— Послушай, милая, — сказал он. — Не знаю, сможете ли вы когда-либо увидеться и объясниться, ведь утекло столько воды. Но ты не должна погружаться в себя. Даже если бы события сложились иначе, вы могли расстаться с Максом — по какой-нибудь другой причине. По сути, вы всегда были словно разные полюса магнита.

— А он все еще в Англии? — выпалила Сиена и прикусила язык. Она знала, что Хантер прав, что нужно двигаться дальше, но ей было необходимо знать, где именно сейчас Макс. Он преследовал ее во сне и в минуты одиночества. У нее даже появилась привычка мысленно вести с ним беседы.

— Нет, — коротко ответил Хантер. — Он перебрался в Нью-Йорк. Кажется, помогает ставить фильм.

— Да? — Сиена помолчала, переваривая новость. — А у него есть подружка?

— Сиена. — Хантер нахмурился. — Забудь о Максе. Все, что между вами было, принадлежит прошлому. Ты должна жить своей жизнью. Однажды ты встретишь человека, который окружит тебя заботой и любовью, сделает тебя счастливой. Поверь мне, так будет лучше. Конечно, сейчас тебе трудно с этим смириться, однако я знаю, что я прав.

— Так есть или нет? — настойчиво повторила Сиена.

Хантер понял, что она не оставит его в покое, поэтому набрал в грудь побольше воздуха и сделал то, чего никогда раньше не делал. Он солгал:

— Да. — Его пальцы под столом сделали крестик. — Она из Франции. Кажется, у них все всерьез.

Он ненавидел себя за то, что это говорит, поскольку знал, что роман Макса и Фредерик окончен. Но это был единственный способ защитить Сиену от ложных надежд.

Каждое его слово ранило сердце девушки, словно острая бритва, хотя она никак не выразила своих эмоций. Сиена опасалась, что, заплакав, ударится в истерику и никогда больше не сможет улыбаться. Поэтому она усилием воли сдержала слезы и выдавила жалкую кривую улыбку:

— Что ж, я рада за него. — Хантер посмотрел на нее с сомнением. — Правда рада. Макс заслуживает счастья. Больше, чем я.


— Я считаю, что мне требуется медицинская помощь. Конечно, не мне ставить диагноз и вообще… но я чувствую себя глубоко несчастным. Порой мне так плохо, что колет сердце и прерывается дыхание.

Пожилой доктор внимательно посмотрел на Макса и ободряюще улыбнулся. Не всякий день к нему на прием приходили молодые, успешные миллионеры с полным набором симптомов депрессии: бессонницей, приступами апатии, утратой жизненных стимулов и неспособностью сконцентрироваться. У Макса Десевиля был тот самый полный набор.

— У вас действительно наличествуют признаки мягкой клинической депрессии, — заявил врач, и Макс вздохнул. — Я мог бы направить вас к психиатру. Он пропишет вам антидепрессанты.

— Вроде прозака? — усмехнулся Макс. — Хм… не думаю, что я готов к сильным медикаментам.

— Тогда просто сеансы психолога. Многим людям помогает когнитивно-поведенческая терапия, когда они находятся на грани нервного срыва. Возможно, это ваш случай. Я могу посоветовать вам психолога, кажется, он берет около пятидесяти фунтов за сеанс.

Макс снова усмехнулся:

— Думаю, это мне по карману.

Он вернулся в Англию, чтобы отметить Рождество, и во время одной из прогулок по окрестностям Баткомба решился-таки зайти к врачу и проконсультироваться по поводу своего состояния.

Маффи и Генри буквально ежеминутно рассыпались перед ним в благодарностях, поскольку он выплатил Эллису деньги за аннулирование ренты и дал Аркеллам средства для восстановления фермы. Грузовики и рабочие исчезли с земель Генри еще в начале декабря, и единственным напоминанием об их пребывании оставались лишь раскопанная лужайка перед замком да груды кирпича, которые Эллис даже не стал забирать, подгоняемый бессильной злобой.

— Я верну тебе все до последнего пенни, — бесконечно клялся Генри, но Макс лишь со смехом отмахивался от его слов.

— Вернешь? Какая нелепость, брат! Эти деньги достались мне без лишних усилий, да еще тогда, когда я совершенно в них не нуждался. Считай это подарком судьбы.

— Да, но ведь речь идет не о горсти монет, Макс, как ты не понимаешь! Это же огромная сумма, — говорила Маффи, качая головой. — Целое состояние! Как ты можешь говорить о миллионах, словно это не деньги, а фантики?

— Ребята, поверьте моему опыту, — горько отвечал Макс, — не в деньгах счастье. К тому же ваш замок — единственное место, где я чувствую себя как дома. По сути, это мой единственный дом. Я счастлив, что Бог дал мне шанс избавить вас и вашу ферму от посягательств проклятого ублюдка.

Кстати, Эллис не стал возражать против денег Макса, чего Аркеллы сильно боялись. Оказалось, что щедрое предложение застройщика стало для него самого приличной проблемой. Строительство гольф-клуба потребовало немалых вложений и постоянно превышало установленные лимиты. Бен Макинтайр, прораб Эллиса, проникся к Аркеллам теплыми чувствами и всячески ставил начальству палки в колеса, а затем и вовсе уволился, чем довел Эллиса до белого каления. Да и сам Гэри, сообразив, что ему так и не растопить сердце вожделенной Маффи Аркелл, утратил интерес к будущему гольф-клубу.

