– А Дэвид?

– Он приедет со своим другом... очень хорошим мальчиком, Чарли Дэйвентри.

– Сыном уилтширского графа?

– Да. Ты с ним знакома?

– С ним нет, но его сестра на класс старше меня. У нее вечно из носа течет.

– А ты бы хотела пригласить какую-нибудь из своих подруг?

– Нет. – Диана отрицательно мотнула головой. – А мне никого и не нужно. У меня есть ты и мамочка. – Главное, мамочка, подумала она. На этот раз уж я постараюсь, чтобы она обратила на меня внимание. У меня хорошие оценки, и я сумела сбросить целых двенадцать фунтов. Ах, как мне хочется, чтобы она похвалила меня!

Так как Диана и впрямь для своего роста больше походила на ломовую лошадь – когда она решила худеть, в ней было 108 фунтов веса при росте в пять футов два дюйма, – путь ей предстоял долгий и нелегкий. Но вот уже шесть недель кряду она тайно вела счет потребляемым калориям, отказавшись и от конфет, и от шоколада под тем предлогом, что от них выступает аллергическая сыпь, что в действительности так и было. Словно по мановению волшебной палочки, кожа ее тотчас очистилась. А ведь раньше в день она съедала в среднем около восьми унций шоколада, целую пачку печенья и столько торта, сколько в нее влезало. Теперь все это было отвергнуто.

Случилось так, что именно мать невольно обратила ее внимание на истинное положение дел. В первом полугодии Диану повели на примерку новой формы, так как старая уже трещала по швам, и на этот раз с ней пошла мать, а не кто-то из слуг. Взглянув на дочь, стоявшую перед ней только в лифчике и трусиках, Ливи воскликнула:

– Господи! Диана! Теперь понятно, почему твоя форма разорвалась. Ты же выглядишь, как жирная, объевшаяся свинья!

Это невольное обвинение, высказанное к тому же с ноткой явного недовольства, тяжело ранило самолюбие Дианы, и рана эта кровоточила довольно долго. Одновременно оно породило в ней решимость похудеть – и немедленно. Чтобы в ближайшее время мама увидела, что новая форма свободно висит на ней, что теперь у нее уже не шестнадцатый размер, а десятый, а вскоре будет и восьмой.

Как у мамы.

Диана хотела во всем походить на свою маму. Быть такой же красивой, элегантной, чтобы ею также восхищались, писали о ней, поклонялись ей.

Она дала себе зарок – жесткой диетой и физическими упражнениями полностью изменить свой облик (преподавателя физкультуры восхитила ее неожиданная любовь к урокам, на которые раньше ее приходилось затаскивать силком) и в дальнейшем, когда она повзрослеет, сделать себе пластическую операцию лица. Нос должен быть такой же тонкий, как у матери (ее собственный нос был маленькой, толстой пуговкой), такие же, как у матери, скулы с небольшими впадинками под ними (своих у нее вообще не было), нижняя челюсть четкая, изящно вылепленная (у нее самой она вся оплыла жиром) и губы – точеными (ее собственные губы были такими пухлыми, будто их искусали пчелы). И теперь она горела желанием показать матери ту Диану, которая уже сбросила с себя целых двенадцать фунтов и в дальнейшем, еще до окончания рождественских каникул, намеревается сбросить еще четыре раза по двенадцать.

Не успела еще машина полностью остановиться у подножия лестницы, ведущей к воротам морпетского дома, как она уже выпрыгнула из нее на ходу, бросила свою шляпку на стул ливрейного лакея, стоявший сразу же за входной дверью, и бросилась вверх по внутренней лестнице, радостно вопя: «Мама, мама, я приехала!», гордясь тем, что не пыхтит, как паровоз, взбежав на верхнюю ступеньку. Стремглав промчавшись по коридору к двойным дверям, за которыми находились покои матери, она, как бомба, ворвалась внутрь. Ее мать в этот момент сидела за миниатюрным секретером, а рядом с ней, чуть наклонившись, стоял Джеймз и что-то показывал на листке бумаги, который оба они внимательно изучали. Мать вскинула глаза, когда двери с грохотом распахнулись, и Диана заметила, что лицо ее скривила недовольная гримаса.

– Милая, ты несешься, как целое стадо бизонов!

– Но я не... – начала было Диана, сгорая от желания побыстрее поведать о сброшенных фунтах.

– Да, именно так и несешься! Я услышала тебя, когда еще ты громыхала на лестнице. Надо ходить спокойно, а не топать, как слон. А теперь подойди и поцелуй меня.

Ливи подставила щеку, в которую Диана впилась пылкими губами.

– Осторожней, милая... Я целую вечность провела сегодня утром перед зеркалом. У меня сейчас очень важная встреча. На меня будут смотреть очень много людей, и мне бы хотелось выглядеть, как можно лучше. Ты застала меня буквально в самый последний момент, через две минуты я уже выезжаю.

– Ты всегда выглядишь великолепно, – с обожанием выдохнула Диана.

На Ливи был изысканный темно-серый костюм из рубчатого шелка с узкой юбкой и коротким, со скругленным вырезом у шеи, жакетом, едва доходившим до хрупких ее бедер. Туфли на ногах, а-ля Роже Вивье, были из крокодиловой кожи, прекрасно сочетаясь по цвету с сумочкой, а с левой стороны маленькой, туго обтягивающей голову темно-серой шляпки в виде колпака был приделан огромный ярко-розовый бант, под стать ему были по цвету ее губная помада и маникюр. В ушах ее красовались жемчужные, каждая величиной с добрую монету, клипсы, великолепно сочетавшиеся со сдвоенным коротким колье, видневшимся внутри круглого выреза жакета. В воздухе вокруг нее витал едва различимый тончайший аромат «Ма Грифф».

