— А как мне ее не хватало! Когда-нибудь и у тебя будут дети, и ты поймешь, что это такое; ведь видишь ты их или нет, нельзя перестать вспоминать о них… и любить.

Боль в ее голосе была неподдельной, и, не желая быть грубой, Канеда спросила:

— А как могло случиться, что вы игнорировали maman все эти годы и даже не отвечали на ее письма?

Она подумала, что более всего мать была ранена тем, что письмо, сообщавшее о рождении сына, вернулось к ней неразрезанным.

СотЬеззе вскрикнула, словно бы от боли.

— Канеда;тебе придется поверить мне на слово. Дело в том, что я узнала об этом письме и о том, что его вернули, много лет спустя.

— Как могло такое случиться?

— Твой дед был ужасно расстроен и рассержен бегством Кпементины, однако, по-моему, он простил бы ее, если бы не герцог Сомак. Он то захлебывался яростью оттого, что оказался в столь глупом положении на собственной свадьбе, то впадал в уныние и отчаяние, которых я не могу описать: ведь он воистину утратил любимую.

Сomtesse глубоко вздохнула — ей явно было трудно вспоминать о столь прискорбных событиях.

— Я не сомневаюсь, — продолжала она, — именно герцог виноват в том, что твой дед стал таким неуравновешенным… Никто не мог даже упомянуть при нем имени твоей матери, чтобы не вышел скандал.

Канеда молчала, думая о том, что мать ее считала себя забытой и выброшенной из памяти.

— Секретарь твоего деда, прослуживший у нас много лет, человек преданный, был глубоко расстроен происходящим и, когда пришло письмо от твоей матери, отослал его назад, дажене известив ни меня, ни графа.

— Как посмел он так поступить? — • вспыхнула негодованием Канеда.

— Он полагал, что таким образом избавит нас от лишней боли, — ответив3

сот1е55е. — Я всегда считала, что от доброжелателей добра не жди.

— А maman написала, что у нее родился сын.

— Как жаль, что я узналаоб этомтакпоздно, — пробормотала сот^еззе;

Старческие глаза наполнились влагой, и слезы побежали по щекам.

Порывистым движением Канеда прикоснулась к бабушкиной руке.

— Я вовсе не хотела расстроить вас, — сказала она. — И не сомневайтесь, maman жила в счастье, невзирая на нашу бедность, Мне даже казалось, что солнце в нашем доме сияет целый год.

— И она никогда не жалела об отвергнутом ею положении в обществе? — — спросила comtesse.

Канеда отрицательно качнула головой.

— Я думаю, рара и maman не променяли бы своего счастья на целое королевство.

Тут Канеда подумала, что такова истинная любовь; впервые за всю свою жизнь она поняла, что мир не в состоянии предложить ничего более чудесного, чем находиться в объятиях любимого мужчины.

Но, всем существом тоскуя по герцогу, она торопливо промолвила:

— Я хочу рассказать вам о моем доме, grand-mere, о том, какое веселое детство было у нас с Гарри, а еще хочу — пока мы здесь — показать те трюки, которые умеет выполнять мой конь Ариэль.

Тут она поведала бабушке, как они с отцом нашли Ариэля в цирке, и все это время вспоминала, как рассказывала об этом дне герцогу.

Она просто видела эти серые глаза на внимательном, обращенном к ней лице и вновь ощущала не испытанную прежде магическую пульсацию, соединившую их еще до того, как она поняла, что влюбилась.

Когда Канеда закончила, на бабушкиных губах появилась улыбка.

— Спасибо тебе, дорогое дитя, я всегда хотела услышать от вас именно такие вести. Кстати, что ты думаешь о своем будуoем? Тебе девятнадцать. Твоему брату пора искать тебе партию.

— Уверяю вас, я никогда не выйду замуж без любви, — поспешила с ответом Канеда.

Те же самые слова она могла бы сказать и Гарри; однако оставалось с прискорбием констатировать, что если она не обманывает себя, то никогда не выйдет замуж.

Да разве сумеет она увидеть в другом мужчине некое подобие герцога? Неужели она так и останется старой девой, будущей тетушкой при детях Гарри, не имея своих собственных?

Горестная мысль способна была вызвать слезы, и, чтобы избавиться от унылых дум, Канеда поцеловала бабушку и отправилась разыскивать Армана, с которым договорилась о совместной прогулке верхом.

Кузен уже ждал ее, и, конечно же, оставив парк, они сразу въехали в виноградники.

Там царило запустение: повсюду были видны проплешины на месте выкорчеванных из-за болезни лоз.

На одной делянке это произошло совсем недавно — там корни еще горели, и над дюжиной небольших костров в тихом воздухе курился дымок.

Зрелище это вселяет в душу уныние, думала Канеда; даже не глядя на Армана и людей, работавших на винограднике, можно было понять, что будущее сулит им лишь отчаяние.

На обратном пути в замок она решила, что чем скорее вернется в Англию, тем будет лучше.

Она ощущала, как жизнь де Бантомов заполняет ее своими заботами и тревогами. Смешиваясь с унынием, воцарившимся в ее сердце после расставания с герцогом, они заставляли девушку поверить, что свет солнца навсегда покинул ее душу.

