Я кое-как вернулся в свой 233 номер. Не раздеваясь, я завалился на кровать. Я зажмурил глаза, потому что чувствовал, что из этих глаз сейчас потекут слезы. И оказался прав. Это продолжалось около трех минут. Но я успокоился. Разделся и уснул. Не помню, что мне снилось. Может это и к лучшему.

Я проснулся лишь тогда, когда лучи солнца стали ярко освещать мою кровать. Открыв глаза, я уже не смог обнаружить Алину, лежащую рядом со мной. Да я и не хотел ее видеть, она была мне больше не нужна. Я решил, что все-таки еще не настал тот самый день, когда я, наконец, проснусь и увижу рядом девушку, которую я по-настоящему люблю. Я улыбнулся, сам не знаю почему. Вскочил с кровати, принял душ, собрал все вещи в сумку и был готов идти вперед, навстречу жизни, навстречу неизвестности, навстречу новому и необузданному. Александр Македонский смог обуздать Буцефала, так и я – смогу обуздать свою жизнь, какой бы быстрой и отчаянной она не была, я сумею! Цезарь смог перейти Рубикон со своей армией, сказав: «Жребий брошен!», так и я – смогу вырваться из темноты и бездушия и встать на стезю стремления вперед! И даже если и в моей жизни встретится мой «Брут», который меня предаст и вонзит в меня кинжал, я лишь улыбнусь ему в ответ, ведь я обуздал свою жизнь, а значит, обуздаю и смерть!

В этом-то и вся прелесть цикличности: позавчера мне не хотелось ничего кроме секса с Алиной, а сегодня утром я готов отправиться на край света лишь бы понять то, что мне стоит поискать в этой жизни, понять свое предназначение. Нет, не правильно. Не понять свое предназначение, а выбрать и, тем самым, обрести для самого себя свое предназначение. Ведь каждый сам выбирает свой путь и каждый сам вершит свою судьбу. Чтобы там не говорили всякие монахи.


Искра жизни XVIII

До поступления в университет/Лето/2008

Я уже был готов ко всему, что меня ждет в далеком городе S. Конец этого лета, как я уже говорил, ознаменовался тем, что состоялся наш заключительный разговор с Индирой. Она объяснила мне, что такое настоящая, безоглядная, светлая, бесконечная и беспричинная любовь.

Мы решили с друзьями выйти в лес с ночевкой, развести костер, пожарить, точнее, попечь картошку. В общем, выражаясь по-современному, устроить пикник. Махар, как всегда, был очень рад этой затее. К нам присоединился еще один наш закадычный приятель – Тимур. Он был тоже старше меня на полтора года. Как и Махар. И странно, но они были очень похожи внешне: оба смуглые, темноволосые, оба коренастые, с немного детским взглядом. Даже шутили порой одинаково. Но внутренний мир каждого из них был совершенно не похож. Тимур был сдержан и попусту старался ничего не говорить. Он олицетворял образ настоящего юноши конца 18 века. А Махар, напротив, не держал ничего в себе, вечно манил меня в свой религиозный мир, доказывал мне, что жизнь не такая уж и вечная, и всякие прочие религиозные штучки.

Проснувшись рано утром, я взял свой рюкзак, который собрал накануне вечером и зашел к Махару домой. Как я говорил, он жил неподалеку от нас. Тимур уже был у него, и они ждали меня, попивая горный чай из трав, который заварила мать Махара. Я это понял по аромату, который я уловил, когда зашел к ним на кухню.

– Ну что, хватит чай попивать, вперед, готовность номер один! – заявил я громко и с улыбкой.

– Роберт, садись, я тебе тоже плесну чайка, – сказал Махар, глядя на меня исподлобья. На Махара была одета его любимая светло-бежевая куртка, синие джинсы, черные кроссовки, купленные им ушедшей весной и бежевая бейсболка. Это все в нем очень гармонировало, но немножко напоминало подростка шестнадцати лет, особенно эта его оранжевая футболка!

– Наливай! Быстро пьем и вперед! – я хотел скорее отправиться в путь.

– Роберт, хватит нас торопить, мы разговариваем на серьезную тему, – заявил наш сдержанный Тимур и улыбнулся. Он был одет просто и по-сельски, но в тоже время для пикника: синие кеды и синий спортивный костюм.

– И что же эта за тема такая? – поинтересовался я.

– Да нет никакой темы, кончай шутить,– Махар посмотрел на Тимура.

– Да наш Махар, похоже, влюбился! – Тимур глянул на меня и начал хохотать.

– Ого, и кто же эта счастливица? – я присел на стул, и глотнул свой чай.

– Да нет никого! – Махар начал краснеть.

– Еще как есть, Роберт. Наш Махар не знает, что ему делать с этой любовью, он, бедняжка, не хочет идти с нами в лес, потому что не хочет оставлять свою любовь без присмотра ни на час, боится, что она его забудет, – Тимур издевался, как мог.

– Так-так. А эта счастливица вообще в курсе, что она счастливица? Ну я в том смысле, наш Махар ей высказал свои чувства? Сделал признание? – я тоже начал подшучивать.

– Так, друзья, подъем! Никаких признаний и лишней болтовни! Все, вперед, идем, наш ждет пикник в лесу с медведями и волками! Заканчивайте этот разговор, – Махар уже хотел, чтобы мы отправились в путь и закрыли эту щепетильную для него тему.

– Ну ладно, я еще развяжу ему язык, Роберт, это он просто ломается, как…ну сам знаешь кто, – Тимур посмеялся, – нам уже пора выдвигаться в путь.

– Согласен, берите свои рюкзаки, я вас буду ждать у ворот, – я допил свой чай и ушел.

