Я вспомнил о ленте, которой так гордился Петр, и холодно взглянул на Ростова.

— Кучер — слуга графа Горлова, а не мой. Если граф узнает, что вы насмехаетесь над его санями или над одеждой кучера, он убьет вас. А если вы хотите оскорбить самого кучера, то я убью вас собственноручно.

Ростов даже отступил на шаг.

— Вы что же, хотите сказать, что вызываете меня на дуэль, капитан?

Надеюсь, мой взгляд объяснил ему, что вообще-то я только хотел, чтобы он перестал нагло улыбаться и попридержал свой язык, но с радостью прикончу его, если мне представится удобный случай. Но в то же время я понимал, что у него не хватит смелости ответить на мой вызов.

— Что здесь у вас произошло? — голосом строгой учительницы спросила Шарлотта, появляясь рядом с нами в сопровождении Горлова.

— Этот… этот… оскорбляет меня! — задыхаясь от ярости, пропыхтел Ростов, лицо его побагровело.

И хотя оркестр все еще играл, кое-кто из гостей неподалеку услышал его слова и повернулся в нашу сторону. Шарлотта тяжело вздохнула и закатила глаза.

— Господи, вас все оскорбляют, — она взяла князя за руку и потянула в зал.

Ростов сначала картинно сопротивлялся, но потом сдался и уже ничего не видел, кроме ее глаз.

— Ты действительно оскорбил его? — лениво спросил Горлов.

— Нет, конечно. Просто сказал, что я убью его.

— За что?

— Ему не понравилось, как я танцую.

— Не верю. Ты, конечно, не эталон грациозности, — он окинул меня критическим взглядом, — но танцуешь вполне сносно. Так из-за чего вы поссорились?

— Хорошо, скажу правду. Ему не понравилось, как танцуешь ты.

Оставив Горлова в растерянности смотреть мне вслед, я нырнул в толпу гостей. Мне не хотелось открывать ему истинные причины ссоры и повторять оскорбительные намеки. За насмешливые слова в адрес Петра Горлов действительно запросто мог прикончить кого угодно.

Добравшись до того места, где я увидел удивительные голубые глаза, я огляделся. Где искать эту девушку? И, словно по наитию, мой взгляд упал на открытые стеклянные двери, за которыми блестели в свете луны каменные перила веранды.

Сначала мне показалось, что на веранде никого нет. Я подошел к перилам, глубоко вдохнул морозный воздух и, бросив взгляд на замерзшую набережную, решил уже вернуться в зал.

Она стояла возле стены у дверей. Все выглядело так, будто я преследовал ее, но отступать было поздно.

Она чуть повернула голову в мою сторону, но потом вновь обратила взор к замерзшей реке. Я подошел к ней и, не в силах найти слов, тоже уставился на реку. Пауза затягивалась, а я все никак не мог преодолеть спазм в горле, но потом все же собрался с духом.

— Прошу простить меня, мадемуазель, но сегодня я уже дважды имел счастье видеть вас и…

Так великолепно начатая фраза замерзла в воздухе, когда прекрасная незнакомка повернулась ко мне, и я увидел отблеск луны в ее глазах. Я просто не мог говорить, а она молча смотрела на меня, как вдруг раздался крик.

— Вон она! Вон там! Там!

Я резко обернулся. Кричал французский офицер, тоже вышедший с дамой на веранду, чтобы подышать свежим воздухом. Его дама присоединилась к крику, показывая рукой куда-то за реку.

На веранду повалили все гости, и эта сцена мне сразу напомнила встречу в порту британского корабля. Французский офицер продолжал показывать рукой за реку, где огненной змеей двигались сотни факелов, постепенно собираясь вместе. При свете факелов что-то сверкнуло и, отражаясь в затянутой льдом реке, показались сверкающие бриллиантовым отблеском сани, запряженные десятком лошадей в сбруе из сияющего золота.

И тогда маркиз Дюбуа, прижатый к перилам толпой гостей, крикнул:

— Да здравствует императрица всея Руси! Урра!

— Урра! Урра! — старательно подхватили все гости, словно императрица, закутавшаяся в соболя, могла слышать каждого и в зависимости от усердия будет решать, кого казнить, а кого миловать.

Маркиз махнул музыкантам, и танцы продолжились прямо на веранде. Все так неистово плясали, словно царица и впрямь награждала за это.

— Царица приехала отпраздновать оттепель. Русские всегда так ждут весну, — неожиданно произнесла незнакомка.

— Вы… хорошо говорите по-английски.

— Вы тоже… для немца.

— Я не немец. Просто служил в прусской армии.

— Это там вас учили танцевать?

Я подозрительно взглянул на нее, но, увидев в ее глазах искорки смеха, вдруг рассмеялся.

— Никогда раньше не бывал на балах, — признался я и тут же пожалел, что сказал это.

— Тогда понятно.

— Вы имеете в виду мой танец?

— Нет. Ваше лицо… Вы здесь, наверное, единственный, кто что-то чувствует.

Я растерялся.

— А мне казалось… все такие… веселые.