– Как мило... – Ливи обдала дочь теплой улыбкой и слегка коснулась рукой ее щеки, от чего Диана, зардевшись, с увлажненными от восторга глазами, вся затрепетала. – А теперь, милая, иди. Я должна ехать через пять минут. У меня так мало времени и так много дел. Позже поговорим.

– Но, мамочка, я хочу тебе сказать... показать.

– Позже, милая. У тебя будет масса времени во время каникул, ты сможешь и рассказать, и показать мне все, что пожелаешь. А теперь будь умницей, иди.

Отвернувшись от дочери, Ливи, естественно, не видела, как голубые глаза Дианы тотчас наполнились слезами и как уныло опустились ее плечи, когда она послушно направилась к двери. Но это видел Джеймз. Увидел он и то, чего не заметила Ливи.

– Ты здорово похудела, – сказал он. – И тебе это очень к лицу.

Диана быстро обернулась и просияла.

– А что, разве заметно? – с надеждой в голосе спросила она.

– Несомненно. Я бы сказал, даже весьма.

Теперь Ливи подняла голову от листка, внимательно поглядела на дочь и увидела, что отлично скроенная форма сидит на ней свободно, хотя, внутренне содрогнулась Ливи, Диана все еще была ужасно толстой. Но главное, что она пытается теперь с этим бороться, да поможет ей Бог.

– Да, правда, очень заметно, – похвалила она дочь, и в голосе ее прозучало удивление. – Продолжай в том же духе, милая, потому что тебе предстоит еще очень долгий и трудный путь...

– Я не ем теперь шоколад, печенье и торты...

– Прекрасно, – сказала Ливи, но уже равнодушно, так как голова ее вновь была занята речью, которую она должна будет произнести. – От них тебе и так было мало проку.

– Теперь я ем только фрукты, и овощи тоже. Я обязательно похудею, мамочка, вот увидишь, и стану такой же, как и ты.

– Да, непременно станешь, милая, – не без оттенка участия подтвердила Ливи.

Она обдала дочь еще одной, теперь уже окончательно завершающей аудиенцию улыбкой, и занялась более важным делом.

– Джеймз, как вы думаете, может быть, в этом месте следует сказать несколько слов об истории развития благотворительности?

Оказавшись в своей комнате, этажом выше, Диана быстро разделась догола и, войдя в ванную, тотчас встала на весы. 156 фунтов! Плечи ее уныло опустились, и из уст вырвался громкий, протяжный вздох. Как всегда, мама была права. Ей действительно предстоит еще долгий и трудный путь. В таком случае, решила она, подстегнутая больно кольнувшими ее самолюбие словами матери, начну с того, что сегодня откажусь от ленча. Ни матери, ни отца на нем не будет. Отец вообще появлялся только на деловых ленчах. Джеймз, как всегда, будет занят с матерью, а это значит, что Диану предоставят самой себе, если только не приехал ее братец. С ним надо держать ухо востро! Казалось, он жил в каком-то собственном замкнутом мире, тем не менее, замечал все, что творилось вокруг.

Ей повезло, его ждали только на следующий день, поэтому принесенный в комнату ленч был беспрепятственно спущен в унитаз. Вторую половину дня она провела, занимаясь выщипыванием волос на ногах и физическими упражнениями.

На полдник она съела апельсин – витамины были необходимы, – а так как мать и отец сегодня обедали вне дома, то попросила, чтобы на ужин ей принесли куриный салат, но без приправы. Салат она съела, а курицу отправила вслед за ленчем в унитаз. Вместо пудинга съела яблоко. К тому времени как вернулись родители, она была уже в постели, испытывая страшные муки голода, но утешая себя мыслью, что голод съедал ее жир.

На следующее утро за завтраком, дабы избежать ненужных расспросов, маленькими порциями она съела вареное яйцо, а гренок разрезала на две половинки, чтобы создалось впечатление, будто она съела весь кусок; во время ленча с приехавшим незадолго до него братом забросала его вопросами о школе, заставляя его непрерывно говорить: сама она, выбрав маленькую порцию, делала вид, что ест ее. После ленча она отправилась прямо к себе в комнату и вырвала все, что проглотила за столом.

К тому времени как они отправились на Карибское море, десять дней спустя, она сбросила еще семь фунтов. Особого труда есть понемногу ей не составило – все знали, что она сидит на диете, – а выйдя из-за стола, она поднималась прямо к себе и засовывала палец как можно глубже в рот. Горя желанием во что бы то ни стало доказать матери, что она мотет похудеть, что обязательно станет худой. Когда Ливи отправилась с ней покупать одежду на каникулы, у нее впервые появилась робкая мысль купить бикини.

– Те, чей вес превышает сто десять фунтов, и думать не смеют о бикини, – решительно заявила ее мать. – Бикини выставляет напоказ каждый фунт жира, а у тебя его еще слишком много, но я уверена, что на следующее лето ты обязательно наденешь бикини. А сейчас, мне кажется, лучше всего тебе подойдет купальный костюм с небольшой юбочкой. К сожалению, в тебе еще много лишнего веса.