Будь она проклята за то, что хотела повторить этот поцелуй!

Однако вечное присутствие Лиама создавало некоторые трудности для общения с Эндрю. Им приходилось придумывать всякие отговорки, чтобы избавиться от его общества.

А потом случился инцидент, после которого Филомена едва могла оправиться.

– Вы должны все сказать ему, Эндрю. – Филомена напомнила мальчику, когда они вместе вывели Руну на утреннюю прогулку. – Завтра третий день.

– Я обязательно скажу, – поклялся Эндрю. – Пойду вместе с Руной завтра утром к нему в кабинет.

Эндрю позвал собаку, чтобы она не убежала слишком далеко, и добавил:

– Последнее время с ним стало легко, как вы думаете? С моим отцом. Эти два последних дня… они прошли спокойно, правда ведь?

– Да, Эндрю, правда. – Филомена улыбнулась и повернулась к мальчику. – И у вас все идет отлично, просто замечательно. Как вам нравится «Граф Монте-Кристо»? Я ведь обещала, что это будет интересно.

– Да, – согласился Эндрю. – Книга куда интересней и занимательней, чем то, что разрешали читать другие гувернантки.

Филомена забеспокоилась.

– Боже мой, может, ваш отец возражает против того, чтобы мы это читали? – произнесла она вслух, невольно наблюдая за тем, как рассветное солнце золотит желтые осенние травы. – Но, думаю, он сказал бы нам, если бы содержание вызвало его неодобрение.

– Мисс Локхарт, – на лице Эндрю появилось странное выражение, похожее на смесь лукавства и откровенности, – мой отец не знает, о чем эта книга.

Она раскрыла глаза от удивления:

– Что ты хочешь сказать?

– Он совсем не знает французский.

Он хочет посмотреть на детей. Вот единственное объяснение тому, что Лиам каждый день приходит, когда они читают книгу, в которой он не понимает ни слова. Видимо, близко к сердцу принял ее слова, сказанные в церкви. И все. Или не все?

Если альтернатива ее не напугала, то только потому, что она испугалась почти до потери рассудка, услышавслова Эндрю:

– Мисс Локхарт, сюда идет мой отец.

– Что? – пискнула она.

Охваченная паникой, Филомена подхватила Руну, бросила ее в руки Эндрю и толкнула их обоих в дверь, но перед этим обернулась, чтобы убедиться, что их не поймали.

За деревьями мелькал только его силуэт, но ошибиться было нельзя. Маркиз Рейвенкрофт бежал с поразительной скоростью, при этом был почти раздет, несмотря на осенний холод. Издалека Филомена не могла понять, где кончается его обнаженный торс и начинаются штаны из оленьей кожи.

Лиам походил на движущегося исполина из теплой мужской плоти и горячей шотландской крови. И чем ближе он подбегал, тем неизбежней становилась перспектива разговора. Вспомнив, чем кончилась их последняя встреча, когда его губы встретились с ее губами, Филомена решила, что нужно отступить. В конце концов, в этом не было позора, сказала она себе. Целые армии отступали, когда приближался Демон-горец.

Ему нельзя доверять. А если судить по ускоренному биению сердца и по трепету, который охватил ее от одного его вида, хотя маркиз был еще далеко, ей тоже нельзя доверять.

Некоторое время она ничего не могла с собой поделать и наблюдала, как он бежит со стороны моря. Лиам не склонил голову, но держал ее так, что было видно – он смотрит только вперед, перед собой, на тот отрезок пути, который ему предстоит преодолеть.

Пока он ее не видел, она могла рассмотреть его в подробностях. И чем ближе он подбегал, тем больше она могла рассмотреть. Жилы, натянутые между крепкими костями, сокращались в такт движению. На широких дисках мускулатуры груди отражалась тяжелая поступь. Длинные ноги быстро сокращали расстояние между ними и двигались с безупречным чувством ритма. Волосы были распущены и лежали по плечам мокрыми прядями, как если бы он только что искупался в море. Филомена понимала, что нужно отвернуться, иначе он подумает, что за ним подглядывают, но туфли будто прилипли к земле, а глаза – к его телу. От неловкой ситуации ее спасло то, что Лиам повернул налево в сторону зарослей и направил свой бег по западному холму в сторону винокурни.

И тут Филомена сделала шокирующее открытие: маркиз Рейвенкрофт в какой-то момент жизни был подвергнут пыткам. Длинные, страшные шрамы изуродовали гладкую мускулатуру его спины. Шрамы были настолько большими, что она могла видеть их даже издалека. Рука невольно поднялась к груди, чтобы сдержать возникшую там боль.

Задыхаясь, Филомена вернулась в замок Рейвенкрофт, убедившись, что Эндрю и Руна благополучно скрылись с глаз. Пришло время утренних занятий с детьми. Она попыталась, как обычно, начать урок, но совершенно безуспешно. Кто так безжалостно мучил Рейвенкрофта? Возможно, когда-то он побывал в плену? Или его пытали, чтобы добыть информацию? А может, наказали за неподчинение? Однако в армии никогда не применяли телесных наказаний к пэрам Англии, особенно обладающим таким высоким званием, как маркиз.