— Не следует всегда доверять своим глазам. На Руси способны чувствовать только те, у кого в животах пусто и кто идет хотя бы взглянуть на чужое великолепие и богатство, — она кивнула на сотни крестьян с факелами, шагавших за блестящим кортежем царицы в надежде на милость.

Как странно… Я признался, что никогда не был на балах, и она высказала мне одну из своих тайных мыслей.

— Вижу, вы уже познакомились с моей дочерью, — раздался голос позади меня.

Я повернулся и увидел лорда Шеттфилда.

— А я все думал, как вам удалось так быстро добраться сюда. Маркиз Дюбуа рассказывал невероятные вещи. Он утверждает, будто вы с другом проделали весь путь от Парижа до Петербурга в открытых санях! Надо было сильно спешить, чтобы, не дожидаясь корабля, отважиться на такое.

— У меня морская болезнь, и я предпочел добираться по суше.

— Но это гораздо опаснее.

— Ну что вы! За исключением волков и казаков, нам ничто не угрожало.

Франклин советовал мне говорить громко и держаться самоуверенно до наглости. Оркестранты уже вошли в дом, но на веранде было еще много гостей, беседовавших друг с другом. Все вдруг стихли, едва услышав слово «казаки», хотя я, невзирая на советы Франклина, говорил не так уж и громко.

В наступившей тишине лорд Шеттфилд резко рассмеялся.

— У вас в Виргинии нет казаков, мой юный друг. Вы даже не знаете, как они выглядят.

Все засмеялись, покачивая головами, словно удивляясь моей глупости.

— На них были волчьи накидки, а у вожака был шлем из головы волка, — чуть громче сказал я.

На этот раз молчание было оглушительным.

— Господа! — поспешно вмешался Дюбуа. — А не станцевать ли нам еще один танец?

Он сделал знак оркестру, и гости потянулись в зал, смеясь и оживленно беседуя, словно ничего не случилось.

— Прошу простить меня, джентльмены, но завтра рано вставать, — вслед за этими словами лорд Шеттфилд откланялся и удалился.

Я поискал глазами его дочь, но ее нигде не было. Зато я увидел ухмыляющегося Горлова, который направлялся ко мне.

— Ну, ты и учудил!

— А что, казаки здесь запретная тема?

— Казаки-разбойники не существуют потому, что это ставит императрицу в неловкое положение.

— Что же это за страна, в которой для того чтобы быть хорошим гражданином, надо быть слепым?

— А ты в какой стране живешь?

— Надеюсь, что скоро буду жить в лучшей, чем твоя.

— Баран ты, понял? Я вот сейчас напьюсь и тоже буду таким же бараном, тогда и продолжим нашу беседу, — махнул рукой Горлов и пошел мимо шепчущихся о чем-то Дюбуа, Мицкого и Шеттфилда.

А я снова задумчиво посмотрел на ослепительный кортеж императрицы, окруженный толпой верноподданных крестьян.

* * *

Горлова я нашел за одним из банкетных столов, где он вливал в себя добрую порцию спиртного.

— Пойдем отсюда, Сергей. По-моему, я и так наделал достаточно глупостей для первого раза.

— Вздор, — фыркнул он, наливая себе водки. — Пить и дебоширить — один из путей к успеху и признанию. Пока не напьешься, здесь тебя не признают.

— Пойдем, пойдем, — я потянул его к выходу.

Но, когда мы пробирались к саням, нас догнал слуга маркиза.

— Господа! Маркиз Дюбуа хотел бы поговорить с вами.

Нас провели в маленькую деревянную хижину, расположенную неподалеку от дома. Я искоса взглянул на Горлова.

— Нас что, в сарай ведут?

Он мрачно пожал плечами. Трезвый он ничего не боялся, а пьяный вообще на все плевал.

Слуга постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, отворил ее, пропустив нас внутрь. Мы оказались внутри домика садовника, где всюду лежали грабли, мотыги, садовые ножницы и лопаты. При свете единственной свечи нас поджидали маркиз Дюбуа и князь Мицкий, коротавшие время за курением трубок и водкой.

Дюбуа заговорил первым.

— Завтра мы и кое-кто из наших друзей отправляем очень ценный груз в Москву. Нынешняя политика двора такова, что разбойников-казаков не существует, и поэтому мы не можем отправить эскорт для охраны. Но если вы видели Волчью Голову…

— Клод! — нервно одернул его князь, словно само это имя было под запретом.

— Или того, кого вы приняли за Волчью Голову, — не обращая на него внимания, продолжал маркиз, — и казаки рыщут здесь, в окрестностях Санкт-Петербурга, мы вынуждены считаться с этой угрозой.

Горлов навалился мне на плечо и прошептал так, что услышали все:

— Спокойно. Я сам отвечу.

Он подошел и взял у князя бутылку с водкой.

— Вы позволите? — Он отхлебнул и причмокнул. — Крепка русская водка… Так значит, мы вам нужны.

— Именно вы, — быстро добавил Дюбуа. — Вас еще никто здесь не знает, и вам легче будет сойти за путешественников.