– Понимаю, но надеюсь, что скоро вернешься, – ответила Лучиана. Она знала, что нередко войны тянутся месяцами. – Но как же узнать, кто друг, а кто враг? Что, если по неведению впущу в дом бунтовщика из стана Йорков?

– Армии встретятся на севере, – пояснил граф. – Вряд ли кто-то из мятежников зайдет так далеко на юг, ведь наше поместье граничит с Уэльсом, оплотом династии Тюдоров.

– Кто стоит во главе вражеского войска? – продолжала допытываться Лучиана.

– Граф Линкольн, один из последних отпрысков Плантагенетов. После смерти сына король Ричард объявил его своим наследником. Подозреваю, что лорд Ловелл тоже не останется в стороне.

Имена показались графине знакомыми, но лишь отдаленно, поскольку она оставалась в стороне от придворной жизни.

– Как по-твоему, они могут победить? – с тревогой спросила она.

– Исход войны непредсказуем, – ответил лорд Лайл. – Король располагает немалой силой, но и мятежники наверняка собрали значительное войско.

Больше всего на свете Лучиану волновало, сможет ли супруг вернуться домой целым и невредимым, однако ответа на этот вопрос Роберт не знал. Он обнял жену и попытался успокоить:

– Надеюсь, любовь моя, война закончится нашей скорой победой и больше никогда не повторится.

– И я тоже надеюсь, – тихо проговорила Лучиана. Мысль о расставании с любимым доводила до отчаяния, но разве хоть одна женщина на свете отправляла мужа на войну с радостью и по доброй воле? В эту минуту по всей Англии жены провожали своих мужей и понимали, что плакать нельзя: слезы лишь обостряют боль разлуки.

Лорд Лайл уехал утром в сопровождении отряда из двадцати всадников. Это были воины, постоянно охранявшие поместье. Рисковать жизнью необученных крестьян граф не хотел.

В дороге царившее в стране беспокойство было особенно заметно. В расположение войска Роберт приехал четырнадцатого июня и сразу отправился с докладом к королю, попутно заметив, что вокруг монарха собралось немало придворных сплетников.

Едва ли не с первых дней жизни Генриха Тюдора учили не доверять окружающим. В итоге он приблизил к себе очень немногих из придворных; на взгляд Роберта, это были самые достойные люди. Большинство же стремились получить выгоду для себя и своей семьи. В разговоре с другом король однажды заметил, что лучше быть осторожным, и граф согласился.

Джон де Вер, граф Оксфорд, приятельски кивнул Минтону.

– Сколько человек вы привели с собой? – деловито осведомился он.

– Двадцать всадников, – ответил лорд Лайл. – Вам, де Вер, известно, что поместье мое не самое большое.

– И все же вы сочли нужным приехать, – последовал лаконичный ответ.

– Как и всякий раз, когда король нуждается в помощи, – парировал Роберт.

– Многие изображают преданность, однако… – граф Оксфорд умолк и неопределенно пожал плечами.

Роберт понимающе кивнул. Англия долгие годы жила в состоянии войны, так что некоторые уже не знали, какую из сторон занять. Случалось даже так, что в семье один из сыновей воевал за династию Ланкастеров, а другой – за Йорков.

– Мы обязательно победим Линкольна с его предательской сворой, – пообещал он, чувствуя, что собеседник ожидает поддержки. В смутное время спокойствие и уверенность ценились превыше всего.

Весь следующий день войско Генриха VII двигалось наперерез врагу, однако встреча так и не состоялась. И только утром шестнадцатого июня на подступах к городку Стоук-Филд армии сошлись лицом к лицу. Мятежники заняли выгодную позицию на вершине крутого холма; с трех сторон их защищала река Трент.

Роберт тихо выругался: трудно было представить положение более неудобное. Подъем вверх по склону означал неравный бой и огромные потери. Но вдруг граф Оксфорд воскликнул:

– Пресвятая Дева! Неужто Линкольн сошел с ума?

Воины короля изумленно ахнули: мятежники оставили безопасную позицию на вершине и бросились в долину, навстречу противнику. Жестокая битва продолжалась несколько часов. Числом оппозиционеры превосходили силы короля, однако роялисты были лучше обучены и надежнее вооружены. Каждая из сторон стояла насмерть, а когда ранним вечером битва наконец закончилась, на залитой кровью земле остались лежать четыре тысячи мятежников и только сотня воинов короля.

Генрих VII немедленно распорядился судьбой побежденных. Те из предводителей вражеских сил, кто выжил в бою – а к их чести, таких оказалось немного, – были казнены. Ирландские лорды вместе с вассалами получили помилование и разрешение вернуться на родину. Генрих Тюдор отлично понимал, что таким способом обеспечивает себе поддержку в стране, которой правит. Однако высшее благородство король проявил, сохранив жизнь самозванцу Ламберту Симнелу.

– Он действительно похож на Йорка, – заметил Генрих. – Однако вины его в этом нет. Парня бесстыдно обманули и использовали. Господь рассудил, кто прав, а кто виноват, а потому приму его к себе слугой и отправлю на кухню: пусть крутит над огнем вертел.

