Его вдруг охватила страшная злоба. Кто бы ни попытался причинить боль Александре, он за это заплатит. Колин об этом позаботится.

В дверь постучали. В кабинет вошел лорд Уэксхолл.

– Ну что? – сразу же спросил его Колин.

– На балконе никого не было. Но так как было темно, кто-то мог столкнуть вазу, будучи незамеченным, а потом сбежал, воспользовавшись одной из многочисленных дверей или по черной лестнице.

Колин взглянул на Александру. Она была бледна, но, видимо, не пострадала. Он намеренно сел от нее подальше, чтобы не поддаться искушению схватить ее в объятия побольше не отпускать. А так как ему хотелось сделать именно это, ему нужно было чем-то отвлечься.

– Я хочу сам обыскать балкон. Я дам вам знать, если что-нибудь обнаружу.

Получасовой обыск ничего не дал, и он вернулся в гостиную. Вечер был в полном разгаре, и никто не обратил на него внимания, но неожиданно он почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернувшись, он столкнулся лицом к лицу с Логаном Дженсеном.

– С ней действительно все в порядке? – спросил Логан.

– Да. – Колин сжал кулаки.

Американец удивленно поднял брови, заметив враждебный тон Колина.

– Я бы хотел ее повидать. Вы знаете, где она?

– Знаю. С ней все в порядке, и вам незачем ее видеть.

Дженсен помолчал, а потом тихо сказал:

– Судя по тому, что я слышал, вы скоро вернетесь в Корнуолл с одной из этих светских барышень в качестве жены. Я терпеливый человек, а Александра – женщина, которую стоит ждать. – Он холодно улыбнулся. – К счастью, ни она, ни я не обременены высокими английскими титулами. Желаю приятного вечера, Саттон.

Колин смотрел ему вслед, и ему было больно сознавать, что Дженсен, в сущности, прав.

Когда они вернулись домой и стояли в холле, Алекс пожелала спокойной ночи лорду Уэксхоллу, леди Виктории и доктору Оливеру. Потом она на негнущихся ногах поднялась наверх. Слава Богу, этот вечер, наконец, закончился. Они уехали сразу же после того, как Колин, обыскав балкон, вернулся в кабинет хозяина дома. До происшествия она наблюдала за тем, как все эти женщины флиртовали с ним. С нее было довольно. Если бы ей пришлось увидеть еще одну из них, она бы… Ничего бы она не сделала.

Потому что делать было нечего. Надо проглотить слезы и притвориться, что ей все равно, что ей не больно, что очень скоро другая женщина получит человека, которого она так отчаянно – и глупо – хотела для себя.

К этому прибавился еще и страх. Страх, что их отношения, может быть, уже закончились. Он сказал, что это произойдет, когда он решит, кто будет его женой. Вдруг он это уже решил сегодня на приеме у Ролстромов? Он явно избегал ее весь вечер. Ни разу не подошел к ее столику, где она гадала. Не говорил с ней. Она все время искала его глазами в толпе, а он, хотя и находился по близости, ни разу на нее не взглянул. Даже когда она уезжала с гостями Уэксхолла, он лишь слегка ей поклонился, вежливо пожелав доброй ночи, уверил, что он рад, что она не пострадала, – и все со своим обычным непроницаемым выражением. Он даже не попытался поцеловать ей руку. Сколько бы она ни старалась убедить себя в обратном, его явная отстраненность и даже холодность глубоко ее ранили.

Куда девался человек, который с такой страстью желал ее только сегодня утром? Кто был не в состоянии удержаться от того, чтобы не прикоснуться к ней? У кого горели глаза от страсти? Сейчас это был другой человек – сдержанный незнакомец без намека на желание в глазах. Понадобилось, чтобы на нее чуть не упала каменная ваза, только это происшествие могло вызвать у него какие-нибудь эмоции.

Она шла по коридору, чувствуя себя несчастной. Несомненно, что, хотя она ему нравилась, он уже от нее устал. Он увидел ее в одной комнате со всеми этими светскими барышнями в бриллиантах, и на их фоне она оказалась просто жалкой подделкой. Это сравнение наверняка приходило ему в голову.

Она вспомнила предостережение Эммы. «Ты знаешь, что такой человек, как он, воспользуется тобой и бросит… бросит, как ненужный хлам. А твое сердце будет разбито».

Да, она знала. Знала, что их связь, эта сказка, кончится. Просто она не думала, что она закончится так скоро и ей будет так больно. Не думала, что ей придется снова его видеть, когда их пути разойдутся. Одно дело – для приличия притворяться на званом вечере, что между ними ничего нет, и совсем другое – притворяться, будто она ничего не чувствует, оттого что их отношения закончились. А при мысли, что ей придется ломать комедию в этом доме, на глазах у ею семьи, ей стало совсем плохо.

Надо ехать домой. В свою комнату, где все знакомо. Где у нее была цель. Где она была нужна. Вечер у Уэксхолла должен состояться на следующей неделе. После него она сразу же уедет. Туда, где ее место.

Она вошла в свою спальню, закрыла дверь и, прислонившись к ней устало вздохнула и закрыла глаза.

– Запри дверь.

