– Приговоренному к казни было предоставлено обильное угощение, – весело проговорила она вслух.

Роз резко обернулась от стола и заметила стоящего в проеме дверей Джека Росса. Вся она, от корней волос до кончиков ногтей, залилась пунцовой краской. Вот так влипла! – мелькнуло у нее в голове.

– Я не слышала, как вы подъехали к дому, – холодно сказала она. – А Бэйнес даже не потрудился сообщить мне об этом.

– Бэйнес тут ни при чем, это я сказал ему, чтобы он не утруждал себя. Ненавижу всякие церемонии. Как, собственно, и любой нормальный приговоренный к смерти.

– Замечание мое предназначалось не для ваших ушей.

– Что и составляет для меня самое интересное.

Досадуя на себя, что оказалась в столь щекотливом положении перед этим человеком, раздраженная не только тем, что тот находит ситуацию забавной, но и своей реакцией на его поведение, Роз сухо заметила:

– Самонадеянный наглец – не тот тип мужчины, который внушает мне симпатию.

– Вообще-то меня зовут Джек, но не сокращенно от Джон, а именно Джек: так меня окрестили при рождении.

С этим нахалом надо бы поосторожнее, подумала Роз, вслух же с учтивой холодностью произнесла:

– Желаете что-нибудь выпить?

– Если сойдемся на неразбавленном тонике, считайте, что ваше предложение принято.

– Во время работы предпочитаете оставаться трезвым?

Росс утвердительно кивнул. Умница, мысленно одобрила его Роз. Из чего следует, что такого рода «проработки» у него не впервые. Прощай, «Померол». Держись, Билли-Бой!

Джек Росс был естественен, в его поведении не чувствовалось и тени стеснительности, и у нее возникло убеждение, что сбить его с толку не так-то просто. Его совершенно не смущало ни то, кто перед ним находится, ни дом, в который он приглашен, безусловно, чрезмерно богатый, даже репутация человека, с которым ему предстояло беседовать с глазу на глаз. Ей это очень нравилось. Питер тоже был таким, впрочем, он же совершенно не знал, кто она и насколько могуществен клан, к которому она принадлежала. Или знал? Он ведь был большим мастером конспирации...

– Тоник так тоник, – сказала она и пошла мимо него к выходу.

Он последовал за ней и, войдя в малую гостиную – шестьдесят на пятьдесят относительно девяноста на восемьдесят большой гостиной, – удивленно присвистнул:

– Здесь что, все подлинное?

– Почти. Мама отодрала от стен лоскуты старой материи и по их образцам заказала новую, но зато ковер именно тот, который был изготовлен по рисункам Роберта Адама, чтобы он соответствовал узорам потолка, лепные украшения тоже сделаны по его эскизам, и камин расположен так, как он сам его расположил. Мебель в основном той эпохи, а вот стулья у окна и вон тот придиванный столик – часть мебели, которая была сделана им собственноручно. Вы интересуетесь антиквариатом?

– Я люблю добротно сделанные вещи. Эта комната чудо как хороша. Ну да ведь всему миру известен вкус вашей матери. – Пристально посмотрев на Роз, он спросил совсем другим тоном: – Как она?

– Не очень хорошо, – сама не зная, почему это делает, призналась Роз, протягивая ему охлажденный тоник с плавающей в нем долькой лайма. Плеснув немного джина в свой тоник, она прошла к одной из двух элегантных кушеточек а-ля мадам Рекамье, стоявших по обе стороны камина. Будь начеку, предупредила она себя. Этот человек – репортер, умеющий выуживать информацию, зная, какие задавать вопросы и, главное, как их задавать.

– Садитесь, пожалуйста, господин Росс.

– Благодарю вас, мисс Рэндольф.

Взгляды их встретились. Таких черных глаз, как у него, ей никогда в жизни не доводилось видеть. Такие же черные, как и его волосы. Резко очерченные брови. Зато очень красивые губы, даже слишком красивые для мужчины.

– Вы беседовали с моим отчимом до того, как написали статью о нем? – спросила Роз, чтобы как-то выйти из неловкой паузы.

– Да.

– Тогда почему же он так раздражен тем, что вы написали?

– Потому что я написал не то, что он сообщил мне, а то, о чем он предпочел умолчать. Идея самостановления – из грязи, так сказать, в князи – это неотъемлемая часть американской мечты, а моему издателю необходимо было во что бы то ни стало остановить быстрое падение своих тиражей. Статьи же были хорошо приняты публикой, и мой агент предложил переработать их в книгу. И чем глубже я копал, тем интереснее мне самому становилось то, о чем писал.

– Расскажите мне об этом поподробнее, – попросила Роз.

Он внимательно посмотрел на нее.

– Но ведь в них речь идет о вашем отчиме. Это не я, а вы могли бы мне кое-что интересное рассказать о нем.

– Увы, я совершенно не в курсе деловых отношений моего отчима: знаю только, что его считают финансовым гением, сумевшим за сорок лет сделаться одним из самых богатых людей в мире. Но насколько он богат, я даже понятия не имею.

