— Я беременна.

Он почувствовал, как сердце взволнованно затрепетало в его груди, а у нее на глазах выступили слезы.

— О, моя любимая! — пробормотал он, нежно и признательно целуя ее и ласково покачивая в своих руках.

— Твоя чуткость никогда не перестанет удивлять меня, — сказала она, обвивая руками его шею.

— А меня — твоя, — откликнулся он, лаская рукой ее щеку. — Ведь я люблю тебя.

— И я благодарна Богу за это. — Пенни тихо заплакала, пряча лицо у него на груди.

Автомобиль тронулся с места, скрывая их от глаз любопытной публики.


Следователь по делам об убийствах расстегнул длинную молнию на черном мешке для транспортировки тел, и Пит Мэтерс зло выругался, признав в пострадавшем своего свидетеля.

— Что ты об этом скажешь? — спросил он, хотя пулевое ранение на груди Оуэна говорило само за себя.

— Смерть наступила около пятнадцати часов назад, — ответил следователь, осмотрев ногти и зубы мертвеца. И Пит почувствовал, что его вот-вот стошнит. Сколько бы тел он ни перевидал в своей жизни, каждый раз это производило на него крайне неприятное впечатление.

Застегнув молнию на мешке, криминалист сделал знак служителю, что можно убрать тело. И тот, взвалив его на тележку, отвез в поджидавший рядом фургон.

— Что-нибудь известно? — поинтересовался Мэтерс.

— Его обокрали. При нем не обнаружено ни денег, ни удостоверения личности; даже ярлычки на одежде и те сорвали.

— Что еще?

— Остальное покажет вскрытие. — Следователь на секунду замолчал, и Пит нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Ему хотелось поскорее закончить с этим делом, не сулившим ничего приятного. — Но одно можно сказать уже сейчас: либо в момент наступления смерти, либо непосредственно перед этим он был с женщиной.

— Да? — удивленно приподнял брови Мэтерс. — Выходит, наш покойник был лихой любовник!

— Не преувеличивай, — усмехнулся криминалист.


Фэлон стоял у окна и наблюдал за суетящимися возле его дома поставщиками продуктов, цветочниками, музыкантами. Сейчас он менее всего желал принимать участие в этой шумной бестолковой суете. Излишней была и пресса, и съезжавшиеся к нему кинозвезды, и несколько конгрессменов, любезно посетивших его дом. Но все эти торжества планировались еще два года назад, и теперь Ротмера связывал подписанный тогда контракт.

Его беспокоили не расходы, благо большую часть суммы выделила сама киностудия, а снующие повсюду репортеры. Они разбили целый лагерь в его поместье, и со вчерашнего вечера, ни на минуту не смолкая, звонил телефон. Единственное, что утешало Фэлона среди этого хаоса, было чувство выполненного по отношению к семье долга, облегчение и вновь обретенная уверенность в себе при воспоминании о сожженном ночью письме. Еще радовало возвращение Ноуэла и его доклад о проведенной операции.

Ротмеру необходимо было знать, в доме ли Пенелопы хранятся те бриллианты, что похитила у него Ренфри. Местонахождение «Красной леди» сильно беспокоило его. Но он понимал, что единственно возможная для него сейчас манера поведения — это делать вид, что ему ничего не известно о хранящихся у Гамильтон драгоценностях. Ведь не в его интересах предавать огласке эту историю с кражей.

«Впрочем, — думал он, — может быть, и к лучшему, если камни находятся на дне Карибского моря». Похоронены следы еще одной ошибки. Нет бриллиантов — значит, нет и расследования. А за спокойствие можно заплатить и несколько миллионов.

— Ты видел это? — прервала его раздумья Слоун, заходя к нему в комнату.

Фэлон нахмурился и покосился на видеокассету, которую она держала в руках. Быстро подойдя к стенному шкафу, дочь вставила кассету в видеомагнитофон и, взяв пульт управления, включила телевизор. Экран осветился, на нем появилась дающая интервью Пенелопа.

— Вот так, — сказала Слоун после просмотра записи. — Она обвинила тебя в исчезновении Тесс. Так что подумай о том, что будешь говорить полиции, когда тебя придут арестовать.

— Но она не назвала меня.

— Кому нужно, тот догадается.

— Ее слова не доказательство. Никто не видел, чтобы я вламывался к ней в дом, стрелял в нее или гонялся за ней по улицам. Я могу сказать, что у меня и в мыслях никогда не было причинять ей какие-нибудь неприятности.

— Но ведь это ты шантажировал ее. А Тесс Ренфри по показаниям моряка, видевшего ее гибель, признана судом мертвой. И тебя могут обвинить либо в нанесении тяжелых телесных повреждений, либо в попытке организации убийства. — Слоун злобно покосилась на отца. — И если я пойду ко дну, то прихвачу с собой и тебя, папочка.

— Приятно слышать, — усмехнулся Ротмер. — Ты всегда была образцовой дочерью.

— Спасибо за комплимент. Одно я могу утверждать, судя по интервью, — бриллианты у этой нахальной актриски. Иначе зачем ей идти на такое? Ясно — чтобы снять с себя все подозрения.

— Ты думаешь, если найдутся драгоценности, то я прощу тебя?

— Конечно.

— Но Гамильтон в отличие от тебя не нарушала законов.

— Да? — дерзко прищурилась она, вызывающе подбоченившись. — Раньше тебя это не слишком заботило.

— Многое изменилось с тех пор, — раздраженно ответил Фэлон. — Хотя бы потому, что погибла Ренфри.

