Примерно на четвертый день после пожара я получила сообщение от Маркуса. Он снял для меня номер в дорогом отеле рядом с больницей. Я могла пользоваться им по своему усмотрению. Маркус добавил, что любой обед, съеденный в отеле, идет на счет за номер. Я была так ему благодарна. Хотелось полежать в ванне и хотя бы одну ночь провести в настоящей кровати. Я не желала быть вдали от Кита, но его сиделка убедила меня, что я сделаю ему одолжение, если позабочусь о себе, так что я перебралась в отель, хотя почти все время проводила в больнице. Но о еде в гостиничном ресторане я и не думала. При виде Кита в душной и жаркой палате, всего перебинтованного, с иглами капельниц в венах и дыхательной трубкой в горле, во рту все пересохло. Я не могла съесть ни кусочка.


Однажды после того, как Кит пролежал в больнице две недели, мы с Лорел встретились в отеле и пошли на ланч. У меня по-прежнему не хватало сил видеться с кем-то, но нужна была смена одежды. И Лорел согласилась эту одежду привезти. Так что я согласилась пойти вместе в ресторан отеля.

Поразительно, как можно измениться за две недели. Я знала, что мои нервы ни к черту, но не представляла, во что превратилась физически, пока не увидела себя глазами Лорел. Мы встретились у входа в ресторан, и она явно ужаснулась моему виду. Одежда висела на мне мешком, я забыла о косметике. Я всегда славилась своей аккуратностью и стремилась хорошо выглядеть. Неудивительно, что Лорел была так шокирована. Она сразу заплакала. Я только сейчас поняла причину, по которой не хотела видеть никого из друзей. У меня не было сил выносить их тревоги за Кита и за меня. Мне хватало своих.

Лорел стала расспрашивать о состоянии Кита, и я попыталась ответить как могла. Я словно жила во сне или обитой ватой камере, отрешенная от всего окружающего. Видела, как шевелятся губы Лорел, время от времени слышала, что она говорила, и даже умудрялась отвечать, но мы с ней находились в двух разных вселенных. В ее вселенной было двое здоровых детей. В моей – один ребенок, чья жизнь висела на волоске.

– Тебе следует больше разговаривать с ним, – советовала Лорел. – Говорят, что люди, находящиеся в коме, все слышат, даже если не отвечают.

– Я постоянно с ним разговариваю. Рассказываю, как сильно люблю его… и что могла бы быть для него лучшей матерью.

– Сара! – потрясенно ахнула Лорел. – Ты – потрясающая мать.

– Но он постоянно попадает в неприятности. Ты тоже одинокая мать, но твои дети идеальны.

Правда, Энди вряд ли можно было назвать идеальным, но Лорел знала, что я имею в виду.

– Мэгги всего на год старше Кита, но настолько взрослее.

– Нам с тобой хорошо известно, сколько для этого сделал Джейми.

Я неожиданно вспомнила, что Кит нашел письмо. Как я могла об этом забыть? И что я буду делать, когда ему станет лучше – а ему должно стать лучше – и он захочет предъявить свои права, сказать всем, что он сын Джейми Локвуда? Тогда я не смогу смотреть в глаза Лорел.

Я сделала вид, что изучаю меню.

Официантка принесла ланч. Я заказала суп, который, конечно, не съем.

– Мне нужно кое о чем спросить тебя, – внезапно сказала Лорел.

Я вдруг почувствовала себя такой виноватой, словно она уже знала о моей связи с Джейми.

– О чем?

– Между мной и тобой все нормально?

Я понятия не имела, о чем она.

– Конечно, а почему ты спрашиваешь?

– С самого пожара мы не разговаривали, – пояснила она. – Ты не перезваниваешь мне, и… я вдруг словно отдалилась от тебя. Так что хотела убедиться, что у нас все в порядке.

– Прости. Я так зациклилась на Ките, что…

– Еще бы! Я просто параноик.

Она ткнула вилкой куриную грудку. Но, похоже, и у нее не было аппетита.

– Ты, возможно, не знаешь, что Энди и Кит подрались в церкви. Кит назвал Энди «маленьким богатым мальчиком». Я внезапно забеспокоилась. А вдруг тебе не слишком приятен тот факт, что мы с детьми… финансово обеспечены, в то время как ты и Кит… что вам все дается куда труднее?

Я улыбнулась ей, словно разница в нашем положении ничего для меня не значила, хотя меня трясло из-за только что услышанного. Кит назвал Энди «богатым»? Я надеялась, что больше он ничего не ляпнул.

– Глупенькая, между нами это никогда не было предметом раздоров, – заметила я. – Поверить не могу, что тебя волнуют такие пустяки!

Но это было проблемой! Я любила Лорел всем сердцем, но в душе действительно чувствовала неприязнь, когда она показывала что-то новое, купленное ею для себя или детей, ожидая, что я начну ахать и охать. Но теперь не время для подобных бесед.

Я наблюдала, как она разрезает курицу, как обручальное кольцо по-прежнему сверкает у нее на руке, и знала, что время для подобных бесед никогда, никогда не настанет.

60. Мэгги

Я была так несчастна перед очередным сеансом психотерапии во вторник, что с трудом добралась до офиса доктора Джейкса. Когда тебя так упорно преследуют неудачи, кажется, что ты не заслуживаешь ничего хорошего в жизни. Не заслуживаешь, чтобы люди хорошо обращались с тобой. Не заслуживаешь бойфренда. Не заслуживаешь даже друзей.

