Несмотря на ее игривый тон, Джеймз уловил в шутке резкие нотки, укрепившись в своем первоначальном впечатлении от этой семейки. В загадочной картинке под названием «Супруги Банкрофты» обе ее составляющие были явно смещены в разные стороны относительно друг друга. Что ж, за все приходится платить, цинично подумал он. У меня комната и стол, как в пятизвездочной гостинице, чертовски высокая зарплата, но моя работодательница живет на нервах и валидоле, а ее мужу, как подсказывает весь мой предыдущий опыт, ни в чем не следует доверять. Во всем, что касается Билли, будь осторожен, Джеймз, мой мальчик. Более того, в непосредственной близости от него ходи на цыпочках и держи глаза на затылке, а ушки на макушке.
Что, вероятнее всего, не догадалась сделать его жена.
Господи, каким же образом столь изящное произведение искусства оказалось замужем за этим вахлаком, ломал себе голову Джеймз. Если мне когда-либо и доводилось встречать женщину, ежесекундно раскаивающуюся в содеянном, то это Ливи Банкрофт. Бьюсь об заклад, под этими в высшей степени изысканными одеждами скрывается пара до крови истертых коленок...
А, ладно, умиротворенно подумал он, готовясь лечь в свою мягкую постель, когда она станет искать, на чью бы руку опереться, ближайший к ней рукой окажется моя.
Хотя ни в коем случае не следует забывать, чья рука здесь заправляет кассой...
Примерно шесть недель спустя такой случай представился – Ливи решила, что ему уже можно поручать все и что он станет держать язык за зубами. Пригласив его в свою гостиную, она рассказала Джеймзу о Йетте Фельдман, показала забытую в кармане костюма квитанцию из шотландской частной лечебницы и поделилась с ним своими сомнениями относительно смерти первой жены Билли.
– Вы должны выяснить всю правду, – он сразу же принял ее сторону, – хотя бы для того, чтобы не терзать себя. А так как сами вы не сможете провести нужное расследование, полагаю, вы доверились мне с тем, чтобы это сделал я, не так ли?
Его проницательные глаза в упор взглянули в огромные черные глаза Ливи и, задержавшись в них, поклялись им в неизменной верности и любви.
– Вы сделаете это? – спросила Ливи низким, трепещущим от волнения голосом.
– Располагайте мной в этом, как и во всем остальном. Когда прикажете приступить к исполнению?
Он увидел, как сразу изменилось это прелестное лицо, какое огромное облегчение отразилось на нем, как просияло оно обретенными благодаря его словам мужеством и решимостью.
– Сэр Уильям послезавтра уезжает в Рио. Там он пробудет дней десять...
Джеймз тотчас включился в игру.
– В Арджилле живет моя самая любимая тетушка. Сестра моего отца, Мод. Я уже забыл, когда в последний раз виделся с ней; думаю, самое время навестить ее сейчас.
– Отличная мысль, – согласилась Ливи. – Вы можете отправиться туда сегодня же, ночным поездом.
Его не было три дня. Утром четвертого он объявился, таща в руках огромную, на двенадцать фунтов, семгу и несколько банок с диким вересковым медом.
– Тетушка Мод делает его сама... Держит пчел в ульях прямо у себя на выгоне. И даже разговаривает с ними, как с людьми. Ей вот-вот стукнет восемьдесят, а она в каждую новогоднюю ночь лихо отплясывает «Веселых Гордонов» – быстрый шотландский танец.
Когда они с Ливи уютно устроились в ее гостиной, поэтически сочетавшей в своем убранстве задрапированные шелковой материей бледно-фисташкового цвета стены с мебелью времен Людовика XVI, он сказал:
– Кое-что мне удалось достать.
И положил на инкрустированный столик, на котором стоял кофейный поднос, фотостат. Ливи поднесла его к глазам. Это было свидетельство о смерти. Гражданки Йетты Фельдман, сорока пяти лет. В графе «Причина смерти» стояло: «Отравление алкоголем».
– Смерть наступила в результате одноразового потребления целой бутылки крепкого виски, – сказал Джеймз, – хотя, где она ее достала, так и осталось неизвестным. Выпив всю бутылку, словно это был лимонад, она потеряла сознание и умерла, так и не приходя в себя. Затем ее кремировали. В книге записей крематория о ней ничего не сказано, кроме, разумеется, свидетельства о ее смерти, кое-что, однако, удалось выяснить у людей, обслуживающих частную лечебницу, пациенткой которой она была. Ее знали, как алкоголичку с навязчивой идеей самоубийства. Они и сами удивлялись, что она так долго протянула. Ближайшим родственником был ее «свояк», некто господин Банциевич, который и оплачивал все счета.
Его взгляд встретился с напряженно-пристальным взглядом Ливи.
– Спасибо, – наконец выдавила она.
Джеймз кивнул. Взял со стола свидетельство, скатал его в трубочку, протянул Ливи серебряный портсигар, вынул из него сигарету для себя, затем поднес трубочку к яркому огню в камине. Когда трубочка загорелась, он дал сначала прикурить от нее Ливи, затем прикурил сам и только после этого бросил ее в камин. В течение нескольких секунд бумажка превратилась в черное колечко пепла. Недрогнувшей рукой Ливи налила каждому из них по чашечке кофе, забелила и добавила сахар в его кофе. Затем откинулась в кресле.
