– Привет, – пробормотал я.

– Привет.

Кит едва поднял глаза. Просто открыл дверцу машины.

– Мы купили помадку, – вмешалась Кимми. – Шоколадный зефир. Хочешь попробовать?

Я вовсе не желал отдавать нашу помадку. Но мы с Кимми думали, что Кит ничего не сказал дяде Маркусу о том, что мы были у него в башне, иначе дядя Маркус меня бы отругал. Поэтому Кимми была такая добрая.

– Нет, спасибо, – проворчал Кит.

– Полиция что-то узнала о Саре? О мисс Саре? – спросил я.

Он рассмеялся, но не так, как смеются над чем-то забавным.

– Думаю, им пора вызвать экстрасенса. Все будет полезнее, чем то, что они сейчас делают.

Я не совсем понял, что такое экстрасенс. Но побоялся спросить у Кита.

– Хочешь сказать, что кто-то может увидеть во сне, где твоя мать? – спросила Кимми.

О, теперь до меня дошло, Кимми – это мозги. Я – это сила.

– Верно, – кивнул Кит. Он выглядел так, словно ждал, что мы скажем что-то еще. Может, хотел, чтобы я снова попытался отдать ему деньги? А может, и нет. Из-за той штуки, которая называется гордостью. Ма сказала, что это гордость помешала ему взять мои деньги. Но что с моей стороны было здорово предложить. Гордость – одна из тех вещей, которые мне непонятны.

– Ну, представь, что ты проиграл соревнования по плаванию. Иногда говоришь «мне плевать», хотя тебе не плевать. Потому что твоя гордость ранена.

Я как-то не совсем сообразил, о чем она, но сделал вид, что сообразил, потому что иначе она продолжала бы целую вечность распространяться об этом. После того как Кит не взял мои деньги, я не мог понять, как положить их обратно на карточку. Я умел только снимать. Но ма сама положила деньги обратно. Она сделала это для меня.

– Послушайте, – сказал Кит, садясь в машину. – Насчет башни. Я знаю, что вам некуда пойти. Поскольку вы еще не водите машину, положение безвыходное, так что все в порядке, верно?

Я совсем растерялся. Я думал, он хочет сказать, что мы правильно сделали, занявшись сексом в башне дяди Маркуса, но мы ведь ничем таким не занимались. Ждали, пока будем лучше готовы к этому. Я хотел сказать ему все это, но не сказал. Потому что секс – дело строго личное.

Но одно я знаю точно: Кимми покраснела. Некоторые люди не замечали, что она краснеет, потому что у нее кожа темная, но я всегда это видел. И сменил тему, чтобы она не краснела.

– У тебя красивая девушка. Ее волосы теперь темные, как у Кимми.

Кит поднял голову.

– Что значит «теперь темные»?

– Ты знаешь, раньше они были белые. Желтовато-белые. Как у Эмили Кармайкл.

– О чем ты толкуешь, Локвуд, черт тебя побери?

– Почему ты вечно злишься?

Мне стало не по себе. Вроде нормально беседовали, а он вдруг рычит на меня.

– Я сделал комплимент.

– Только объясни насчет волос Джен. Они были белые?

– Желтовато-белые.

– Неважно. Что ты имел в виду?

– Ничего.

Я был рад, что мы стояли перед полицейским участком. А вдруг он начнет меня бить?

– Просто она выглядит иначе, чем раньше. Вот и все.

Он вышел из машины. Я немного отодвинул велосипед.

– Откуда ты знаешь, как она выглядела?

Откуда знаю?

Я попытался вспомнить, где видел ее. Может, в школе? Но я помнил, что где-то смотрел на тату сердечком чуть ниже уха.

– Думаю, в автобусе. А может, в классе. Не помню точно.

– Наверное, ты с кем-то ее спутал, – ухмыльнулся Кит.

– Определенно нет. Я помню ее такую штуку, вроде тату. – Я коснулся скулы как раз под ухом. – Сердце.

– Родимое пятно?

– Что такое «родимое пятно»? – спросил я.

– Вроде пятна на твоей коже, только с самого рождения, – пояснила Кимми. – Оно может быть разной формы.

– Я думал, что это тату.

– Я голодна, – пожаловалась Кимми. – Давайте съедим помадку.

– Послушай, Энди, – сказал Кит. – Может, ты видел кого-то, похожего на Джен, или с таким же родимым пятном?

– Где? – спросил я.

– Ты…

Он как будто зарычал.

– Хочешь меня довести?

– Ладно.

Я решил не спорить с ним, тем более что Кимми хотела ехать.

Я стал садиться на велосипед.

– Ты точно знаешь, что видел ее раньше? – вдруг спросил Кит.

– Люди… то есть леди иногда красят волосы, – объяснил я. – Сегодня они рыжие, завтра – каштановые. Это не играет роли. Но они все те же самые леди.

62. Сара

Маленькая мисс Совершенство

Вначале все думали, что пожар устроил Энди. Это практически первое, что слетело с губ Кита, когда удалили дыхательную трубку. Его мучили страшные боли. Половина лица была покрыта слоями бинтов. Руки завернуты в гигантские трубки марли с хирургическими зажимами, высовывавшимися из повязок, покрывавших левую руку. Он непрерывно повторял:

– Энди. Энди. Энди.

– С Энди все в порядке, милый.