Когда в больнице из-за Руди все обрушилось, я была в отчаянии, но чувствовала, что заслужила такое. И когда Джен отказала мне в помощи, я считала, что и это заслужила. Она даже не позвонила узнать, добралась ли я до дома. Я так мечтала о дружбе, что в своем воображении сделала ее лучшей подругой, не понимая, что она-то обо мне так не думает. Будут ли у меня когда-нибудь друзья? Но кто захочет дружить с человеком, который сделал то, что сделала я?

После того как машину дотащили до дома, я была в таком состоянии, что ма настояла, чтобы я поговорила по телефону с доктором Джейксом. Я не хотела, но она вложила мне в руку телефон и сказала, что не отпустит меня, пока я не соединюсь с ним.

Я рассказала доктору все. О смерти Мэдисон. О скандале, устроенном Руди. О том, как закончилась моя дружба с Джен. Должно быть, мой голос звучал ужасно, потому что Джейкс спросил, не взбрело ли мне в голову покончить с собой? Не взбрело. Просто я чувствовала себя жутко, ужасно, кошмарно. И выхода не было.

Когда примерно через час я положила трубку, ма рассказала мне о сообщении на автоответчике Кита. Я тут же перестала себя жалеть. Киту приходилось намного хуже, чем мне! Передо мной стоит родная мать, живая, здоровая и любящая.

Я обняла ее, думая о Саре и о том, что вся эта история с Шарлотт принесла больше вопросов, чем ответов.

Конечно, я не собиралась ехать сегодня в больницу, но Кэти Моуди позвонила мне еще до семи утра, чтобы убедиться, что я не собираюсь приехать.

Она сказала, что должна поговорить с администрацией больницы, узнать, что делать дальше, а мне нельзя возвращаться, пока она не позвонит. Ничего удивительного тут не было, но я испытывала такое глубокое чувство потери… Я любила педиатрическое отделение. Я хорошо умела ладить с детьми. Но я понимала и Кэти. Я была уверена: она жалеет, что дала мне шанс.

Я вернулась в постель, слишком угнетенная, чтобы заняться чем-то другим. Пока я спала, Тэффи оставила сообщение на голосовой почте. Независимо от того, что решат в больнице, все знают, что я не имею никакого отношения к смерти Мэдисон.

– Это безумие, – сказала она. – И, насколько мне известно, за поджог церкви ты отбыла срок. Надеюсь, что ты вернешься. Ты очень нам нужна, а я только хотела дать тебе знать, что мы чувствуем по этому поводу.

Интересно, сколько людей было частью этого «мы»? Я надеялась, что, по крайней мере, мисс Хелен и мистер Джим. И Тони…

Но я вспомнила голос и лицо Тони в тот вечер, когда он велел мне ехать домой. Именно на него обрушился весь гнев Руди. И я очень сомневалась, что Тони был одним из «мы».

– Я рад, что ты позвонила вчера вечером, – сказал доктор Джейкс, когда я села напротив него.

Я кивнула, но думала совсем о другом: «Спасибо за то, что вы здесь, за то, что находите время для меня, за то, что вам небезразличны мои беды».

Я не знаю, как пережила бы эту ночь без возможности выложить ему все это.

– Вам уже позвонили из больницы? – спросил он.

– Нет. И вряд ли меня ждут оптимистичные новости.

– Мне так жаль.

– А мне жаль этого папашу, хотя он исковеркал мне будущее.

В ушах все еще звучал вопль Руди:

– Вы позволили ей заботиться о моей малышке!

И я понимала, что, хотя он скотина, пьяница и негодяй, его сердце разрывается.

– Ситуация с самого начала была трагической, – сказал доктор Джейкс.

Я вздохнула и потерла мягкую кожу подлокотника.

– Мне нравилось там работать.

Он кивнул.

– Думаю, ты идеально подходила для этой работы. Но теперь ты знаешь это о себе, что бы ни случилась.

– Что именно знаю?

– Тебе нравится работать в больнице. Нравится работать с детьми.

– Много хорошего мне это даст, – промямлила я. Как жалко это прозвучало! – Простите… чувствую себя дерьмово.

Доктор Джейкс ответил не сразу. Думаю, он ждал, чтобы я заполнила паузу. Как обычно. Но тут я услышала, как он тяжело вздохнул:

– Что, по-твоему, может тебя заставить почувствовать себя лучше?

Папа! Он мгновенно пришел мне на ум. Я обхватила себя руками и впилась пальцами в предплечья. Глаза внезапно наполнились слезами, но я сдержалась и не заплакала. Из всех моих потерь – друзья, свобода, будущее – папа был единственной, которая немедленно вызывала желание разрыдаться.

Но как объяснить доктору Джейксу, что я испытываю к папе?

– Не знаю, – пожала я плечами. – Я не могу вернуть все, как было до пожара. Не могу исправить то, что сделала.

– Расскажи о своих слезах.

Как только он упомянул о слезах, они тут же брызнули на щеки. Я вытащила бумажную салфетку из коробки, стоявшей рядом на столе.

Джейкс подался вперед:

– Я скажу, что думаю. Думаю, хорошо, что ты чувствуешь себя такой одинокой.

– ЧТО?! – Я прижала салфетку к глазам. – Вы подонок!