Лиам уронил руку на колени и сказал:

– Тогда, возможно, вы надеетесь, что кто-то понесет наказание за то, что обидел вас.

В глазах Филомены закипели слезы, и она уронила подбородок на грудь. Это была та самая надежда, которую она хранила глубоко в сердце. Она верила, что муж ответит за боль и ужас, которые она перенесла из-за него. Но как Лиам догадался?

– Потому что, – ответил он тихо, испугав ее тем, что она произнесла свой вопрос вслух, – я знаю, что такое бояться темноты, Мена, и ненавижу человека, который заставил меня ее бояться.

Филомена почувствовала, как жесткие подушечки его пальцев погладили ее по опущенной щеке. Он взял ее за подбородок, зажав его нежно между большим и указательным пальцем, и поднял голову.

– Я попал в самую гущу танца, который я совсем не умею танцевать, – признался он. Его глаза светились призывным светом и искали в ее глазах то, что она не могла ему дать. – Когда вы рядом, я не знаю, что сказать и как себя вести. Я не могу понять, что нужно делать. Я не знаю нежных слов, которые могли бы пробиться сквозь стену, которую вы построили вокруг своего сердца.

Филомена не смела моргнуть, чтобы спрятать слезы, которые повисли на ресницах. Он должен остановиться, а она – отодвинуться. Но – помоги ей бог – невозможно оторвать глаз от его потрясающе красивого лица.

– Я не понимаю, какому желанию следовать, а какому противиться, но я хочу вас с такой силой, что даже боги меня не осудят… и я не всегда могу понять, что я вижу в ваших глазах – страх или ответное желание.

Филомена знала, что это было и то и другое. Она боялась его и боялась того желания, которое он в ней возбуждал, того, что она жаждала, чтобы случилось во тьме.

– Звезды решили, что мы должны встретиться. – Его голос приобрел такую нежную горячность, что в душе Филомены что-то растаяло. – Мы связаны безраздельно, ты и я. Я понял это в ту минуту, как увидел тебя в этом платье.

Филомена хотела возразить, покачать головой и заставить его прекратить, не говорить больше ничего. Но она не могла. Ее сердце бешено стучало, но тело замерло и не двигалось, став пленницей его теплой руки.

– Не надо, – прошептала она умоляюще и взяла его за запястье, чтобы оттолкнуть руку, – это невозможно.

Ведь она замужем, к тому же беглянка, и недостойна такого человека, как он.

– Не надо отрицать очевидное, барышня. – Он улыбнулся ей, и Филомена неожиданно поняла, что можно почувствовать тепло солнечных лучей даже во мраке ночи. – Как ты ни старайся сопротивляться, я все равно тебя добьюсь, Мена. Я не буду настаивать, пока ты сама не сдашься. Но я не остановлюсь, пока последнее из твоих укреплений не упадет к моим ногам.

Далеко внизу протрубил большой горн и разрушил чары, которыми он ее околдовал.

– Меня зовут, барышня, – и прежде чем она успела отвернуться, легко поцеловал ее в губы, потом вскочил на ноги и перешагнул через стенку. – Вас тоже, но я еще не закончил с вами.

Глава 16

Два одинаковых костра с ревом пылали посередине площади, где проходил праздник, их огонь был выше двухэтажного лондонского дома и вдвое шире. Филомена прихлебывала скотч, смешанный с сидром, и надеялась, что никто этого не заметит. Хайлендеры были категорически против того, чтобы смешивать скотч с чем-нибудь, но она еще не привыкла пить виски чистым, хотя старалась приучить себя.

Толпа, состоящая из нескольких сотен гостей, собралась вокруг этих инфернальных костров, а пастухи и егеря гнали самый ценный скот между огней, чтобы очистить и благословить животных перед зимовкой. Кости коров, свиней и разной птицы, которых ранее забили, чтобы накормить очень многих, высушили, поцеловали, благословили и бросили в костры, отчего воздух наполнился мясным ароматом. Если бы Филомена не была уже сыта после обильного ужина, ее рот наверняка наполнился бы слюной.

– Вам повезло, мисс Мена, они скоро начнут ритуал.

Джани появился рядом с ней, одетый в поблескивающую золотом одежду как настоящий магараджа. Его тюрбан сверкал драгоценными камнями, а самый большой украшал середину, откуда поднимался султан из фазаньих перьев.

– Джани, ты выглядишь по-королевски! – воскликнула Филомена.

Смуглая кожа юноши лоснилась от удовольствия.

– Вы очень добры, мисс Мена, но я немею при виде вашей красоты.

– Ах ты, льстец! – Она добродушно толкнула его локтем и снова вернулась к наблюдению за удивительной церемонией. – Что это за ритуал? Никогда такого не видела.

В глазах Джани отражались огни костров, отчего они напоминали глаза тигра.

– Даже в наше время хайлендеры остались очень суеверными. Суровые шотландские зимы особенно опасны для скота, и ритуал, который готовятся исполнить Маккензи, предназначен для того, чтобы упросить богов защитить их скот и овец.

– Понимаю, – ответила Филомена со вздохом.

Громко запела труба, и толпа умолкла при звуках пронзительной мистической мелодии. Потом между костров появился лэрд Маккензи, и в ночи послышался почтительный шепот собравшихся.