Я думала, Кит тревожится, что тот пострадал при пожаре, и удивлялась, что он так заботится об Энди. Он всегда вел себя так, словно Энди, бывший раньше товарищем по играм, стал для него неприятной помехой. Позором. Теперь я подумала, что, несмотря на все это, Кит, должно быть, в глубине души все еще любил его.

– Нет, – выдавил Кит. – Я… не об этом…

Ему приходилось глубоко вздыхать между каждым словом. Легкие были сильно обожжены.

– Я видел… Энди… у церкви…

Я поняла, на что он намекает, хотя не сказала ему, что это был поджог. Боялась, что эти новости его расстроят. Но он, кажется, уже все знал. Интуитивно. Знал, что пожар устроен специально, и, по его мнению, виноват был Энди. Но умом и сердцем я понимала, что этого не может быть. У Энди в голове не гнездилось ни одной злобной мысли, да ему и сообразительности попросту не хватит, чтобы устроить картинное зрелище. Но подозрения Кита, которые он шепотом поведал преподобному Биллу во время визита последнего в больницу, привели в движение то, что остановить было невозможно. Вскоре эксперты нашли следы бензина на одежде Энди и его отпечатки на канистре. Я узнала это от сплетников, потому что, хотя Лорел звонила мне, чтобы узнать, в каком состоянии Кит, и просила разрешения навестить его, я ей не перезванивала. Несмотря на все происходившее с Энди, слушания, возможность того, что его дело будут слушать в суде для взрослых, что было абсолютно, чудовищно мерзко, она думала о нас.

Но я не могла заставить себя перезвонить. Я хотела, чтобы Кит стал таким, как прежде. С сильным здоровым телом. Пусть он даже останется своевольным и упрямым! Хотела, чтобы его разум тоже исцелился, а память осталась нетронутой. С одним исключением. Только бы он забыл о письме Маркуса! Пусть эта крошечная деталь сотрется навсегда!

Но через день-другой после выхода Кита из комы память к нему вернулась. И все ожило. Он, казалось, запомнил каждое слово из письма и нашу беседу по этому поводу. Мы с сыном хранили тайны, которые, я знала, уничтожат Лорел. Я не смела позволить ей навестить Кита. А когда меня спрашивали, почему я не отзвонюсь ей, отговаривалась усталостью. Я жила в кошмаре. И все из-за сына. Обнаруживала молитвы, о существовании которых во мне не подозревала, и плакала, плакала… слезы словно лились из какого-то бездонного колодца! Я знала, что Лорел вместе с Мэгги и Маркусом продирается через совершенно другой ужас, в котором был замешан Энди. У меня не было сил поддержать ее, поскольку я едва могла держаться сама, а еще и потому, что между нами существовала такая позорная тайна.

Мне и в голову не приходило, что она уже все знала. Кит все рассказал Мэгги, когда та пришла его навестить. Мэгги, которая за что-то злилась на Лорел, сообщила правду матери. Но тогда я этого не знала.


Как-то днем, через несколько недель после пожара, в палате Кита неожиданно появился Маркус. На сегодня были назначены слушания, когда судья должен был решить, будет ли дело Энди рассматриваться в суде для взрослых. Судя по выражению лица Маркуса, когда тот вошел в палату, я подумала, что знаю, чем кончится дело. Он выглядел измученным. Губы плотно сжаты.

Я сидела у кровати Кита, уговаривая его поесть супа, но при виде Маркуса встала, отставила тарелку и обняла его. Он был единственным из всего моего города, с кем я чувствовала себя в безопасности. Он знал все, что следует знать. Ничто из сказанного Китом его шокировать не могло.

– Что здесь делаешь ТЫ? – спросил Кит.

Он все еще был убежден в вине Энди, что вместе с болью и вполне оправданной жалостью к себе, как к несправедливо лишенному доли в состоянии Локвудов, восстановило его против всякого, носившего эту фамилию.

– Плохие новости? – спросила я, разжимая руки.

Маркус показал на стул, с которого я только что встала.

– Садись. Мне нужно поговорить с вами обоими.

В голову мгновенно полезли самые идиотские страхи. Вещи, совершенно не имевшие смысла. Энди повесился в камере. Лорел пристрелила судью. Безумные мысли были показателем того, что́ со мной творилось после того, как я провела несколько недель в невыносимо жаркой комнате, наблюдая, как сын борется за жизнь.

Я снова уселась на стул и нервно подоткнула выбившуюся марлю под повязку на лице Кита.

Маркус встал у изножья.

– Прежде всего, Кит, как ты себя чувствуешь?

– Пошел ты! – бросил Кит.

– Кит!

Мне все равно, как велика его боль, некоторые вещи просто неприемлемы!

– Следи за своим языком!

– Все в порядке.

Маркус говорил так устало.

– Что ж, – вздохнул он, – дело обстоит так: Мэгги встречалась с Беном Триппеттом.

– То есть… у них был роман? – уточнила я. Он кивнул.

Я изумилась. Дон была так влюблена в Бена! Твердила, что он единственный мужчина в ее жизни, которому можно доверять.

– Бедная Дон, – выдавила я.

– Мэгги считала, что он порвал с Дон, – пояснил Маркус. – Так он ей сказал.

– Почему нам нужно говорить о жалкой любовной жизни Мэгги? – вмешался Кит.

– Вот почему, – сказал Маркус. – У Бена были трудные времена на работе, потому что, стоило ему надеть снаряжение пожарного, у него начиналась клаустрофобия. Другие парни над ним издевались. Мэгги захотела ему помочь. Он поговаривал, что уедет, если ситуация не улучшится.