Дориан правильно сделал, что взял с собой охрану. Хотя у Лиама была всего одна рука, но он все равно мог попытаться удушить правящего короля лондонского преступного мира.

– Это ты прислал ее ко мне, – рыкнул он, отпуская спинку кровати и надвигаясь на своего сводного брата. – Ты знал, кто она и что она сделала, и ты послал ее воспитывать моих детей! Да ты знаешь…

Лиам изо всех сил стиснул зубы от обуревавших его сильных эмоций. Дориан Блэквелл солгал ему. Но он прислал к нему Филомену, единственную женщину, которая могла победить Демона-горца. Он был из тех, кто привык командовать батальонами, но оказался не готов к встрече с ней.

– Ты мне за это ответишь! – пообещал он, подходя к Дориану.

Несмотря на то что Лиам был выше ростом и шире брата, Дориан ему не уступал и оставался невозмутимым. Он был худощав и грацией напоминал безжалостного голодного хищника.

– У меня были на то свои соображения, и ты о них узнаешь, брат.

Брат. Нельзя было отрицать, что Дориан Блэквелл – настоящий Маккензи. У него был такой же широкий лоб, такая же угловатая челюсть, те же резкие черты лица. Черные волосы и глаз цвета оникса были точно как у Лиама и у их отца.

Они унаследовали одинаковую склонность к насилию и превосходству, и теперь воздух между ними вибрировал из-за бесчисленных болезненных воспоминаний.

– К черту твои соображения, – кипятился Лиам. – Ты делаешь только то, что выгодно тебе и твоим целям.

– Не на этот раз, – ответил Дориан. – Арджент и я вмешались в это дело по просьбе наших дам, и могу тебя заверить, для нас здесь больше неприятностей, чем пользы.

Лиам обошел брата и направился к двери, где стоял светловолосый гигант.

– Нет у меня времени на ваши оправдания. Я должен излить свой гнев на другой объект, а потом разберемся с вами.

– Значит, у тебя тот же повод, что у меня, Лиам, – заметил Дориан. – Если я и достиг чего-то в жизни, то только потому, что овладел искусством сводить счеты.

Немного найдется людей на свете, кто мог смотреть Лиаму прямо в глаза. И Кристофер Арджент был одним из них. Они смотрели друг на друга с тем выражением угрозы, с каким глядят друг на друга два могучих оленя, готовых сцепиться рогами.

– Я целые армии побеждал, если они становились между мной и тем местом, куда я намеревался пойти, – предупредил Лиам тихо. – Предлагаю вам отойти в сторону.

Но если Лиам был огонь, то Арджент – лед, его взгляд стал острее, но он даже попытки не сделал отступить или двинуться вперед.

– У меня долг перед виконтессой, – сказал Арджент, и в его голосе не было ни гнева, ни оправдания. – Она помогла спасти жизнь моей невесте. Она пострадала, потому что проявила мужество, и пострадала ужасно.

Лиам моргнул, и наконец информация дошла до него сквозь туман гнева и боли от раны в голове.

– Что вы имеете в виду? – Он требовал ответа, хотя уже ненавидел все эти тайны и боялся новых разоблачений.

– Леди Филомена выступила свидетельницей против одной из Сент-Винсентов, которая угрожала Милли и ее ребенку, – ответил Арджент. – А когда беду удалось предотвратить, виконтесса исчезла.

Лиам не привык, когда о Филомене говорят, называя ее титул, хотя в этом был смысл. Она всегда вела себя как леди, такая воспитанная и эрудированная. Превосходная воспитательница, способная научить Рианну, как должна вести себя аристократка. Потому что сама была аристократкой.

Глаза Арджента, голубые как лед, сузились от отвращения, хотя Лиаму показалось, что отвращение больше относится к воспоминанию, чем к нему.

– Мы нашли ее через несколько месяцев в клинике Белль-Глен голодную и избитую. Лечение там было чудовищное. Мы прибыли туда как раз вовремя, потому что один из служителей собирался ее изнасиловать. Пришлось сломать ему шею.

– Именно он нанес те синяки, которые были на ней, когда мы послали ее к тебе, Лиам, – сказал Дориан за его спиной. – Но еще до того как она попала в клинику, мы видели свидетельства насилия, которое применял к ней муж.

Внутри Лиама все сжалось, он почувствовал, что сейчас ему станет дурно. Его отношение к Ардженту менялось по возрастающей, особенно когда он узнал, что тот убил того, кто нападал на Филомену. Хотя ему хотелось, чтобы этот мерзавец ожил, и он смог убить его еще раз, но медленно и мучительно.

Он повернулся к брату:

– Тебе следовало все мне рассказать, и я защитил бы ее!

– Семья объявила ее опасной сумасшедшей и сделала это через высокий суд, – сказал Дориан, не теряя присутствия духа. – Ты был достойным слугой ее величества королевы и законным наследником своего отца, я не был уверен, что ты не выдашь ее короне еще до того, как я очищу ее имя от клеветы. Хотя мы одной крови, я ничего о тебе не знаю, кроме того, что, в отличие от отца, ты любишь своих детей. Если Демон-горец готов сделать что угодно, чтобы их защитить, значит, самое безопасное для нее место будет около них. Кроме того, кто может лучше виконтессы научить мою племянницу хорошим манерам?

