– И чем же именно целый день занимается директор медицинской библиотеки Маунт-Кармела, западное крыло? Смею предположить, ваши дела как-то связаны с книгами.

– Хм. На самом деле, книгами все не ограничивается. Моя работа включает в себя восемь конкретных областей, и в каждой из них – свои обязанности, своя рутина. Естественно, в основном я занимаюсь администрированием.

– Не книгами? – поддразнивает его папа.

– Администрированием, – повторяет Джофф. И в мельчайших и скучнейших подробностях излагает свои обязанности, и от его монотонного бормотания у меня сводит зубы. Все это время Кейт не отводит от жениха влюбленного взгляда. Меня сейчас стошнит.

– Отлично, – говорит наконец папа. – В жизни не слышал такого замечательного описания должностных обязанностей.

– Видимо, я увлекся. Но работа действительно восхитительная. И я вовек буду ей благодарен, потому что именно там познакомился с Кейт. Забавно, не правда ли?

– Забавно? – переспрашиваю я.

– Да.

– Забавно было бы, если бы вы познакомились в библиотеке, оба не умея читать.

– Джози, – одергивает меня мама. Я успела перейти в другую часть кухни подальше от длинных маминых рук и цепких клешней.

– Ну, есть же некоторая ирония в том, что я встретил восхитительную девушку в таком пыльном и серьезном месте.

– Это не ирония. Это даже не совпадение.

– Хватит, – говорит мама, и я склоняюсь пред ее волей, добавив напоследок: «Ладно, но это все равно не ирония».

– Рад слышать, что вам нравится ваша работа, – говорит папа.

– Мало того, я еще и могу читать дни напролет.

– То есть вы любите читать в свободное время? – спрашивает Мэгги.

– Джофф читает все на свете. Правда, вообще все! Спросите его о чем угодно – он наверняка читал об этом.

Кейт рассыпается в похвалах, а Джофф смотрит на нее с отеческой улыбкой.

– Кто ваши любимые писатели? – спрашивает Росс.

– Я интеллектуал, а потому меня интересуют всякие авторы для высоколобых. Не знаю, знакомы ли вы с некоторыми из моих любимых авторов. Они малоизвестны.

– Ну, нашей семье нравятся книжки с красивыми картинками, – говорю я, и он издает некий звук, не то смех, не то фырканье. И все это с кривой полуулыбкой.

– Ах, да, точно, – он щелкает пальцами (что-что?!) и указывает на меня. – Я и забыл, что разговариваю с одаренной сестрой. – Произнося слово «одаренной», он изображает жестом кавычки.

– С кем? – раздражение во мне борется с обидой.

– Джози, – говорит Кейт, отмахиваясь от меня с улыбкой и взмахивая ресницами. – Ты такая смешная. Сама же знаешь, что одаренная.

– А вы с Мэгги тогда какие сестры?

– Может, про нас с Джози можно сказать «нашла коса на камень», – заявляет Джофф.

– Джофф ведь тоже одаренный, – добавляет Кейт.

– Одаренный? – спрашиваю я и повторяю его нелепый жест с кавычками. – Или «одаренный»?

– Джозефина, – тихо и серьезно взывают ко мне родители.

– Ну что ж… – Джофф немного ломается, а потом рассказывает, как в первом классе читал книги для четвертого, за что и полюбился школьному библиотекарю. Может, они и ботинки одинаковые носили?

– Разве я не говорила, что он гений! – объявляет Кейт и кладет голову Джоффу на плечо. – Давай ты разрешишь папе измерить твой IQ? Джози вот разрешила.

– Да у меня просто лабораторные крысы тогда закончились, – говорит папа. – Не знал, куда девать оставшийся сыр.

– Знаете, я никогда не проходил тесты на умственный коэффициент, – отвечает Джофф. – По мне, так это просто навешивание ярлыков. Да и к чему какие-то цифры? Моих научных достижений вполне достаточно.

– А если вы пройдете тест и узнаете, что на самом деле вы умственно отсталый, в этом точно будет ирония, – говорю я и получаю от мамы эталонный Осуждающий Взгляд. Похоже, я рискую на неделю лишиться айпода.

– И сколько же баллов ты набрала? – спрашивает меня Джофф.

– Вы же только что сказали, что это неважно!

– Ну да, для меня неважно. Но раз уж тебе известны твои цифры, я подумал, что можно и спросить.

– А родителям не нравится, когда я отвечаю на этот вопрос.

– Да ладно?

– Да ладно. Таковы уж правила. Такое вот жутко суровое правило нашего дома, – говорю я, а мама легонько прокашливается. Но я вижу, что она пытается скрыть улыбку. – Нарушение карается смертью.

– Не смертью, но томительным заточением, – поправляет меня папа. – В общем и целом могу сказать, что Джози показала довольно впечатляющие результаты. В последний раз ты нас так удивила, появившись на свет, а, Джози?

Мы толкаем друг друга локтями и обмениваемся улыбками, а Кейт вполголоса объясняет своему жениху, что мама забеременела мной уже во время менопаузы. Думала сначала, что подхватила грипп.