Она вздрогнула и открыла глаза. Низкий тихий голос раздался из темного угла. Она узнала его. Это был голос Колина.

С бьющимся сердцем она завела руку за спину и нащупала торчащий в замочной скважине ключ. Она повернула его, и в тишине комнаты раздался щелчок закрываемого замка. И в то же мгновение замок, под которым она держала свое сердце, открылся, и ее захлестнула волна эмоций. Эмоций, которых она уже не могла больше отрицать.

Она любит его.

Безумно, и совершенно безнадежно.

С ее губ были готовы сорваться слова: «Я люблю тебя», – но она стиснула зубы. Бессмысленно говорить слова любви человеку, с которым у нее нет будущего, да это и унизительно. Им обоим будет только не ловко.

– Подойди к камину. – Хриплый голос донесся от гардероба, но в темноте она не могла разглядеть его фигуру. Она подошла к камину и, повернувшись к нему спиной, ощутила тепло тлеющих углей – тепло, которое было лишним, потому что ей вдруг стало жарко.

На языке у нее была масса вопросов, но горло так пересохло, что она не могла говорить. Темная фигура отделилась от гардероба. Он шел медленно, как стервятник, подкрадывающийся к своей жертве, и остановился в двух шагах от нее.

Она разглядела расстегнутую у ворота белую рубашку и брюки, заправленные в низкие черные сапоги, облегавшие его стройные ноги. Он выглядел немного опасным, но прекрасным. А когда она посмотрела в его глаза, она не увидела прежней холодной отстраненности. Они горели страстью.

Он хотел ее.

Она почувствовала такое облегчение, что ее тело вдруг ожило. Она облизнула пересохшие губы и заметила, что он пристально проследил за этим движением.

– Колин. – Он приложил к губам палец:

– Ш-ш-ш. Молчи. Не двигайся.

Он отошел от гардероба и вернулся со стулом с высокой спинкой, поставив его в нескольких шагах от нее. Глядя на нее, он сел, приняв расслабленную позу, совершенно не соответствующую тому напряжению, которое от него исходило. Он расставил ноги, положил руки на бедра и опустил глаза. Его твердая плоть бугром выступала под обтягивавшими его брюками.

– Сними платье.

Откинувшись на спинку стула, он сверлил ее взглядом.

Дрожащими руками она начала расстегивать платье, намеренно медленно, хотя ее возбуждение росло с каждой секундой.

Она не стала стягивать платье через голову, а позволила ему соскользнуть на пол.

– Чудесно, – пробормотал он. – Продолжай.

С той же неторопливостью она отправила на пол сорочку, оставшись в панталонах, чулках и туфлях.

Ее соски затвердели. Ей хотелось, чтобы он прикоснулся к ним губами… или руками…

– Как ты прекрасна, – услышала она его хриплый шепот. – Не останавливайся.

Набрав побольше воздуха, чтобы унять сердцебиение, она наклонилась и начала развязывать ленты, на которых держались чулки, и сняла их вместе с панталонами.

– А теперь переступи через свои вещи.

Она выполнила его требование, тут же последовало следующее:

– Распусти волосы.

Вынув последнюю шпильку, она тряхнула головой, и тяжелые пряди упали ей на плечи и спину.

– Дотронься до своих грудей. Не смущайся, Александра, – добавил он, потому что она покраснела. – Меня тебе не надо стесняться.

Судорожно всхлипнув, она обхватила ладонями свои груди.

– Какие они?

– Тяжелые. И болят.

– Хорошо. А теперь погладь их так, как бы ты хотела, чтобы сделал я.

Она повиновалась, чувствуя, как набухают тяжелые влажные складки у нее между ног.

– Опусти руки, – таков был следующий приказ. Она уже не стеснялась. Распрямившись в полный рост, она медленно провела ладонями по телу, остановившись у самой кромки завитков между бедрами.

– Ниже. Расставь нога.

С бьющимся сердцем она выполнила его просьбу, уже зная, чего он потребует еще.

– Прикасайся к себе.

Не смея даже дышать, она просунула руку между, ног. Когда ее пальцы коснулись чувствительного бугорка, она вздрогнула.

– Что ты чувствуешь?

Она облизнула пересохшие губы.

– Возбуждение. Нетерпение, – почти прорычала она. – Пустоту.

Она остановила на нем взгляд. Колин стиснул зубы. Натянутый как струна, он заставлял себя сдерживаться, потому что знал: стоит ему до нее дотронуться, и его самообладанию конец.

– Подойди ко мне, – сказал он и не узнал своего голоса.

В ее глазах появился озорной блеск, и она покачала головой:

– Нет. Сначала ты сними рубашку.

Ее наглость его рассмешила, но он сдержал смех и, не спуская с нее взгляда, стянул рубашку с плеч.

– Чудесно, – прошептала она. – Эта полоска волос, разделяющая твой живот на две части… завораживает.

Он хотел было поблагодарить ее, но голос его не слушался.

– А теперь сними сапоги.

Он выполнил ее просьбу и швырнул сапоги на пол рядом с рубашкой. Но потом ему пришлось крепко прижать голые пятки к ковру, пытаясь удержаться и не вскочить, чтобы заключить ее в объятия.

Разглядывая его голые пятки, она спросила: