От этих слов холод расползается у меня в груди. Потому что естественно, конечно же, я хочу этого для него. Именно это и удерживало меня снова и снова. Но дети знают, когда их родители несчастны. Хэймиш заслуживает лучшего, чем детство, испорченное тоской.

— Родители, живущие отдельно лучше, чем живущие вместе, но несчастные, — говорю ей, теперь умоляя. — Ты ведь знаешь, что это правда. Хэймиш умный, очень умный. У него так хорошо развита интуиция. Дети замечают намного больше, чем ты думаешь.

Она прищуривается.

— Что? Из какой книги по саморазвитию ты это украл? Черт побери, Бригс. Только послушай себя. Оправдываешься, как какой-то осел.

— Ты хочешь, чтоб он рос в доме, где отец не любит его мать? Ты этого хочешь? Не думаешь, что он заметит? Он все поймёт.

— Он не узнает, — злобно говорит она. — Перестань придумывать отговорки.

Я встаю на ноги и поднимаю ладони, чувствуя себя беспомощным. Виноватым.

— Я не придумываю отговорки. Лишь говорю правду.

— Пошёл ты со своей правдой, Бригс, — огрызается она.

Снова слышны раскаты грома. Я молюсь, чтоб они заглушили наш спор, надеясь, что Хэймиш все ещё блаженно спит и не знает, что его будущее меняется. Не к худшему, Боже, нет, не к худшему. Просто меняется.

Она подходит к старинной барной тележке и наливает себе стакан виски из графина, словно героиня в фильме Хичкока. Играя роль.

Разве она не видит, как я устал притворяться?

Разве она не устала?

— Хочешь? — спрашивает она почти застенчиво глядя через плечо, держа стакан ухоженными кончиками пальцев. Ее отец подарил нам его и графин в качестве свадебного подарка.

Я качаю головой, пытаясь успокоить сердце.

Она залпом выпивает виски и через секунду оно течёт вниз по ее горлу.

— Как хочешь. Я выпью за тебя.

Она наливает ещё один стакан, изящно держит его и опускается на диван, садясь напротив меня. Скрещивает ноги и, поднимая голову, смотрит на меня, прядь светлых волос падает на лоб. Она снова похоронила все эмоции, притворяется, ведя себя так, словно все в порядке.

— Ты дурак, Бригс. Всегда был. Но я тебя прощаю. Мы все порой совершаем ошибки.

Я тяжело вздыхаю и закрываю глаза. Она не понимает.

— Люди постоянно влюбляются, — продолжает она, выпивая половину стакана и ставя его вниз на стеклянный столик. Звон стекла в комнате такой громкий, что кажется, она все уменьшается и уменьшается. — Это факт. Печальный, печальный факт. Но ты можешь влюбиться снова. Я буду пытаться усерднее. Действительно постараюсь. Я сделаю все, чтобы заставить тебя остаться. Ты это знаешь. Ты знаешь, какой я могу быть. Если у меня что-то есть, я это не отпущу. Я борюсь. И оставляю у себя то, что принадлежит мне.

Я это знаю. Вот почему я должен сказать ей правду. Ужасную правду. Потому что лишь тогда она поймёт. Лишь тогда увидит, что я имею в виду.

Хотел бы я, что б мне не пришлось говорить это.

— Мне очень жаль, — шепчу я.

— Я прощаю тебя, — она допивает остатки своего напитка, вытирая губы без помады, которую не успела накрасить, тыльной стороной ладони.

— Мне очень жаль, — снова говорю я, чувствуя, как на глазах появляются слезы. Резко качаю головой, — правда в том...я люблю другую. Я влюбился в другую.

Вот так.

Правда обрушивается.

Опускаясь на неё как кирпичи.

Она дёргает головой назад, словно от удара. Глаза в недоумении расширяются. Страх. Злость.

— Что?! — вскрикивает она. Смотрит на меня, ярость медленно нарастает, пока не выходит наружу. — Кто это? Кто это! Скажи мне, твою мать, кто это?!

— Это не имеет значения, — говорю я, но она вскакивает на ноги, насмешливо глядя на меня. Лицо красное и перекошено. Не в силах больше притворяться.

— Скажи мне! — кричит она, держась за голову и оскалив зубы, глаза дикие. — Скажи мне! Я её знаю? Сьюзен? Кэрол!?

— Ты ее не знаешь, Миранда. Просто так вышло, что я...

— Пошёл ты! — снова кричит она.

— Пожалуйста. Хэймиш спит.

— Ой, отвали! — она ударяет кулаками меня в грудь и отталкивает назад. — Пошёл к черту за то, что делаешь из меня идиотку. Кто она, какая-то молоденькая девка? Она заставила тебя сделать это? Ха, она исправила твою проблему?

— Я никогда не спал с ней, — быстро говорю ей.

— Бред! — кричит она. — Чертово враньё, Бригс. Бригс, ты не можешь говорить серьезно. Ты влюблён в кого-то другого, — качает головой, разговаривая сама с собой, — ты, из всех людей. Профессор. Тихий мистер МакГрегор. Нет. Не могу в это поверить. Я не могу, твою мать, поверить в это.

— Знаю, это тяжело слышать.

Удар.

Она отвешивает мне пощёчину.

Снова.

И снова.

