– Правда? – спросил он, кладя руку ей на грудь. – Ты помнишь последний раз, когда мы были вместе? Ведь так? И самый первый раз, когда мы предавались Любви… Какое это было волшебство!

– Элан, пожалуйста, не огорчай Вильяма Криспина… – Он поцелуем прервал то, что она собиралась сказать. Руки его творили таинство с ее телом, поцелуй был глубок и долог, и еще до того, как он оторвался от ее губ, она стонала: «Элан, Элан».

– Ну скажи, – молил он, – скажи, что ты меня хочешь.

– Я хочу тебя, Элан!

Но Элан медлил. Он подождет, пока она не зайдется в экстазе, а сам он будет на гребне взрыва от желания овладеть ею. Тогда, и только тогда он проникнет в нее и даст ей неслыханное наслаждение. Ласкать ее, предаваться с ней любви было его постоянной грезой в далекой Италии на протяжении долгих бессонных и одиноких ночей. На этот раз он сделает все, чтобы осуществить его страстные, выстраданные мечты.

– Я хочу чувствовать тебя всего сразу, всей кожей. Пожалуйста, Элан, – стонала томимая желанием возлюбленная.

Какие бы демоны ни терзали ее после долгого заточения, как бы ни изменилась она по сравнению с наивной четырнадцатилетней девочкой, которую он желал тогда, она все равно была Джоанной, и он любил ее всем сердцем, но навсегда распростился с мыслью подчинить новую Джоанну своей власти.

Она схватила его за плечи и притянула вплотную к себе. Он плавно проник в нее и замер…

– Ты был прав, – шептала она, – Я все еще сердита на тебя, просто в ярости, и я так тебя хочу… так сильно…

Элан старался сохранить самообладание. Каждая клеточка его возбужденного тела отзывалась на прикосновение ее кожи. Это было какое-то невероятное запредельное ощущение.

– Я люблю тебя, – повторяла она вновь и вновь, и, окрыленный этими дорогими признаниями, он поплыл вместе с ней в едином порыве, который длился и длился, пока он не очнулся слабый, опустошенный, неспособный шевельнуться. Элан не знал, сколько прошло времени, прежде чем он смог собраться с силами и перевернуться на бок, продолжая удерживать ее в объятиях. Чуть позднее она проговорила:

– Ты должен пообещать мне, что ничего не скажешь Вильяму Криспину, пока я не решу, что пора. Если ты меня любишь, если хочешь жениться на мне, тогда ты признаешь, что только я, я одна буду решать, когда сообщить моему сыну о нашей помолвке. Если ты самозабвенно любишь, то постараешься понять, как важно для меня самой устраивать свою жизнь так, как я захочу.

– Неужели это навсегда? – с тревогой спросил он. – Неужели ты постоянно будешь настаивать, чтобы все делалось так, как хочется тебе?

– Может, не каждый раз, когда мы будем не согласны друг с другом, но, уверена, довольно часто, чтобы сердить тебя. – Она коснулась нежными пальцами его лица. – Если бы мы поженились тогда, когда я была несмышленой четырнадцатилетней девчонкой, возможно, я стала бы покорной женой, растворившейся в своем муже, игрушкой, а не личностью. Но ведь я тебе несколько раз говорила, что я уже не та девочка. Если ты хочешь в жены меня, то должен научиться иметь дело с независимой сильной женщиной, которой я стала.

– Как ты можешь настаивать на таких отношениях между мужем и женой? Я так долго тебя ждал! – вздохнул Элан, размышляя, кто же кого победил в их страстном поединке характеров. Затем в глазах его заиграла радость, когда он представил себе, какое захватывающее, полное неожиданностей будущее их ждет. – В одном я твердо уверен: тосковать мы не будем. Даже когда станем старыми и слабыми, ты все равно сумеешь меня удивить и восхитить, моя дорогая и единственная любовь.


Самира нашла Уилла на сторожевой дорожке, идущей по верху крепостной стены замка. Он стоял и смотрел на вьюжное серое небо. Дул ветер, нагоняя метель.

– Вот твой плащ, – сказала она, протягивая ему теплое одеяние. – Ты замерзнешь без него. – Когда он не принял плащ из ее рук, она, встав на цыпочки, попыталась накинуть его ему на плечи.

– Ты знала о замыслах Пирса и моей мачехи? – спросил он, не глядя на нее.

– Сегодня утром Роэз позвала меня в свою комнату. Они с отцом сказали мне, что поженятся. – Самира замолчала, кусая губы, затем договорила все до конца: – Уилл, они провели прошлую ночь вместе.

– Что ты хочешь, чтобы я сказал на это? – угрюмо произнес Уилл. – Ты думаешь, что их интимная связь убедит меня согласиться на этот брак? Роэз – бабушка! Это просто позор!

– Ничего подобного, Уилл! Ведь ты не родной ее внук, – усмехнулась Самира. – Роэз всего на несколько лет старше твоей матери Джоанны. Но я понимаю, что ты чувствуешь, Уилл. Я тоже сначала была потрясена этим известием.

– Неужели мы не сможем помешать их браку?

– Разве только запереть Роэз, как запер твой дед Джоанну. Не думаю, однако, что ты способен на такую жестокость. Позволь также предупредить тебя, что, если ты попытаешься навредить отцу, тебе придется иметь дело со мной, не говоря уже о дяде Элане и его друзьях. – Самира надеялась, что Уилл останется равнодушным к ее совсем нешуточной угрозе, но все же спросила его: – Неужели так ужасно, что Роэз будет счастлива? Ты ведь любишь ее?

