— Вам действительно нравится? — тихо спросила Кэсс, наклонившись над столом, заставленным тарелками с едой.

— Я подумал… раз мы оба с такой жадностью поглощаем все подряд, можно воздержаться от комментариев. Помнится, вы сказали, что не сможете проглотить ничего, кроме чашки кофе.

Кэсс улыбнулась — еда и эти люди помогли ей отвлечься. Она даже забыла о бандитах в белом седане. Однако чуть позже, когда Бен, откинувшись на стуле, допивал маленькими глотками вторую чашку кофе, Кэсс поняла, что настало время для серьезного разговора. Она уже знала, что Бен Уайден, если захочет, может обворожить кого угодно, но тут же и бросить не задумываясь того, кого обворожил. Разве случай с Тамарой Таунсенд не доказывает это?

Чувствуя, что ее силы восстановлены, Кэсс решила вернуться к интересующей ее теме:

— Вы собирались рассказать мне о…

— О ящике, — улыбнувшись, подсказал Бен. Он даже несколько раз удивленно вскинул брови, чтобы подразнить ее.

Кэсс поняла, что она в беде. До этого момента ей удавалось отгородиться от Бена Уайдена, поддерживая с ним. чисто деловые отношения, но одно дело — наблюдать за ним в зеркало или на поле для гандбола, где он носился со скоростью ракеты, и совсем другое — сидеть напротив него за маленьким столиком. Она понимала: что-то изменилось, особенно после того, как кафе опустело и они остались одни.

Бен потер жесткую щетину на подбородке и начал:

— Моя бабушка, Айрин Уайден, собирает венецианское стекло с тех самых пор, как мой дед подарил ей на свадьбу бокал, который положил начало ее коллекции. Так вот, в ящике находится ваза.

Кэсс даже не пыталась скрыть удивления и разочарования:

— Ваза, и только?

— Видите, я же говорил — вам не о чем беспокоиться.

— Нет, минуточку! А четверо головорезов в двух седанах, которые чуть не столкнули нас в кювет? Вы что-то недоговариваете…

— Ладно. — Бен облокотился о стол, сверля Кэсс светло-серыми глазами. — Но только то, что я скажу, секрет. Идет?

— Да я никогда…

— Уверен, вы не станете болтать, хотя мне это безразлично. Просто дело касается моей бабушки.

— Поверьте, — Кэсс прижала руку к сердцу, — я не очень-то люблю совать нос в чужие дела…

Бен усмехнулся, и Кэсс вдруг стало трудно дышать. Только сейчас до нее дошло, что так он смотрит на нее в первый раз. То есть действительно смотрит — буквально пожирает взглядом каждый дюйм ее лица. Затянувшийся момент вытеснил из головы все мысли о… — что это было? — ах да, о вазе.

К счастью, Бен отлично помнил, о чем шла речь.

— Как я уже сказал, моя бабушка считается одним из известнейших экспертов и коллекционеров венецианского стекла. Я сам в этом не очень разбираюсь, но речь идет не об обычном стекле, которым мы пользуемся ежедневно, а о предметах декоративного искусства — кубки, чаши, подсвечники и…

— И вазы.

«Бог мой, — думала Кэсс, пытаясь вникнуть в неторопливые объяснения Бена, — мы живем с ним в разных мирах». Его жизненный опыт так отличается от ее собственного!

— Это стекло с незапамятных времен делали на небольшом острове Мурано, который находится в Венецианской лагуне. Специалисты, которые занимаются стеклом, могут различить тончайшие детали использованных технологий, стили дизайна, даже индивидуальные черты того или иного мастера-стеклодува. Коллекционеры охотятся за редкими экземплярами, а цены на них могут достигать совершенно фантастических высот, как и соперничество, даже вражда между художниками и особенно между коллекционерами.

Бен снова отпил глоток кофе, и Кэсс почувствовала, что ей так же интересно слушать, как ему — рассказывать.

— Та ваза, что находится сейчас у меня, называется «Труба Наполеона» и не является ни редкой, ни старинной, ни даже, как это называют знатоки, важной. Несколько лет назад она появилась на аукционе Сотби, а моя бабушка и ее подруга-соперница графиня Хоксмор вступили за нее в борьбу, не жалея сил и, разумеется, денег для победы. Моя бабушка в конце концов взяла верх, если это можно так назвать, и заплатила за нее сумму, которую я не хочу даже упоминать. Я на аукционе не присутствовал, но бабушка рассказывала мне обо всем так, будто одержала победу над злейшим врагом. Между тем я знаком с графиней, и, поверьте мне, она очаровательная женщина. Тем не менее с этого аукциона все и началось.

— Что началось? — Кэсс слушала как завороженная.

— Бабушка держит свою коллекцию в Саммер-Хилле — нашем родовом поместье близ Сент-Луиса, которое теперь принадлежит мне. Нанятым графиней частным сыщикам каким-то образом удалось проникнуть в дом и выкрасть вазу — эту самую «Трубу». Потом графиня прислала бабушке по почте чек на ту сумму, которую бабушка заплатила за вазу на аукционе.

Кэсс поежилась.