Сначала одна сторона, потому другая, и я поворачиваю щеку, потому что знаю, я это заслужил. Я знал, что так будет, и если бы она не отреагировала вот так, я бы действительно не узнал женщину, на которой женился.

— Ты ублюдок! Мудак! — она снова отталкивает меня и бежит через комнату к бару. Поднимает графин с виски и пьёт прямо из него, затем наклоняется от кашля, выплевывая напиток.

— Миранда, пожалуйста.

— Ты отвратителен! — кричит она, когда восстанавливает дыхание. — Ничтожный гаденыш! Ты спал с другой женщиной. Ты...

— Я этого не делал! — кричу я, руки летят в стороны. — Я никогда не спал с ней, пожалуйста, поверь в это.

— Даже если бы я поверила тебе, думаешь, это тебе что-то даст? — Она практически выплёвывает слова. — Любовь это выбор, Бригс, и ты его сделал. Ты выбрал не любить меня, ты выбрал любить ее, какую-то чёртову шлюху. Какую-то пустышку. Ты выбрал разрушить наши гребаные жизни! — С последним словом она поднимает графин с виски и швыряет его в меня. Я уворачиваюсь как раз вовремя, и он ударяется о шкафчик позади меня, разбиваясь на миллионы осколков.

— Мамочка? — всхлипывает Хэймиш, стоя в дверном проёме и потирая глаза.

Твою мать!

Я оборачиваюсь, пытаясь улыбнуться.

— Мамочка в порядке, — говорю ему. — Иди обратно в кровать, приятель.

— На улице буря? — спрашивает он, идя к разбитому стеклу.

— Хэймиш! — кричу я, протягивая руки, чтобы остановить его. Он останавливается, не дойдя до стекла, моргая на меня. Я никогда раньше не повышал при нем голос. Но прежде чем я могу дотянуться до него, Миранда бежит через комнату и хватает его за руку.

— Давай, малыш. Мы уходим, мы уходим, — говорит она, выводя его из гостиной в прихожую.

Я бегу за ними и вижу, как Миранда хватает ключи от своей машины и пальто. Хэймиш уже плачет, и она берет его на руки.

— Что ты делаешь? — кричу я, несясь за ней.

Она быстро выбегает на улицу под дождь, и я прямо за ней, мои голые ступни погружаются в холодную грязь, и я практически поскальзываюсь, пока она бежит к седану.

Она несерьёзно. Она не может так поступить.

Я хватаю ее за руку, когда она кладёт Хэймиша на переднее сиденье и закрывает дверь. Там нет детского кресла - оно в доме, домработница чистила его, после того, как днём Хэймиш пролил на него молоко.

— Ты не можешь забрать его! — кричу я сквозь ветер и дождь.

— Отпусти меня! — визжит она, пытаясь вырваться. — Я забираю его у тебя, ты, ублюдок.

— Нет, послушай меня! — Сильнее хватаю ее руку. Хэймиш рыдает в машине, дождь скользит по стеклу. — Ты не думаешь. Ты выпила. Сейчас гребаная гроза, и тебе нужно его автокресло. Просто послушай меня!

— Если ты не отпустишь меня, — закипает она, — я расскажу всем, что ты бьешь меня, и ты никогда снова не увидишь сына. — Она прижимается ближе ко мне, пытаясь доказать свою позицию, и мои пальцы автоматически впиваются в мягкую кожу. — Ты можешь получить свой развод, Бригс. Но ты не можешь забрать его.

— Миранда, пожалуйста. Позволь мне взять автокресло. Знаю, ты злишься, но, пожалуйста, позволь сделать это! Просто позволь мне сделать это. — Мы оба промокли до нитки, и мои ноги медленно утопают в грязи. Я словно погребён под собственным отчаянием. — Пожалуйста, хорошо? Пожалуйста.

Она смотрит на меня, такая пугающая, такая разъярённая. Затем кивает, дождь стекает вниз по ее лицу.

У меня нет плана. Но знаю, я не позволю ей уехать отсюда, не в истерике и не в такую погоду. Я смотрю вниз, как плачет Хэймиш, его лицо розовое в тусклом свете, практически закрытое дождём.

— Дай мне секунду, — говорю я ему. — Папочка сейчас вернётся.

Я поворачиваюсь и бегу к дому, задаваясь вопросом, следует ли мне вызвать полицию, если она не успокоится к тому времени, как я возьму кресло. Если...

Звук открывающейся двери машины.

Я останавливаюсь и резко оборачиваюсь.

Она забирается на своё сиденье, хлопая дверью.

— Нет! — кричу я. Пытаюсь бежать, но поскальзываюсь, падая на землю. Грязь разлетается вокруг. — Миранда, подожди!

Как только я поднимаюсь, машина начинает двигаться, но я не ощущаю ни холода, ни дождя, не слышу ветер или двигатель, я просто чувствую страх. Чистый, нефильтрованный, первозданный ужас.

Передние колёса несколько секунд злобно прокручиваются, прежде чем машина разворачивается на подъездной дорожке.

Я начинаю бежать за ней.

Добегаю до машины и хлопаю руками по капоту, глядя на лицо сквозь двигающиеся щётки стеклоочистителя. Ее лицо. Ее унижение. Ее паника. Ее позор.

Его лицо. Расстроенное. Смущенное. Безупречный союз нас двоих. Идеальный маленький мальчик.