— Ты хочешь сказать, что это расстроило осуществление твоей навязчивой идеи? — зло спросила Слоун, нахально улыбнувшись, и, с деланным равнодушием отвернувшись, направилась к двери. «Погибла? Может быть, — думала она. — Но могильный камень еще не покрыл память о ней. И сегодня вечером нужно завершить начатое».


Пенелопа нервно прохаживалась вдоль нижних ступенек лестницы, раздумывая о том, как сложится сегодняшний вечер. Премьера, слава Богу, прошла удачно, даже слишком. Но в зале не было Фэлона, а теперь волей-неволей придется посмотреть ему в лицо. Придется встретиться с Слоун и войти в тот дом, который когда-то был для Пенни родным. А Александр? Как будет чувствовать себя он, гостем переступив порог своего собственного дома?

— О Боже мой! — вдруг раздался рядом с ней вздох Маргарет.

Пенелопа оглянулась и с неудовольствием заметила измученное лицо старой женщины, которая, слегка приподняв голову, смотрела на спускавшегося по ступенькам Рэмзи, одетого в коричневый камзол с белыми крахмальными манжетами, выглядывавшими из-под рукавов. Сегодня он как никогда походил на величавого, галантного кавалера восемнадцатого века, волею провидения случайно оказавшегося в мелком и суетном двадцатом столетии. Элегантный костюм подчеркивал изящную стройность его стана. Легкий жилет, отделанный золотом, суживаясь книзу, оттенял стройность талии, и от этого плечи казались еще шире, а грудь гордо вздымалась под непринужденными складками коричневой парчи. К поясу был пристегнут большой кремневый пистолет, кожаные рейтузы, обтягивающие сильные стройные ноги, заправлены в высокие сапоги необыкновенно черного цвета, излучавшие душистый и свежий аромат свежевспаханной земли.

Остановившись рядом с Пенелопой, О'Киф ласково коснулся рукой ее подбородка и с улыбкой заглянул в глаза.

— Если ты будешь смотреть на меня так восторженно, — сказал он, — мы непременно опоздаем на вечер.

— Ах, Рэмзи, — прошептала она, — как бы я хотела познакомиться с тобой в восемнадцатом столетии!

— Почему же именно тогда?

— Глядя на тебя, я понимаю, чего ты лишился и скольких трудов тебе стоило привыкнуть к нашему мелочному веку.

— Я был одинок там, — возразил он, нежно погладив ее щеку.

— И все же ты видел столько замечательных людей и событий. Теперь это история.

— Скоро историей станет и двадцатый век. Нашим детям он будет казаться прекрасным. — О'Киф крепко обнял ее. — А сейчас это наше время — твое и мое. И я нисколько не жалею, что оставил позади свое одиночество.

— Не верится, что ты действительно был одинок, — ревниво произнесла Пенни.

— По-настоящему я люблю только тебя. Моя любовь вела меня сквозь века. — Он заботливо поправил корсет под ее платьем. — Здесь не слишком туго?

— Ты заботишься о нашем будущем малыше?

— Да. Никак не могу привыкнуть к мысли, что ты будешь матерью моего ребенка. Я безумно тебя люблю.

— Об этом лучше помолчать, а то сквозь твои обтягивающие рейтузы любой распознает, насколько горяча твоя любовь.

Он засмеялся и, галантно подав ей руку, торжественно произнес:

— Вас ждет карета, моя леди.

— Он говорит истинную правду, — вмешалась в разговор Маргарет, приподнимая широкую длинную юбку. И экономка, и шофер были одеты в наряды восемнадцатого века.

Пенелопа удивленно посмотрела на нее и восторженно ахнула, когда Рэмзи распахнул двери. Перед домом, рядом с низким лимузином, стояла роскошная черная карета, запряженная четверкой вороных лошадей. Праздничное сияние огней окружало ее большую блестящую крышу, и сидящий на козлах кучер любезно приподнял шляпу, приветствуя свою очаровательную хозяйку. Лакей в великолепно расшитой ливрее вскочил на запятки, легко кивнув им. И О'Киф неторопливо свел по ступенькам оторопевшую от удивления Пенни.

— Мы проведем этот вечер в моем столетии, — шепнул он ей на ухо.

— Какая чудесная карета! — воскликнула она, проводя рукой по полированной поверхности дверцы. — Я вижу, в твоем столетии много очаровательных вещей.

Он улыбнулся и помог ей устроиться, затем, обойдя экипаж, уселся рядом.

— А как же Маргарет и Хэнк? — спросила она, оглядываясь на стоящих поблизости экономку и шофера.

— Мы поедем на машине, — ответила миссис О'Халерен, подходя к ней и передавая пару масок. — Нужен мощный автомобиль, чтобы расчищать вам дорогу.

— Вот именно, — подтвердил Хэнк, открывая дверцу машины и помогая Маргарет сесть. — А заодно это послужит нам прекрасным средством для уединения.

Рэмзи засмеялся и сделал знак трогать. Процессия выехала за ворота усадьбы.

— Как хорошо ты придумал! — восхитилась Пенелопа, откидываясь на спинку сиденья.

— Я сделал это для тебя, — отозвался О'Киф, любуясь ее стройной изящной фигурой, обтянутой голубым платьем. Казалось, она сияла каким-то таинственным волшебным светом. Он еще раз окинул ее восторженным влюбленным взглядом и только тут заметил, что она нервно теребит перчатки. — Боишься?