– Устроит вас два миллиарда – я имею в виду английских фунтов стерлингов – или три с половиной миллиарда американских долларов?

Роз от удивления открыла рот.

– Но это по значительно заниженным данным, – пришел ей на помощь Джек.

– Но как же можно всего за сорок лет сколотить два миллиарда фунтов стерлингов?

– Благодаря умению в доли секунды выбрать нужный момент, так спроектировать свое участие в определенной финансовой сделке, что ни у кого и в мыслях нет, что он уже сидит в засаде и ждет своего часа. Ваш отчим довел скрытую торговую сделку до своего рода искусства, венцом же его деятельности является полное отсутствие каких бы то ни было улик против него. К нему обязательно из каких-то источников должна стекаться нужная информация, но по сей день никто не в состоянии точно указать эти источники. У него потрясающий нюх на выгодную сделку, и этот талант у него явно от Бога – такое не купишь на за какие деньги, равно как и какое-то шестое чувство на грозящую опасность, – но как бы там ни было, чтобы добиться того, чего сумел добиться он, у него обязательно должны быть какие-то скрытые источники информации.

– И это то, о чем вы написали.

– И об этом тоже.

Роз покачала головой.

– Теперь понятно, почему он так стремится умаслить вас. Но берегитесь: у него очень острые клыки.

– Его репутация мне хорошо известна. – Джек Росс помолчал: – Как, впрочем, и ваша.

– А я и не подозревала, что она у меня есть, – с убийственной холодностью сказала Роз.

– Я имею в виду вашу известность как диссидента-историка искусств. Человека, который привык называть вещи своими именами, взять хотя бы, к примеру, ваше заявление относительно того, что учащихся художественных училищ не обучают рисункам в перспективе и что они, учащиеся, даже толком не знают, зачем вообще нужна перспектива. Неужели это правда?

– К сожалению, да.

– Но не в Италии, где в данное время вы живете.

– Италия – это живой музей своего прошлого величия, в ней собрано слишком много истинно гениальных вещей, чтобы обращать внимание на сегодняшние бледные их имитации.

– Видимо, вы нажили себе достаточно врагов в мире искусства.

– Признаюсь вам, что я отношу себя к упорствующим в своих мнениях классицистам, знаю и то, что многие считают меня более опасной, чем я есть на самом деле, согласна, что взгляды мои архиреакционны.

– Как, например, ваша оценка абстрактного импрессионизма?

Теперь настала очередь Роз внимательно посмотреть на него. Он не отвел своего взгляда.

– Я смотрю, вы довольно досконально изучили мои взгляды, – удивилась она. – Зачем это вам?

– Я всегда стремлюсь узнать как можно больше о том, что меня интересует.

Их глаза, словно намагниченные, не отрывались друг от друга. Роз судорожно сглотнула. У нее пересохло в горле.

– Не согласились бы вы пообедать со мной? – неожиданно спросил он, прерывая затянувшуюся паузу.

– Когда?

– В любое удобное для вас время. Я знаю, что в основном оно отдано вашей матери. Вот... – Он полез во внутренний карман, достал из него маленькую, в кожаном переплете записную книжечку и записал в ней номер. – Позвоните мне, когда у вас будет свободный вечер. – Затем прибавил, но так, что у Роз сразу ослабели ноги: – Пожалуйста.

Она только утвердительно кивнула головой, не доверяя своему голосу. Когда он протянул ей листок и она взяла его, пальцы их соприкоснулись, и Роз непроизвольно вздрогнула, словно от удара электричества.

– Статическое электричество, – улыбнулся он, и улыбка эта, словно высоковольтная вспышка, буквально ослепила ее.

В этот момент дверь открылась, и в гостиную вошел Билли.

Роз как в тумане пошла наверх к матери. Так она себя уже не чувствовала с того времени – нет, ничего подобного раньше с ней вообще не было. Так она себя никогда в жизни не чувствовала. К Питеру она привязалась не сразу, а постепенно, когда сумела постичь широту и глубину его ума, так как внешне он меньше всего походил на Адониса. Джек Росс поразил ее мгновенно, как это мог сделать только удивительно красивый, мужественный, сексуально привлекательный мужчина.

Она всегда была против случайных связей: романы, которые у нее завязались после Питера Дзандаса – с Филко ди Буананова в то лето в Болонье и с Гаррисоном де Уиттом из американского посольства в Риме, – длились подолгу и были разделены между собой многими годами, в каждую из этих связей она вступала только после весьма продолжительных раздумий. Но предложи ей Джек Росс отправиться с ним сейчас в спальню и вместо обеда заняться любовью, она бы без колебаний согласилась, невзирая ни на какие последствия! Я, должно быть, схожу с ума, подумала она, и, хотя в голове у нее шумело, в ногах она ощущала поразительную легкость. Когда взялась за дверную ручку комнаты матери, она знала уже наверняка, что никогда не согласится выйти замуж за Джеймза и сделаться виконтессой Челмской.

– Милый... – Ливи раскрыла объятия навстречу своему младшему сыну, лучезарно улыбаясь. – Какой приятный сюрприз... никто мне не сообщил, что ты собираешься приехать.