– Расскажите мне о Шотландии, – попросила она.
В ту ночь Ливи вынула квитанцию из потайного кармашка своей записной книжки из крокодиловой кожи и тоже сожгла ее. Никаких имен и никаких наказаний маршем с полной выкладкой, как любят говорить англичане. Ливи отпила несколько глотков бренди. И хотя она приказала, чтобы в камин положили много дров и огонь был яркий, все равно она зябко ежилась, словно холод проник ей в самое сердце.
5
В июле 1973 Розалинда Рэндольф решила провести часть летних каникул в «Уитчвуде», прелестном елизаветинском особняке в Котсвулде, которому она отдавала предпочтение из всех резиденций Банкрофтов. Один месяц она уже провела в «Кингз гифте» у своей бабушки Долли Рэндольф, с которой у нее сложились очень теплые, любящие отношения. Долли Рэндольф была с кем угодно истинной гранд-дамой, но только не со своими внуками, особенно с Джонни, отзывчивым, непосредственным и добрым, каким был и его отец, ее обожаемый сын. С Розалиндой дело обстояло несколько иначе. Долли было уже семьдесят пять, деятельный ее нрав несколько поостыл, но ум по-прежнему оставался ясным, и, хотя она не признавалась даже самой себе, она с нетерпением ждала словесных баталий со своей внучкой. Когда она наставительно заявляла: «Хорошо воспитанные девочки не позволяют себе делать такие вещи», если Розалинда делала то, что не поощрялось ее бабушкой, к примеру, надевала джинсы, та с вызовом спрашивала: «Почему нельзя?» И бабушка начинала развивать свою мысль, доказывая ей целесообразность такого запрета. В ответ с железной логикой, последовательно, аргумент за аргументом, внучка безжалостно отметала все ее доводы, как это делал в свое время ее дед. Но Розалинда обожала «Кингз гифт», до безумия любила лошадей и большую часть времени там с радостью проводила в седле. Именно из-за лошадей, из-за близости «Кингз гифта» согласилась она с предложением бабушки учиться в «Фонскрофте», хотя мать ее хотела, чтобы она училась в Англии. Мнение Долли восторжествовало и в случае с Джонни-младшим, посланным учиться в «Лоуренсвиль», который в свое время заканчивал его отец.
– Я буду очень скучать без тебя, девочка моя, – сказала Долли, глядя на то, как укладывает свои вещи внучка. Дети сына были гораздо ближе ее сердцу, чем дети любой из четырех ее дочерей. Какие-то те были скучные и неинтересные, без искренности и естественного обаяния Джонни, без жесткости и решительности Розалинды. То, что это она сама низвела дочерей до состояния послушных ее диктату теней, чего те, в свою очередь, требовали и от своих детей, никогда не приходило ей в голову.
– Я поеду, нужда обязывает, – практично ответила Розалинда.
– Чья нужда? Ясно же, что не твоя.
– Мама хочет, чтобы остаток лета я провела в «Уитчвуде». А почему бы тебе не поехать туда со мной? Тебе там понравится. Знаешь, старинный такой дом, весь наполнен традициями и историей.
– Но уже не принадлежащий тем, чьи предки строили его. – Долли Рэндольф отрицательно покачала головой. – Такое никогда не произойдет с «Кингз гифтом». Никому не удастся скупить его на корню. Уж я об этом позабочусь! – Ноздри ее широко раздулись. – Слишком многого хотят эти новые денежные мешки, люди, подобные твоему отчиму. Ничтожества, возникшие из ниоткуда, только и умеющие, что делать деньги.
– Я все же рада, что он выкупил «Уитчвуд». Имение совсем захирело, а он, кстати, никаких денег не пожалел, чтобы придать ему его первоначальный вид.
– В надежде, что это поможет ему продвинуться еще ближе к своей цели. Ни за что не стану тратить свое драгоценное время, которого у меня уже и так в обрез, на общение с этим жуликом и фигляром. И никогда не пойму, что заставило твою мать выйти за него замуж. Никогда!
Над этой загадкой ломала себе голову и Розалинда, пока на авиалайнере пересекала по воздуху Атлантический океан. Когда мать сказала ей, что собирается выйти замуж, да еще за Билли Банкрофта, Розалинда ушам своим не поверила.
– Но ты этого не сделаешь! – непроизвольно вырвалось у нее, тогда еще десятилетней девочки, еще не умевшей скрывать то, что она думает.
– А я и не догадывалась, что нуждаюсь в твоем разрешении, – холодно бросила Ливи.
– Но не за него же! – снова не утерпела Розалинда.
– А почему бы и не за него?
– Да потому, что ты была замужем за папой! Как ты вообще можешь выйти за кого-нибудь замуж после папы? Да к тому же еще за старика.
– У нас разница только в пятнадцать лет, – защищалась Ливи.
– Да хоть в пятьдесят! И еще, он совсем не любит детей.
– Откуда тебе знать, что любит, а что не любит сэр Уильям?
На щеках матери зарделись красные точечки гнева. По правде говоря, Ливи немного побаивалась своей не в меру развитой и умной дочери. В четыре года та уже научилась читать и писать. Джонни же, напротив, восхищался ею. «Кто-кто, а она – типичный Рэндольф», – посмеивался он.
"Лучший друг девушки" отзывы
Отзывы читателей о книге "Лучший друг девушки". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Лучший друг девушки" друзьям в соцсетях.