— Я должна сказать сотЬеззе, что собираюсь в дорогу, — сказала она, — наверное, послезавтра или на следующий день.

— Мне будет очень жаль, — ответил Арман. — Вы так порадовали дгапо-теге, а мы с Эпен восхищены нашим знакомством. Но вы могли бы остаться, пока рара и maman не вернутся из Парижа?

— Я обещала брату, что уеду ненадолго, — объяснила Канеда.

Понимая, что ему будет приятно услышать это, она сказала:

— Grand-mere хочет, чтобы вы с Элен побывали в Лондоне, сегодня вечером я поговорю с ней об этом.

Лицо Армана осветилось.

— Весьма любезное приглашение, однако мы наверняка не сможем позволить себе принять его.

Не дожидаясь ответа, он пришпорил коня, как будто для того, чтобы скрыть смущение. Канеде пришлось послать Ариэля в галоп и догнать кузена.

По возвращении в замок Канеда переменила платье и сказала служанке, что та может паковать вещи; затем отправилась на поиски бабушки.

Как и рассчитывала Канеда, comtesse сидела в салоне вместе с мадам де Гокур; солнечный свет падал на лица обеих женщин, вне всяких сомнений, они говорили о ней.

Обе они были француженками, а потому скорее всего обсуждали перспективы ее замужества; ома подумала, какое потрясение испытали бы обе дамы, узнав, что она не представляет своей жизни без мужчины, который на ней никогда не жениться.

Канада направилась к сидящим, и comtesse протянула вперед руку.

— Тебе понравилась прогулка, моя дорогая?

— Восхитительные края!

Канеда не стала говорить бабушке, какой ужас вызвали у нее погубленные виноградники, ведь о сожжении новой делянки в замке могли не знать.

Она не представляла, сколь велики владения де Бантомов, и хотя пыталась не обнаруживать излишнего любопытства, сомневаться не приходилось: и в этом году, и в обозримом будущем реального урожая от виноградников ждать бесполезно.

Она опустилась возле бабушки и мадам де Гокур, как раз приступившей к изложению весьма занимательной истории, приключившейся с ее мужем на первой аудиенции у королевы в Виндзорском замке, когда открылась дверь.

Вошедший старик слуга, а они все здесь были немолоды и туговаты на ухо, громко провозгласил:

— Monsieur le duc де Сомак, мадам!

Какое-то мгновение Канеде казалось, будто она что-то не так расслышала.

Но когда герцог вошел в салон, она просто примерзла к месту.

Она казалась здесь даже выше и привлекательней, чем в Сомаке: едва дыша, Канеда смотрела на него, уверенной поступью направлявшегося к бабушке.

— Леон, дорогой мальчик! — воскликнула comtesse. — Воистину удивительный сюрприз! Почему вы не известили меня, что находитесь в наших краях?

— Это вышло несколько неожиданно, — ответил герцог, поцеловав руку comtesse.

— Кажется, вы не знакомы с мадам де Гокур? — спросила графиня.

— Enchante, madam!23 — Герцог поднес ее руку к своим губам.

— А это моя внучка, — продолжала comtesse, показывая на Канеду, сидящую по другую сторону от нее. — Леди Канеда Лэнг.

Герцог поклонился, но глаза его оставались холодны, словно бы он не узнал ее.

Канеда не верила, что такое может случиться, однако…

Даже не глянув вее сторону, он опустился в кресло напротив comtesse.

— Как вы поживаете? Как чувствует себя comte?

Графиня качнула головой.

— Увы, не слишком хорошо. Но он, как всегда, будет рад видеть вас. Вы погостите у нас?

— Боюсь, что нет, — ответил герцог. — Я прибыл сюда, чтобы дать совет comtesse де Менжу относительно его виноградников.

— Виноградников!

Восклицание это словно вырвалось из сердца comtesse, и она добавила:

— Итак, вы знаете решение нашей проблемы?

— Похоже что да.

— Какое же?

— Сперва залить корни водой, потом впрыснуть бисульфид углерода и привить уцелевшие корни.

— И это предотвратит распространение заболевания?

— Я так думаю, хотя подобная обработка дорого стоит.

Сomtesse глубоко вздохнула; незачем было и говорить, что в таком случае они не сумеют позволить себе подобный эксперимент.

— Я не хочу утруждать вас, — сказал герцог, — и все вопросы обговорю с вашим управляющим. Завтра владельцы здешних виноградников соберутся для обсуждения необходимых мер.

— Это очень любезно с вашей стороны, Леон, — проговорила comtesse. — Только прошу вас не говорить об этом с моим мужем.

— Конечно, нет, — ответил герцог, — было бы непростительной ошибкой подвергать его новым тревогам.

— Я знала, что вы поймете меня. Герцог встал.

— Пойду к нему. Помнится, в это время дня он всегда в добром настроении.

— Но вы, конечно, отобедаете с нами? вскричала comtesse.

— Мне будет очень приятно, — заверил ее герцог. — Я взял с собой одежду и камердинера. Не будете ли вы добры послать к графу грума? Пусть предупредит его, что я приеду после обеда.