— Нет-нет, не подумайте плохого. На самом деле эта парочка — давнишние подруги. Просто, понимаете… одна ни за что на свете не донесет на другую в полицию за эти проделки. Каких только историй я не наслушался о том, что они сделали друг другу за все эти годы. Вы, верно, уже поняли — моя бабушка не из тех, кто сидит дома и печет пирожные. Она полна энергии, и ей не терпится разорвать на мелкие кусочки чек графини, а потом отсылать ей кусочки по одному. Как я уже сказал, они никогда не прибегают к помощи закона или третьих лиц; только для меня бабушка сделала исключение, потому что доверяет мне, и с громадным удовольствием рассказывает в мельчайших — подробностях о своих подвигах. Вот так. Теперь вы все знаете…

— Мне вы тоже можете доверять, — горячо заверила его Кэсс. — Но как же ей удалось выкрасть вазу у графини?

— Поскольку моя свадьба должна была состояться в Майами, бабушка, насколько я понимаю, решила воспользоваться шансом, потому что графиня держит свою коллекцию — где бы вы думали? — именно в Майами. Главная проблема была в том, что при транспортировке стекло может разбиться, поэтому бабушка не только выкрала вазу, но и решила переправить ее в Сент-Луис с моей помощью. Эти предметы, как правило, не сдают в багаж, а держат при себе. Ее, конечно, удивило, что я решил ехать в Сент-Луис на машине, а не полетел самолетом, как предполагалось сделать после свадьбы.

— Погодите, — прервала его Кэсс. — Ваша бабушка…

— Сейчас она живет в Сан-Франциско.

— Значит, был кто-то, кто мог украсть вазу?

— Есть люди, которые соглашаются на такие дела за деньги. Бывшие полицейские, например, или частные сыщики. Никто из них ничем не рискует: все, что им нужно, — это полная конфиденциальность.

— Стало быть, бандиты…

— Вероятнее всего, частные детективы. Эти люди знают, как забраться в дом и выкрасть то, что им приказали.

— Они-то и передали вам ящик.

— Мне его навязали.

— А другая парочка, та, что сейчас где-то завтракает, — кто они?

— Полагаю, это люди графини. Их задача — вернуть вазу до того, как она снова окажется в коллекции бабушки.

— И никому даже в голову не приходит, что все это незаконно? — подумав минуту, спросила Кэсс.

— Никто не станет выдвигать обвинений. Ни одна из них никогда не признается, что из коллекции что-то пропало. Более того, ни моя бабушка, ни графиня не возьмут ни друг у друга, ни у другого коллекционера ничего им не принадлежащего. Борьба за обладание этой вазой — их частное дело, своего рода соревнование в умении обойти соперника.

— Да уж, — вздохнула Кэсс, — богатые умеют развлекаться. Мне этого не понять.

— Боюсь, мне тоже, — усмехнулся Бен. — Для многих это соперничество было бы непонятным, особенно потому, что соперницы — я могу в этом поклясться — по жизни очень милые дамы. Просто у каждой есть свой маленький… бзик.

— И все из-за какой-то вазы! — Кэсс опять вздохнула. — Хотя, как вы сказали, она не представляет особой ценности.

— Полагаю, что в данном случае важна история этой вазы. «Трубу Наполеона» отдали под залог Ричарду Бартону и Элизабет Тейлор, когда они снимались в «Клеопатре» в Италии. История вещи, люди, которые ею владели, сами по себе уже представляют интерес, а для коллекционера — тем более. Моя бабушка — большая поклонница Элизабет Тейлор.

— Ах вот как? Тогда это все объясняет. Вот только… так что это за люди в машинах?

— Я же сказал, первые двое были агентами моей бабушки — они всучили мне вазу. Представляю, как они засуетились, когда мы неожиданно рванули из Майами на машине. Ну а те, кто сейчас за нами гонится, — люди графини, и они…

— Хотят убедить вас вернуть вазу, или они ее снова выкрадут. Меня беспокоит второе. Я хочу спросить: что это означает?

Бен фыркнул.

— Это означает, что нам надо быть настороже. Впрочем, пока они ведут себя относительно вежливо.

— Я бы не назвала вежливостью попытку прижать нас к обочине. Меня это пугает. Вы все время забываете, что я сижу за рулем не принадлежащего мне дорогого автомобиля.

«Слава Богу, кажется, до него дошло», — удовлетворенно подумала Кэсс.

— Хорошо. Если представится возможность, я поговорю с ними, предупрежу. Вам станет легче?

— Не совсем, но зато спокойнее.

— Отлично. Пойду попрошу, чтобы мне налили в термос кофе…

— А я отлучусь в комнату для девочек.

— О! Тогда возьмите. — Бен достал из кармана новую зубную щетку и маленький тюбик пасты. — Небольшой презент из ночного магазина в Майами. Неужели это было только вчера?

— Если точно — всего тринадцать часов назад.

Поблагодарив Бена за неожиданный подарок, Кэсс направилась в туалет. И что ж, думала она, несмотря на то что у него такая эксцентричная бабушка, Бен Уайден, несомненно, хороший парень и приличный человек. Иногда он бывает очень мил. Ей понравилось, когда он взял ее под руку, а еще больше — когда посетители кафе подумали, что они пара. Еще ей льстило, что он ей доверяет: рассказал про бабушку и ее дела, да так непринужденно, что она слушала его с удовольствием. Ей показалось, что и Бен был готов ее выслушать. В этом смысле он был на удивление доступным, а кроме того, спокойным, сильным и умным. Но особенно он сразил ее своим непринужденным обаянием. А этот смешок!