Перед ними стоял древний варвар, тот самый, что был изображен на картине над лестницей. На нем не было ничего, кроме килта и башмаков. Лиам Маккензи излучал дикую первобытную мощь. Его руки и торс играли мускулами даже больше, чем помнила Филомена. Они блестели, как шелк, в отсветах костров.

В теле Филомены проснулось что-то темное и непрошенное, она напряглась от первобытного желания, мускулы женского естества обмякли, призывая его к себе. Она сопротивлялась самой идее, когда он предупредил ее на крыше о своих намерениях. Но, глядя на него сейчас как на живое воплощение древнего воина-друида, она не могла вспомнить ни одного препятствия, мешающего ему овладеть ею.

Огонь освещал черные и синие руны, украшающие грудь и руки. Они окружали соски, переходили на плечи, горло и взбирались на нижнюю челюсть.

Браслеты из чистого золота украшали руки выше бицепсов и запястья, на шее сверкал золотой ошейник. Волосы шевелил ветер, но Лиам стоял так близко к пламени костров, что не чувствовал вечернего холода. Черные волосы свободно падали на спину до самых лопаток, на подбородке виднелась темная щетина. Две косы были перекинуты через плечо и касались ключиц, на которых чернели руны.

Он оглядел свой народ с нескрываемой гордостью и удовлетворением, а потом нашел Филомену взглядом там, где она стояла позади толпы. Он послал ей взгляд, полный чувственного обещания, на что тело Филомены невольно ответило выделением влаги между бедер и сильным возбуждением. Как он мог так откровенно провоцировать ее взглядом? И как ей сопротивляться такому соблазну?

«Потому что ты должна сопротивляться», – предупредила она сама себя. Что бы он ни прочел на ее лице, в его глазах появилось выражение такого победного удовольствия, что неожиданно ей захотелось в него чем-нибудь бросить. Например, броситься самой.

Джани, который не заметил их безмолвный разговор, помахал Лиаму.

– Лэрд после смерти отца пропустил всего один Самайн, – сказал он, – и в тот год на скот напали болезни. Поэтому люди требуют, чтобы он каждый год присутствовал на ритуале.

Филомена с трудом отвела глаза от потрясающего зрелища, который представлял собой клан Маккензи.

– Ты действительно веришь, что, если провести скот между двух костров и произнести магический заговор, то это повлияет на здоровье животных и на стада? – спросила Филомена, не скрывая скепсиса.

Джани пожал плечами:

– Кто может сказать, мисс Мена? Рассказывают, что Лиам Маккензи, его отец и все лэрды Маккензи из Уэстер-Росс ведут происхождение от древних королей пиктов, которые затем смешались с завоевателями с Севера. Говорят, в их жилах течет кровь берсеркера Лахлана.

– Берсеркера? – спросила Филомена.

– Да, это мифический скандинавский воин, обладавший силой десяти мужчин и потрясающей свирепостью, которая рождалась в нем при виде крови. – Джани послал ей выразительный взгляд. – Знакомо вам, не правда ли?

– Кажется, я слышала, что лэрдом овладел броллахан?

Джани еще раз быстро пожал плечами:

– Горцы говорят разное. Их любимое времяпрепровождение – рассказывать истории.

Филомена снова посмотрела на лэрда, который поднял лицо к небу. За ним это сделали все собравшиеся. Тогда он запел на удивление красивым баритоном на том поэтическом языке, который Филомена не понимала. Его прекрасный голос придавал молитве такую невероятную чувственность, что, казалось, он соблазняет возлюбленную, а не символически благословляет стада домашнего скота.

Филомену поразила не только мужественная красота Лиама, но красота его людей, собравшихся вокруг. Их лица пылали от выпитого виски, эля и восторга, когда они повторяли слова прекрасных стихов. Они приветствовали каждого пастуха, проводившего своих самых лучших символических животных между кострами для завершения ритуала благословения.

Весь ритуал не был ни длинным, ни особо торжественным в отличие от служб в протестантской церкви, которые она посещала, когда была девочкой. Не успела она опомниться, как ритуал завершился и магия кончилась. Зазвучала волынка, потом другая, и в конце четыре волынщика, расположившихся на северных, южных, восточных и западных точках окружности, совершенно синхронно издали воющие звуки.

Маленькая девочка подобралась слишком близко к одному из костров, и Рейвенкрофт поднял ее, высоко подбросил и посадил смеющееся дитя себе на плечи. Он терпеливо сносил, когда она дергала его за косы, а в это время пожилые и совсем старые женщины выходили вперед, поджигали в кострах факелы и шли куда-то, сопровождаемые их большими семьями.

– А что они делают теперь? – спросила Филомена Джани.

Тот указал на самых старых женщин:

– Это правящие матриархи каждой семьи. Они должны забрать с собой огонь ритуального костра. Если их дом находится близко, она принесет его в деревню сегодня ночью. Если нет, она заберет его в палатку и будет следить, чтобы угли не погасли, пока их не доставят благополучно до дома и подожгут от них потухший очаг. Огонь Самайна, благословенный друидом, будет хранить их в течение наступающей зимы.