– Ого, – обращается Джофф к папе. – Нелегко вам пришлось, наверное.

– О да, – с напускной серьезностью отвечает тот. – Но во время схваток мне вроде удавалось держаться молодцом. Правда, дорогая?

– Ты проявил подлинную стойкость, – отзывается мама, и я ухожу накрывать к ужину в столовой, лишь бы убраться с кухни.

Надо было мне уйти накрывать на стол у Вейгмейкеров. И у миссис Истердей. Она наша соседка.

Разве не так поступают люди, когда им надо скрыться? Говорят, что у них важные дела.

Схожу куплю сигарет. Скоро буду.

Надо бы научиться курить.


Позже, когда мы идем в столовую ужинать, папа берет меня под руку и отводит в сторону.

– Джозефина, я бы хотел, чтобы за столом ты больше наблюдала и меньше болтала.

Он нацепил самое внушительное выражение лица, на какое был способен: так он показывал мне, что говорит абсолютно серьезно.

– Мне потом поделиться с тобой наблюдениями?

– Обязательно.

– В подробностях?

– В мельчайших.

– Ну ладно.

– Ты хорошая девочка, Джози, – говорит он. – Обычно.


За ужином Джофф заговорил со мной лишь один раз. Естественно, спросил, какую музыку я слушаю. Взрослые всегда так поступают, когда не знают, о чем говорить с подростками: задают вопросы про музыку, школу и хобби. Никакого диалога не получается, одна видимость.

В ответ я ухмыляюсь Россу и рассказываю, как прекрасны группа Styx и Деннис ДеЯнг.

– Styx, – повторяет Джофф. – От рок-авангарда к прог-року, из него в синт-поп и, наконец, к концептуальным альбомам. Не коммерческий рок, не чистая попса, но и не джангл или пауэр-поп. Верно я говорю?

Тишина.

– Понятия не имею, о чем вы, – говорю я наконец.

– Нашла коса на камень, – поддразнивает меня Кейт. Я набиваю рот салатом и жую, молчаливо выражая этим протест против отцовских правил.

– Дело в другом, – отзывается Джофф. – Они столько жанров перепробовали, будто не могли остановиться на чем-то одном, и поэтому, в том числе, я никогда не увлекался их музыкой.

– Угу, – отвечаю я.

– Но, по-моему, прекрасно, что тебе нравится музыка предыдущих поколений. Правда, это прекрасно. Показывает, что у тебя зрелые вкусы. Молодец.

Он подмигивает мне и перестает обращать на меня внимание. За ужином он успевает поведать Россу о новейших методах лечения диабета, уверяет Мэгги, что она неправильно произносит имя Ренуара (хотя именно ее вариант был правильным!) и не отлипает от сисек Кейт. Ладно, не совсем так. Но стоит одному из них двоих заговорить, как он тут же трогает ее за руку, вот каждый раз. Нельзя же так приставать на людях! Почему никто не положит этому конец?


После ужина мы, женщины, убираем со стола и оставляем папу вместе с осоловелым Россом на растерзание Джоффу. Гость рассказывает им, сколько разных хворей переносят клещи помимо «болезни Лайма, которой так злоупотребляют доктора». «Да что вы говорите! Не, ну вы только подумайте!» – вставляет порой папа с наигранным энтузиазмом.

Росс с Мэгги убегают от нас, только пятки сверкают. Думаю, на подъездной аллее остались следы шин. Джофф намека не понял, а вот Кейт догадалась и объявила наконец, что им тоже пора собираться. Не успевают они накинуть плащи, как я уже услужливо открываю входную дверь.

И уже совсем на пороге Джофф спохватывается:

– Передайте мое восхищение шеф-повару.

– Благодарю, – отзывается мама.

– Надеюсь, вы не обидитесь, но в соусе было слишком много базилика. Не расстраивайтесь, это типичная ошибка американских поваров.

– Правда? – интересуется мама.

– В следующий раз кладите на треть меньше. Сразу почувствуете разницу. Сможете насладиться букетом вкуса, и атака базилика не застигнет вас врасплох.

Мама умудряется его поблагодарить. Как только дверь за ними закрывается, я объявляю:

– Должна сообщить вам, что я… испытываю к нему очень, очень сильную неприязнь.

Мои родители никогда не говорят «ненавижу», если речь не идет о несправедливости, грубости и бандитах, которые воруют у старушек. И все-таки еще немного, и это слово сорвалось бы у меня с языка.

– Вы видели, как он постоянно к ней притрагивался? – вопрошаю я, и воспоминания заставляют меня содрогнуться.

– По-моему, это было очень мило, – объявляет мама и слышит в ответ мое шокированное «Что?!».

– Послушай, Джози, – говорит папа, берет меня под руку и медленно ведет нас с мамой к себе в кабинет. – В нашей семье принято так: если кому-то из нас человек нравится, то и нам тоже. Если придется, мы даже готовы его полюбить.