Она повернулась, пошла в роскошно обставленную гостиную и села, раскинувшись, на козетку нежного зеленого цвета, которая прекрасно гармонировала с броскими золотыми гардинами. Даже эта комната была оформлена так, чтобы подчеркнуть ее красоту. Цвета мебели и обоев подчеркивали смуглость кожи и контрастировали с темной бронзой ее платья.

Обмахнувшись веером, она с обдуманной грацией тряхнула кудрями:

– Я знала, что, когда ты наконец придешь и возьмешь меня, эта встреча потребует длительного восстановления. И, как всегда, я была права. Я целую неделю ходила сама не своя. – Ее лицо осветилось от приятного воспоминания.

Так чего же они медлят?

– Разденься, и я сделаю так, что ты много дней будешь парить над землей!

Она покачала головой, и в глазах блеснуло сожаление и доброе сочувствие.

– Нет. Если ты еще не влюблен в кого-то, – я не знаю, кто она, – то уже готов влюбиться. Я тебе уступлю один раз, но потом ты будешь так мучиться стыдом и раскаянием, что уйдешь от меня совсем. Я не хочу, чтобы мы с тобой расстались таким образом.

– Скажи мне, – спросил Лиам саркастически, – гадания и предсказания оплачиваются лучше, чем проституция?

– Ты жесток, потому что я права, – ответила Мэри резко.

Он яростно уставился на нее, но она отвечала ему тем же.

– Садись, мой лэрд, и выпей со мной, – пригласила она. – Можешь рассказать мне о ней.

– Нет, спасибо. – Лиам опасался пить в такую минуту.

– Тогда выпей чаю, – и Мэри указала на чашки, стоящие около нее.

Лиам согласился и присел на одинокое кожаное кресло, стоящее рядом с камином, которое явно было приготовлено для посетителей-мужчин. Мэри молча разлила чай, а он наблюдал за ней. Внутри у него все переворачивалось от вожделения, разочарования и, если быть честным, от облегчения.

Лиам взял из ее рук тонкую чашку из костяного фарфора, которую она передала ему через стол, и постарался не выпить содержимое чашки одним глотком. Он никогда особенно не любил чая и всегда чувствовал себя неловко, держа в руках хрупкую вещь.

Мэри глядела на него с умным сочувствием:

– Мне нравится, что я никогда не могла по-настоящему тебя разгадать. Ты – подполковник Маккензи и Демон-горец. Ты смело бросаешься в схватку, не моргнув глазом, не трусишь в самых опасных ситуациях. Но увлекся женщиной… которой так боишься, что готов бежать?

Лиам ничего не ответил и поставил на стол чашку с чаем. Он бежал не только от Филомены, он бежал от себя самого, от унижения, которое ощутил после признаний, сделанных в темноте. Он поделился с ней своими тайнами, своей болью. Он раскрыл всю силу своего вожделения… И это ее напугало.

Он обещал оставить ее в покое, но даже когда произносил это, знал, что лжет. Не мог он оставить ее в покое. Мисс Локхарт стала частью его самого.

– Это любовь? – спросила Мэри ласково.

– Это… очень сложно.

– Любовь – это всегда сложно, дорогой, – и она рассмеялась. – Поэтому я занимаюсь тем, чем занимаюсь, чтобы не влюбиться в кого-нибудь, кто этого достоин. Сложности – это скучно, кроме тех случаев, когда они происходят с другими.

Лиаму показалось, что ее легкое отношение к ситуации позволяет ему признаться в том, чего он боялся и что только подозревал.

– Она не хочет иметь дело с Демоном-горцем.

– Но у тебя же есть много других титулов и званий, – напомнила Мэри с иронической усмешкой.

– Кажется, ее они совсем не интересуют.

Это восхищало его в Филомене. Он охотно использовал бы все свои титулы, только чтобы получить от нее желаемое, но не был уверен в их действенности.

Мэри только пожала плечами:

– Тогда будь Лиамом Маккензи. Просто мужчиной.

– Я не знаю… кто это.

– Если она хорошая женщина, она поможет тебе узнать.

Он покачал головой, а на сердце становилось все тяжелее.

– С ней плохо обращались, и она знает, что я – человек неистовый, буйный. Она меня боится…

– И все-таки? – подсказала Мэри.

– Она на меня кричала, – ответил он, сам себе не веря. – Прошло много лет с тех пор, как кто-то осмелился… Она мне сказала, что я не могу ей приказывать, что она – женщина со свободной и независимой волей. И назвала меня самодуром и наглым дикарем.

– О господи! – Мэри спрятала улыбку за веером. – Что же ты сказал ей в ответ?

– Я ее поцеловал. И она ответила на поцелуй.

– Женись на ней, Лиам, – приказала Мэри и резко сложила кружевной веер. – И как можно скорее. Завтра, если получится.

– Я ей не нужен, – ответил он растерянно.

– Не смеши меня. Любая женщина хочет тебя заполучить.

Мэри разглядывала его с любопытством, прихлебывая чай.

– Только не она. У нее есть тайна, болезненная тайна. Она меня избегает, мне кажется. Но иногда она смотрит на меня так… как будто хочет меня, как будто понимает меня.

– У всякой женщины есть свои секреты.

Мэри нетерпеливо вздохнула и со стуком поставила свою чашку на стол. Потом хлопнула закрытым веером по его руке, чтобы привлечь к себе внимание.

– До сих пор удивляюсь, как это большинство мужчин не догадывается, что за женщиной, которая не охотится за титулом или деньгами, нужно ухаживать, безмозглые вы идиоты, хотя я люблю вас.