— Я изрядно переплатил твоему братцу, — признался Эллис Максу, подписывая с ним соглашение. — Сказать по правде, неудачное было вложение. Да и земли-то так себе, плохонькие, — выпустил он последнюю шпильку, которая звучала неубедительно.

Как стало известно Максу, проект скоростного шоссе М-40, которое должно было пролечь недалеко от земель Генри, несколько подкорректировали. Вышло так, что гольф-клуб, если бы он был построен, оказался бы на отшибе, а значит, не пользовался бы особой популярностью. Гэри Эллис еще легко отделался.

По идее, Макс должен был чувствовать себя невероятно счастливым. Брат и его жена получили обратно земли, а сам он в одночасье превратился в богача с большими перспективами в плане карьеры. Кто мог представить, что, сделав ставку на «Темных сердцем», он сорвет такой куш? И дело было не только в деньгах, но и в проектах, что замаячили на горизонте. Имя Макса Десевиля все чаще звучало в Голливуде, а в Нью-Йорке его ждала интересная работа.

Плюс ко всему, изматывающий роман с Фредерик закончился, и Максу больше не было необходимости испытывать чувство вины перед девушкой. Француженка даже прислала ему рождественскую открытку, в которой были только теплые слова и добрые пожелания и ни единого упрека.

Рождество пришло и ушло, а Макс продолжал играть роль человека, довольного жизнью. Впрочем, актер из Макса был никудышный: даже дети Аркеллов замечали, что с ним творится что-то неладное. Когда как-то за ужином Мадлен спросила, в чем дело, Макс улыбнулся одними губами.

— Твои глаза не улыбаются, — заметила девочка.

Макс встал, извинился и пошел в свою комнату. После замечания малышки он не смог бы улыбаться даже губами. Именно тогда он и решил обратиться к врачу.


Попрощавшись с доктором, Макс вышел на улицу и поплотнее запахнул куртку. Дул пронизывающий ветер.

Он не знал, что ему делать. Может, все как-нибудь устаканится, когда он вернется в Нью-Йорк? Может, жизнь войдет в какую-то колею, удастся погрузиться в работу с головой, и депрессия отступит?

Макс зашагал домой, всей душой надеясь, что в Нью-Йорке с ним все будет в порядке. Город, который никогда не спит, просто обязан заразить его своей энергетикой и жаждой жизни.

До отъезда оставалось три дня, через неделю предстояло приступить к репетициям.

Пересекая дорогу по переходу возле школы, Макс задумчиво вынул из кармана листок, сложенный вчетверо. На нем врач записал корявым почерком фамилию и номер местного психоаналитика. Первые капли дождя упали на бумажку, вслед за ними пришли более частые и упругие, безуспешно пытаясь размыть несмываемые чернила.

Макс вздохнул, смял листок в комочек и бросил в ближайшую урну.

Ему не нужна была помощь психолога.

Ему была нужна Сиена.


Канун Нового года Клэр и Сиена решили отметить праздничным ужином.

Они сидели в столовой Хэнкок-Парка вдвоем и лениво переговаривались.

Хантер и Тиффани уехали в Колорадо, чтобы поведать родителям девушки о будущем ребенке. Сиена волновалась за Хантера. Как Уэданы воспримут новость? Хантер упоминал, что так и не заслужил доверия родителей Тиффани.

Сиена мысленно улыбнулась. Не может быть, чтобы ребенок не примирил Уэданов с Хантером! Узнав о беременности и предстоящей свадьбе, они с радостью благословят дочь.

Вечер прошел в приятной, мирной атмосфере. Клэр и Сиена даже разговаривали вполголоса, так им нравился покой Хэнкок-Парка. Поэтому неожиданно зазвонивший в одиннадцать вечера телефон заставил их подпрыгнуть на месте и обменяться недоуменными взглядами. Сиена, в пижаме и с книгой в руках, сидела на диване возле камина, Клэр заканчивала письмо старой школьной подруге.

— Это, наверное, тетя Лори, хочет поздравить с наступающим Новым годом, — предположила Сиена, когда Клэр встала и направилась в холл за трубкой. — Поздравь ее от меня, ладно?

Лори так и вела жизнь старой девы, хотя после смерти Дьюка и обзавелась друзьями. Кажется, Новый год она встречала со знакомой компанией.

Снова углубившись в книгу, Сиена не сразу заметила, что Клэр ничего так и не сказала в трубку, а молча нажала отбой. Бледная, с дрожащими губами, она подошла к дочери.

Подняв голову и посмотрев на мать, Сиена сразу поняла, что произошло.

— Звонили… из больницы. Сказали, все случилось так быстро, что…

— О, мама! — Сиена вскочила с дивана и прижалась к матери. — Мне так жаль, мамочка!

— Мне тоже, милая. — По щеке Клэр прокатилась одна-единственная слеза. Огромная, словно стеклянный шарик, она оставила мокрое пятнышко на пижаме Сиены. — Мне тоже жаль, дочка.