Наш путь лежал к густому лесу, который расположился в нескольких километрах от нашего района – стоило лишь перейти горную реку и немного пройти по проселочной дороге… Лес тёмно-зеленой мантией покрывал все невысокие горы, которые окружали наш небольшой провинциальный городок. На Кавказе много таких городков, много лесов, много рек и гор. Это ведь удобно, не так ли? (С этим утверждением согласятся некоторые. Вы знаете о ком я. Они прячутся в этих лесах. Это удобно – лес в горной местности – никто тебя не видит, ты бегаешь по лесу, прячешь боеприпасы, строишь лагеря для подготовки «новичков», живешь там, танцуешь, поешь экстремистские песни. Чем ни идеальные удобства для ведения войны?)

Мы шли около трех часов. Странно, но почти всю дорогу Махар и Тимур молчали. Да и я молчал. Молчание – золото, не так ли?

Я уже точно не помню, как мы шли, что мы видели по дороге, о чем молчали, вернее, о чём я думал. Наверное, я думал: почему мои друзья молчат, где сейчас их мысли и прочие банальные вопросы.

Мы нашли большое дерево и решили, что проведем ночь возле него, разведя костер и лёжа на чудной лужайке. В лесу можно было услышать огромную композицию, состоящую из сотен различных звуков, исходивших отовсюду. Это были птицы, насекомые, лягушки, шелест листьев, журчание ручьев. Это были чудесные звуки. Уверен, Вивальди, Моцарт, Бах, Бетховен и прочие гении были бы в восторге, услышав это. Хотя, нет, услышав это, в восторг приходим мы – обычные люди, а гениальные композиторы черпают в этом вдохновение. Для них это не просто чудное сплетение разнообразных звуков природы, для них это некий немного несгармонированный ритм, для них это возможность уловить что-то необыкновенное (недоступное обычному человеку) и представить это в музыку (доступную обычному человеку).

Тимур развел костер, мы испекли картошку, благо, у нас собой была куча других «съедобных» вещей. А вы пробовали печь картофель в костре? Это чудесно и необыкновенно. Плод картофеля, попав в кучу раскаленного угля, покрывается такой черной корочкой, которая, кстати, тоже съедобная и очень вкусная. А если сверху насыпать щепотку соли, то… В общем, в этом всём есть какая-то романтика! Набив свои желудки, мы уселись у костра. Ночь спустилась в этот густой лес. Наши лица освещал желтовато-красный свет от огня. Мы о многом говорили. Кто-то из нас уже зевал.

Махар: Роберт, ты сыт?

Тимур: Да конечно он сыт, у него маленький желудок, ты что, не видишь?

Я: Да, я наелся. Классная картошка. Только вот я ненавижу ее копать каждое лето!

Махар: Каждый человек что-то любит и что-то ненавидит. Ну, или кого-то.

Тимур: Ага. Вот я, например, ненавижу, когда ты философствуешь.

Махар: Да ладно тебе! Это жизнь, а не философия.

Тимур: Не знаю, жизнь это, или «нежизнь», а вот в костер не мешало бы подкинуть веток, а то он скоро потухнет.

Махар: Конечно, потухнет. Ведь всё когда-то заканчивается, ничто не вечно.

Я: О, Махар, я уловил у тебя еще одну философскую мысль.

Тимур: Почему ничто не вечно? Допустим, бытие… Оно же вечно? Оно всегда было и будет. Или тот же космос.

Махар: Ну ты загнул! А вот, к примеру, более практически значимый пример – жизнь. Она ведь конечна? А значит и не вечна!

Тимур: Ну да, если представить, что после смерти нет следующей жизни, если представить, что нет иного мира, куда все, так или иначе, попадут после смерти. Ты же разбираешься в религии.

Махар: Ты прав, с точки зрения человека, понимающего в религии, жизнь – это лишь подготовка к следующему этапу.

Я: Ага, жизнь – это первый уровень. Самый простой уровень одной супер-гениальной компьютерной игры, которую создали за семь дней, и в которой есть правила – десять заповедей. Хотя, нет, у каждой определенной группы людей свое число правил и указаний, о том, как пройти этот первый уровень!

Махар: Роберт, заканчивай богохульство. Ты что атеист?

Я: Да я шучу! Расслабься!

В то время я еще не определился со своей точкой зрения насчет веры в Бога. Я всего лишь сомневался. Как ребенок.

Махар: У тебя жесткий юмор.

Тимур: Махар, отстань от него. Он еще молод для философских бесед.

Махар: Тимур, ты его послушай еще часок и с катушек слетишь. Он тебе нафантазирует такого, что и в снах не снилось! Сколько раз я его звал с собой в мечеть на молитву. Он ни в какую! Упрется и всё, с места не сдвинешь! Упрямство и богохульство – это и есть наш Роберт!

Я: Так, Махар, а ты сам подумай, чему тебя учит религия? Ну да, она учит тебя быть хорошим и добрым и всё такое. Но с другой стороны, понимаешь, ты более подвержен пойти не в ту степь, оказаться не там, где нужно, ты более подвластен!

Махар: Кому это я подвластен? В какую степь?

Я: Да этим религиозным фанатикам! Они тебе скажут: «пошли с нами, воевать против неверных, а если вдруг умрешь – рай тебе обеспечен», и ты согласишься! Ведь цель этого, как ты говоришь, подготовительного этапа, цель жизни, заключается в переходе на следующий «уровень». Ты живешь ради того, чтобы попасть в рай, ты делаешь всё, что нужно: молишься, соблюдаешь пост и так далее. Ты делаешь это только лишь ради одного – ради того, чтобы попасть в рай! А тут тебе выпадает отличный шанс попасть в рай «коротким» путем. И ты согласишься!