– Прощаешь меня? – спрашивает он, отстраняясь.

– А как же иначе? Против крови не пойдешь, – улыбаюсь я, и он смеется. Я смотрю на зажатые между нами цветы. – Не собираешься ли ты бросить их и убежать?

– Вообще-то они не для тебя. – Его щеки краснеют еще сильнее. – Они для одной женщины в Центре переливания крови, перед которой мне очень нужно извиниться. Я надеялся, что ты пойдешь со мной, поможешь объяснить ей мое дикое поведение, и, возможно, она в свою очередь сумеет нам кое-что объяснить.

Обернувшись, я смотрю на дом и вижу папу, подглядывающего из-за занавески. Я вопросительно смотрю на него. Он вскидывает два больших пальца, и на глаза мне опять наворачиваются слезы.

– Он тоже участвовал в заговоре?

– Он назвал меня безмозглым охламоном, – забавно скривившись, отвечает Джастин.

Прежде чем направиться к калитке, я посылаю папе воздушный поцелуй. Провожаемая его – и маминым – взглядом, я иду по садовой дорожке, срезаю угол по траве и выхожу на дорогу, ведущую прочь от дома, в котором я выросла.

Только на этот раз я не одна.