– Я должен их увидеть. – Лиам снова рванулся к двери.

– С ними все в порядке. – Дориан положил ему руку на плечо. – И они знают, что с тобой тоже все в порядке.

Но что с Филоменой?

Дориан оценивающе смотрел на него ироническим взглядом:

– Никогда бы не подумал, что ты обратишь на нее хоть какое-то внимание, а тем более…

Он оставил намек невысказанным, хотя имел в виду «а тем более влюбишься».

– Долго я был без сознания? – спросил Лиам, взглянув на окно: сквозь задернутые тяжелые шторы не просачивался ни один луч света, и он решил, что на дворе ночь.

– Несколько часов, – ответил Дориан. – Они тебя усыпили, пока зашивали раны. Тебе повезло, пуля прошла насквозь и попала в колонну.

Несколько часов? Это давало лорду Бенчли достаточно времени, чтобы наказать Мену. Такая возможность заставила закипеть кровь Лиама.

Он приблизил свое лицо к Ардженту:

– Или вы мне поможете, или убирайтесь с моей дороги.

Лицо викинга приняло жестокое выражение:

– Мы для этого пришли сюда. – Арджент отступил и широким жестом указал на коридор. – Свести счеты.

Дориан пошел вместе с Лиамом в сторону выхода из госпиталя.

– Прежде всего, – предложил Черное сердце из Бен-Мора, – давай найдем тебе рубашку и те самые чертовы сапоги, о которых ты орал.

Была уже полночь, когда Рейвенкрофт, Арджент и Блэквелл тихо прошли через террасу, похожие на посланников смерти, крадущихся за обреченными.

Дом по-прежнему принадлежал отцу Гордона Сент-Винсента. Виконт Бенчли жил по-холостяцки в красивом особняке в Найтсбридже, но особняк этот находился в менее престижном районе, чем Гайд-парк, что говорило о ухудшении положения семейства Сент-Винсент.

К счастью, совсем небольшой штат слуг спал в помещении под лестницей, и незваные гости вскрыли замок задней двери, пробрались через кухню на первый этаж. Прежде солидный и красивый дом пришел в ужасное запустение. Везде царила тьма, и только слабый свет фонаря пробивался из-под двери главного зала, находившегося в передней части дома.

Лиам оказался один в зале, где на полу лежали ковры, когда-то роскошные, заглушавшие теперь его тяжелые шаги. Тихий мужской голос достиг его слуха, потом он услышал ответ женщины. Всего секунды хватило Лиаму, чтобы он понял, что фальшивый, визгливый женский голос не принадлежал Филомене. Его плечо горело огнем, и голова страшно болела, но ему приходилось жить и в более суровых обстоятельствах… и убивать тоже.

Он безошибочно узнал голос лорда Бенчли, а также отвратительно сладкий и липучий аромат, струившийся из комнаты. Опиум.

Блэквелл и Арджент предлагали змеей пробраться туда, где находился их объект, но как бы он ни старался, Лиам не мог действовать в соответствии с этим методом. Его пальцы скрючились, будто он уже держал в руках шею виконта. Он ударил ногой по двери с такой силой, что она разлетелась.

Звук, который издал Гордон, больше напоминал женский крик, но Лиам видел, что это был он. Мужчина и женщина в комнате двигались медленно и неуверенно, несмотря на панику. Действие опиума усилилось под влиянием страха, который стремительно погнал наркотик по венам. Пара страстно обнималась, собираясь заняться любовью на грязноватой кушетке неопределенного цвета. На столе между полупустыми бутылками и недоеденной едой были разбросаны какие-то таинственные принадлежности.

Женщина экзотической внешности скатилась с коленей Гордона Сент-Винсента на кушетку, ее обнаженная грудь виднелась из расстегнутого корсета. Она была в таком ступоре, что даже не попыталась ее прикрыть.

– Что это значит, Рейвенкрофт? – невнятно пробормотал лорд Бенчли. – Я же видел, вас застрелили.

На нем был тот же самый дорогой костюм, в котором он показался на вокзале, но теперь костюм был в беспорядке и чем-то запачкан. Волосы, кудрявые по последней моде, и бакенбарды были сильно взбиты и смазаны какой-то помадой, а, возможно, просто засалены. В полутемной комнате трудно определить.

То, что этот развратник, этот мерзкий, жалкий подонок поднимал руку на Филомену, заставило Лиама забыть любые угрызения совести. У него во рту появился резкий вкус отвращения и ненависти.

– Где она? – рыкнул Лиам, стараясь не замечать отвратительную вонь от опиума, немытых тел и секса, висящую в воздухе темной комнаты как ядовитое облако.

– Вы имеете в виду мою жену? – с издевкой спросил виконт.

– Я имею в виду вашу вдову, – и Лиам направился к обтрепанной кушетке, на которой в вялых позах лежали мужчина и женщина, напоминая грязное постельное белье. Но вид острого лезвия, в котором золотым блеском отразился свет лампы, снял с их глаз мутную пленку.

Гордон неуверенно поднялся и перелез через кушетку так, что между ним и Лиамом, у которого на лице была написана угроза убийства, оказалась кушетка, а на ней женщина. Потом он побежал в сторону двери, находившейся на дальней стене, распахнул ее и увидел там неподвижную фигуру Дориана Блэквелла.