– Ухаживать? – Слово звучало для него как иностранное, и сама идея казалась ему неожиданной. – Ты имеешь в виду дарить подарки, драгоценности?

– Нет, черт побери! – Она театральным жестом подняла руку ко лбу. – Самое ценное, что ты можешь подарить женщине, достойной женщине, – это доверительные отношения, время, правду, безопасность и дружбу.

– Дружбу? – Лиам тоже поднял руку и прижал к виску, где у него начала пульсировать боль.

– Говори с ней, узнавай ее, и пусть она узнает тебя. Интимность возникает не только в спальне. Чтобы полюбить друг друга, вы должны сначала понравиться друг другу. Она тебе нравится?

Лиам задумался. Ему нравилось, как она ведет себя с его детьми, как с ними разговаривает. Ему нравилось, что для практичной женщины она ведет себя как идеалистка. Ему нравилось, как она ест: с удовольствием, но соблюдая хорошие манеры. Как причесывает волосы, как морщит нос, какие книги читает, хотя содержание многих он не понимал. Ему нравилось, что ей можно поведать свои секреты в темноте, и она никогда не будет его стыдить за это. Что она относится к нему с сочувствием, и в сочувствии нет оттенка жалости.

Ему нравилось, что происходит с его сердцем, стоит ему услышать стук ее каблуков по полу замка. Если подумать, то он не смог придумать ничего, что ему в ней не нравилось. Может быть, только ее тайны. Те самые, из-за которых у нее под глазами лежат тени; те, из-за которых она его боится.

– Да, – признался Лиам, – она мне нравится.

– Тогда отправляйся к ней и сделай ей предложение прямо сейчас.

Мэри встала, готовясь выгнать его из своего дома.

– Ты говоришь так, будто это очень просто! – Лиам тоже встал и почувствовал себя большим и неуклюжим в ее изящной комнате.

– Все достойное легко не дается, – ответила она. – Ты помог уничтожить Ост-Индскую компанию, ты захватывал крепости и свергал правящие режимы. Если она будет сопротивляться, осаждай ее, сломи сопротивление, разрушь ее стены, подполковник! Ты же знаешь, как это делается.

Ее речь вызвала у Лиама сухой смешок.

– Я не могу отправиться прямо сейчас. Мне предстоит совещание, на котором я – председатель, здесь, в Дингуолле, и оно продлится неделю. Таковы мои обязательства перед моими родственниками и кланом, и я не могу ими пренебрегать.

– В таком случае у тебя есть неделя на размышления о том, как завоевать ее сердце, лэрд Маккензи. И я советую тебе распорядиться этим временем разумно.


В отношении дождя Рассел оказался прав. Так думала Филомена, стоя на крыше замка Рейвенкрофт у северо-западного парапета и наблюдая за празднеством, разворачивающимся внизу. Холодный октябрьский ветер нес с собой влагу, но ни капли дождя не упало на землю. Лэрд Маккензи вернулся два дня назад и, казалось, привез с собой почти всех жителей Хайленда, чтобы отпраздновать Самайн. У Филомены не было возможности ни увидеться, ни поговорить с Рейвенкрофтом наедине, потому что он постоянно был окружен гостями или занят делами. Сегодня он взял с собой детей и лэрдов Мунро и Фрейзера с их семьями, чтобы отправиться в деревню Финлох. Филомена осталась одна.

Она провела день, помогая захлопотавшемуся Джани и домоправительнице, миссис Грейди, чтобы снять с них хотя бы часть забот по дому. Но скоро поняла, что больше мешает им, чем помогает. Тогда она решила воспользоваться минутой, чтобы уединиться, прежде чем начнется вечернее празднование.

Рейвенкрофт вернулся домой вместе с толпой хайлендеров – простых земледельцев и дворян. Многие ночевали в роскошно обставленных комнатах для гостей, но большинство соорудили во дворе разноцветные палатки, согревая их сильно пахнущими кострами из торфа, а сами грелись скотчем и элем в таком количестве, что можно утопить целый пиратский корабль.

Джани познакомил Филомену с клетчатыми пледами и флагами, гордо украшавшими палатки, а также с тартанами разных кланов. Гости из близлежащих кланов Макдоннелов и Макбинов выпивали вместе с Маккиненнами с острова Скай и с Макнейлами с Внешних Гебрид. Между них затесались Кэмпбеллы, а также некоторые представители кланов Росс и Фрейзер.

У Филомены не было подходящего костюма для Хеллоуина, поэтому она надела черную накидку с лисьим воротником и выбрала свое самое лучшее платье из тонкого зеленого шелка.

Замок Рейвенкрофт со своими величественными кирпичными стенами, обширными угодьями и шпилями, устремленными в темные небеса, как нельзя лучше подходил для зловещего праздника. Однако одетые в маскарадные костюмы участники, которых видела Филомена со своего места на крыше, были слишком веселы, чтобы праздник можно было назвать по-настоящему зловещим.

Когда-то давно Филомена боялась высоты, но после пребывания взаперти в маленькой белой комнате в Белль-Глен она стала очень ценить возможность быть на открытом воздухе. Она так мечтала о нем в страшные часы ночи. В то время, когда ей целыми днями приходилось сидеть в одиночестве, она следила за движением небольшого солнечного круга на полу, который падал из маленького окошка, расположенного высоко под потолком. В те дни она мечтала увидеть закат солнца или лунную ночь.