– Думаю, что обязан согласиться с их решением, – проговорил Уилл после долгого молчания.

– Убеждена, что это будет мудрым и добрым поступком, сэр!

Уилл оторвал взгляд от серых клубящихся облаков и посмотрел на стоящую рядом девушку.

– Элан сказал, что Пирс очень умен. Думаю, что ты унаследовала отцовский ум.

– Отец говорит, что я больше похожа на мою мать. Ты еще не простил мне, что я обманула тебя при первой встрече? – спросила она. – Если бы ты согласился выслушать меня, я могла бы все объяснить, и, возможно, ты бы понял, почему я не возражаю против решения отца жениться снова.

– Я уже знаю больше, чем мне хотелось бы, о событиях в Бэннингфорде. – Он дал ей понять, что их разговор закончен.

Уилл повернулся к ней плечом, как бы прощаясь. Но Самира не могла этого допустить.

– Ты не все знаешь, что должен бы узнать, о серьезных причинах нашего возвращения. Видишь ли, Уилл, все это началось со смерти моей матери. Я тогда испугалась, что отец не перенесет этой потери, так сильно он горевал по любимой жене. – Самира подробно рассказала, почему они снова оказались в Англии, пропустив только историю любви Элана к Джоанне. Эту часть их приключений должен рассказать ему Элан, а не она.

Сначала Уилл, казалось, безразлично слушал ее, и Самира не знала, доходит ли до него смысл рассказа, но вскоре он отвлекся от созерцания падающего снега. Облокотившись на каменный парапет, не замечая холода, ветра и снега, Уилл слушал девушку с возрастающим живым интересом, время от времени задавая вопросы. Особенно его интересовали подробности ее жизни на Сицилии и приключения Пирса и Элана в бытность их на службе у короля Рожера. В конце концов молодых людей так захватили эти воспоминания, что они ничего не замечали вокруг.

– Господи, уже почти стемнело, – воскликнул Уилл, когда Самира окончила свою повесть.

– Ты весь покрыт снегом. – Она стряхнула снежинки с его плеч.

– И ты тоже, у тебя снег на волосах.

Рука его скользнула от ее макушки вниз к плечу, потом обвилась вокруг шеи, отряхивая с нее падающий снег. Самира и Уилл вдруг притихли. Ее рука лежала у него на плече, а его пальцы обхватили толстую темную косу, спускающуюся вдоль спины.

– Мне стыдно, что я сердился на тебя. Я должен был выслушать все, что ты пыталась рассказать, прежде чем несправедливо обвинять тебя во лжи.

– А я очень жалею, что во время исполнения нашего замысла мне пришлось обманывать тебя, – сетовала Самира. – До того, как мы встретились, никто из нас не знал, что на тебя можно положиться. – В быстро сгущающихся сумерках она едва различала его лицо и белокурые волосы, покрытые снегом. Она убрала руку с его плеча, собираясь отряхнуть снег с волос Уилла, но он перехватил руку и сжал ее нежные пальцы.

– Твоя рука как лед, Самира, ты, должно быть, совсем замерзла.

– Мне все равно, лишь бы ты мне верил.

– Я верю. Каждому слову. А теперь пойдем внутрь и давай-ка найдем огонь, выпьем горячего вина со специями и еще поболтаем.


На утро после Двенадцатой ночи, когда обитатели Хафстонского замка с трудом отрывали от подушек больные головы, хватались за живот и клялись, что больше никогда не будут столько есть и пить, даже на следующую Двенадцатую ночь… одинокий всадник с королевским стягом подъехал к воротам замка. Его сразу впустили и привели в большой зал, где гонца встретили Элан и Уилл.

– Я послан королем Стефаном, – объявил прибывший. – Сын Матильды, Генрих Анжуйский, вернулся в Англию с армией. Король Стефан призывает верных дворян собрать отряды и присоединиться к нему. Наш король полон решимости разгромить молодого Генриха и тем положить конец этой долгой войне раз и навсегда.

– Нам надо ехать, – сказал Уилл Элану. – Граф Болсоувер любил говорить, что при всех своих недостатках Стефан – наш помазанный король и мы обязаны хранить ему верность. Мы должны защитить его от сына Матильды.

– У меня не было возможности присягнуть ему, – ответил Элан. – Но я все равно отправлюсь с тобой и поведу моих воинов, чтобы они дрались рядом с твоими.

– Я знал, что ты именно так и поступишь. – Уилл протянул руку, и Элан пожал ее, особенно ценя, что гордый юноша предлагал ему свою дружбу.

– Что происходит? – В зал вошел Пирс. Когда ему рассказали, неожиданную новость, он повел себя так же, как Элан. – Из тех людей, что с нами, моих лишь несколько человек, но мы все отправимся с тобой, Уилл.

Они срочно посовещались и отправили в Бэннингфорд приказ Оуэну прислать воинов к условленному месту. Оуэн также должен был укрепить Бэннингфорд на случай вражеской осады. Такие же распоряжения были отданы главе охраны в Хафстоне. Усталого гонца хорошо накормили, и он помчался дальше, в другие замки передать королевский призыв «к оружию!»