Сама того не желая, Филомена начала испытывать нежность по отношению к лэрду Маккензи, несмотря на предубеждение и подозрения. Интересно, появится ли он сегодня снова и станет ли глядеть на нее с обычной чувственностью?

На этот раз он не пришел, и Филомена не знала, что наполняло ее грудь: облегчение или разочарование. После некоторого времени она ощутила такое нервное напряжение, что, казалось, любой неправильно произнесенный французский глагол может вызвать у нее истерику. Тогда она придумала какую-то отговорку, вручила детям книгу и пошла гулять по залам замка, стараясь использовать минуту уединения, чтобы привести в порядок мысли, страхи и фантазии, грозившие увести ее слишком далеко.

Вскоре Филомена оказалась на верхней площадке парадной лестницы, которая вела к главному входу в дом. Она разглядывала роскошные гобелены, украшавшие холодные стены замка. Снаружи небо превратилось в сплошную пелену стального оттенка, скрывающую солнце. Буря в бешеном ритме хлестала по земле. Филомена была одета в серое платье из тяжелой шерсти с перламутровыми пуговицами от ворота до подола. Она убрала волосы в высокую прическу и, глядя на себя, решила, что выглядит жутко, отчасти в соответствии с погодой, отчасти в соответствии с настроением.

Взгляд задержался на большом полотне, висящем над величавой лестницей. Картина была выше человеческого роста и в десять раз шире. На ней изображалась битва, в которой могучий и свирепый Маккензи вел за собой отряд хайлендеров в килтах, чтобы сразиться с англичанами. Воины высоко поднимали свои клейморы [4], их волосы развевались. Они внушали ужас и казались непобедимыми. Это битва при Каллодене? Тогда почему эти свирепые воины потерпели поражение?

Она представила маркиза во время того давнего сражения. Его темная фигура казалась воплощением возмездия и доблести, она внушала ужас благодаря силе и величию. В разгар сражения его глаза блистали гневом, черные волосы разметало вокруг лица. Он поражал врагов в кровавой, смертельной схватке.

Ее удивила красота, с какой была написана эта картина, и Филомена протянула дрожащую руку, чтобы потрогать поверхность полотна, так убедительно изображающего древнего предводителя воинов-горцев.

Он был нарисован грубыми мазками, угловатыми, темными и быстрыми. Изображение точно соответствовало образу нынешнего лэрда Маккензи, в нем был тот же огонь, та же свирепость. И та же неукротимая красота.

Филомена трогала все неровности полотна, в то время как греховная часть ее существа сожалела, что не позволила маркизу поцеловать себя еще дольше, еще глубже. Ни один мужчина так не манил ее, требуя прикоснуться руками к физическому чуду, каким был Лиам Маккензи. Если обнять его, сможет ли она почувствовать через рубашку шрамы на его спине? Станет ли он разделять с ней тайны своего прошлого, добавит ли еще одну нить в сложное полотно эмоций, которое начал плести?

Она добровольно стала пленницей его рук, его губ. Он обнял ее лицо ладонями с невероятной нежностью, но только собственное желание, собственное стремление сделало ее в ту минуту его узницей. Его суровый рот оказался таким мягким, мягче, чем она думала. И помоги ей Бог, но она невольно представляла, что такой поцелуй может повториться. И может быть, много раз. Даже самая изощренная фантазия не могла вообразить то преступное, первобытное возбуждение, от которого она никак не могла избавиться последние два дня.

Беспокойный жар не давал ей уснуть, он начинался где-то внизу живота и опускался все ниже, пока все тело не начинало гореть и требовать удовлетворения потребности, о которой она старалась не думать.

Ей нельзя было даже помыслить об этом. Слишком много тайн она скрывала. Эти тайны сыпали соль на землю между ними, поэтому там ничего не могло вырасти. Несмотря на то что она никогда не вернется к мужу, все же она была замужней женщиной, и ей не следует об этом забывать. То, что между ними произошло, не должно повториться никогда. Последствия подобных отношений могут стать катастрофическими.

Но как же ей хотелось…

– Англичанка!

Филомена виновато отдернула руку от картины, когда услышала веселый возглас прямо у себя за спиной. Она наверняка потеряла бы равновесие и скатилась с лестницы, если бы ее не подхватила пара сильных рук.

Ей улыбались зеленые глаза красавца Гэвина Сент-Джеймса. Он стоял на две ступеньки выше ее, и Филомена никак не могла понять, как он подошел к ней так близко, а она его не заметила. Неужели она настолько загляделась на картину? Нет, подсказал ей ненавистный внутренний голос, это совсем не связано с картиной, а только с лэрдом, который овладел ее мыслями.

– Я же говорил вам, что мы еще увидимся, англичанка, – произнес Гэвин своим мягким шелковистым выговором. – Должен вам сказать, что это большое удовольствие – снова спасти вам жизнь.

– Но вы не делали ничего подобного, – возразила Филомена, хотя не могла не улыбнуться ему в ответ.

– Да вы полетели бы с лестницы вниз головой, не поймай я вас вовремя, – похвастался он.