, как только все будет готово, отправимся в Нант, где и проведем сегодняшнюю ночь.

— Очень хорошо, м'леди.

— Мае ждет дорога — если не сегодня, так завтра. — Она улыбнулась.

— Ариэль соскучился по доброму галопу, м'леди, то-то ноги разомнет, не то онемели.

— А с ним все в порядке? — встревожилась Канеда.

— Уж кто в порядке, так это он. Незачем беспокоиться, м'леди. Лошади прекрасно переносят трудности, если их не пугать.

Канеда знала, что ни одна из ее лошадей не испугалась морских волн, потому что Бен был рядом и успокаивал их.

Она не сомневалась, что он даже ночевал с ними внизу, и снова порадовалась, что ей удивительно повезло с Беном. Словно бы уловив ее мысли, ом сказал:

— Не стоит беспокоиться, м'леди, все отлично. Вам остается только наслаждаться жизнью.

Она была более чем готова последовать совету конюха.