Побежденный соперник упал на колени и принялся благодарить победителя за милость. Генрих холодно, натянуто улыбнулся: наказав виновных и простив заблудших, он проявил высшую справедливость, и матушка наверняка одобрит его действия. Впрочем, кое-кто из приближенных решил, что выжившие мятежники отделались слишком легко. Лорд Лайл, как всегда, спорить не стал, но сохранил собственное независимое мнение.

– Останешься со мной, Роб? – спросил король, когда остальные разошлись по палаткам.

– Ты прекрасно без меня обойдешься, Генрих, – ответил лорд Лайл, воспользовавшись правом называть монарха по имени. – А вот Уай-Корт не обойдется, да и жена тоже. Ты правильно выбрал советников. Королева подарила тебе прекрасного сына и наследника – принца Артура. Хотя битва при Босворте, в которой мы два года назад одержали победу, оказалась не окончательной, сегодняшний разгром навсегда утихомирит врагов.

– И все же тени сыновей Эдуарда и впредь не дадут покоя недоброжелателям, – заметил Генрих. – Пока тела мальчиков не будут найдены, надежда их не покинет.

– А ты уверен, что дети действительно убиты? – впервые в жизни уточнил граф.

Генрих пожал плечами.

– Право, не знаю, Роб. Но если Эдуард Йорк и его младший брат Ричард действительно мертвы, видит Бог – моей вины в этом нет. Я этого убийства не заказывал и мама тоже. А Ричард III любил мальчиков так же искренне, как собственного сына.

– Что ж, хочется верить, что ирландский самозванец станет твоим последним испытанием, – подытожил Роберт и перешел на официальный тон: – Ваше величество, позволите ли мне и моим воинам завтра же отправиться домой?

Король вздохнул и спросил прямо:

– Твоя супруга столь же покладиста и сговорчива, сколь красива?

– Да, – подтвердил граф. – Но в то же время умна и по любому вопросу обладает собственным мнением. Мечтает о ребенке, да и мне необходим наследник. Оставаясь здесь, с вами, я сына не получу.

Генрих коротко рассмеялся.

– Это точно. Раз так, можешь уехать уже завтра утром.

– Знайте, милорд, что явлюсь по первому зову, – заверил граф. – Если потребуюсь, только скажите. – Он встал и поклонился.

– Спеши домой, к прелестной жене, в милый сердцу Уай-Корт. Когда-нибудь обязательно приеду, чтобы понять, за какие красоты ты так его любишь.

– Буду рад встретить дорогого гостя, тем более что с моей земли видны холмы Уэльса, – ответил Роберт, хотя понимал, что желание короля вряд ли осуществится. Снова поклонился, повернулся и ушел туда, где стоял лагерем его отряд.

– Завтра утром уезжаем домой, ребята, – объявил он. – Вы храбро сражались, а главное, всем нам посчастливилось отправиться в обратный путь верхом, а не привязанными к седлам.

Воины встретили известие радостными возгласами. В душе все они оставались мирными людьми и были рады вернуться к своим семьям.

Глава 16

Дома графа Лайла ждало страшное известие: день назад его жена пропала. Балия не находила себе места от волнения. Управляющий Уоррел отчаянно сожалел, что не поехал вместе с госпожой осматривать поместье.

– Графиня собиралась навестить жителей дальних домов, милорд, – объяснял он. – Сказала, что не хочет меня беспокоить и отрывать от неотложных дел. Не должно было случиться ничего плохого: расстояние невелико, а она отправилась верхом.

– Но зачем ей понадобилось ехать в дальние дома? – недоумевал граф. – Что за странная выходка? – Возможно, Лучиана не ошиблась, предположив, что попытка вовлечь Луку в заговор имела целью нанести удар ему, Роберту Минтону.

– Госпоже сообщили, что двое детей одного из работников, чья жена умерла, покрылись сыпью, – пояснил управляющий.

– И она захотела принять меры, чтобы зараза не распространилась дальше и не помешала уборке урожая, – добавила Балия.

– И кто же именно сообщил новость? – уточнил граф.

Балия посмотрела на Мали.

– Ты была с госпожой. Кто это был?

– Дочка кузнеца, – без тени сомнения ответила маленькая горничная.

– А кто-нибудь спросил ее, откуда пришло известие? – продолжал терпеливо допытываться граф, а когда все покачали головами, решительно распорядился: – Уоррел, приведите ко мне дочку кузнеца.

– Слава богу, что вы приехали, милорд, – взволнованно заговорила Балия. Глаза ее распухли и покраснели от слез. – Я ужасно испугалась, но не знала, что делать.

– Успокойся, все образуется, – заверил граф, однако сам спокойствия не ощущал. Трудно было предположить, кому и зачем понадобилось украсть графиню. О бандитах в их краю давно не слышали.

Дочка кузнеца выглядела испуганной.

– Я не сделала ничего плохого, милорд, – захныкала она.

– Перестань реветь, – строго приказал лорд Лайл. – Всего лишь хочу узнать, кто велел тебе сообщить госпоже о болезни в дальних домах.

– Он дал мне полпенни, милорд, чтобы летом, когда придет торговец, я купила себе новые яркие ленты, – всхлипывая, ответила девочка.