Ей показалось, что серебристый шарик, который она повесила слева, не на месте, и она перевесила его в центр. В общем бомбоубежище ей наверняка пришлось бы снова пережить унижение, уже выпадавшее на ее долю. К примеру, в лавке мистера Ниббса. Вряд ли Мириам и Хетти ей обрадуются, так что лучше уж быть совсем одной, чем ощущать вокруг себя враждебно настроенных людей.

— Будем по-прежнему отсиживаться в своей норе, Гектор, — сказала она, украшая елку мишурой. — Дай Бог, чтобы мой малыш не захотел родиться во время налета.

В канун Рождества, возвращаясь домой из новой бакалейной лавки в Льюишеме, Кейт увидела, что впереди нее идут Керри и Кристина. Они увлеченно разговаривали, и временами до Кейт доносились обрывки фраз и знакомый заразительный смех.

Обида и зависть пронзили Кейт словно острый нож. Керри, конечно, все еще беспокоилась о Дэнни, но у нее были родственники и друзья, способные утешить и составить компанию, что пусть и на короткое время, но отвлекало от тягостных мыслей.

Кейт замедлила шаг: она очень устала, простояв за недельным пайком в двух очередях — в бакалейной и мясной лавках. У нее болела спина, а ребенок в чреве казался тяжелее свинца. Холод сковывал ее с головы до ног, проникая под расстегнутое старенькое пальтишко. Купонов на покупку зимнего пальто ей не хватило, и пришлось пойти на хитрость — расстегивать пуговицы на животе, чтобы влезать в то, которое она носила. В первые месяцы беременности этот фокус еще проходил, но теперь застегнуть пальто уже не удавалось. Толстый вязаный шарф тоже не спасал от холода.

Расстояние между нею и девушками увеличилось. Подружки свернули с Главной улицы на Магнолия-Хилл, и Кейт почувствовала, что выбивается из сил. Она не только едва передвигала ноги от усталости, но и насквозь продрогла. Вот такой ей выдался сочельник! По сравнению с ним прошлогоднее Рождество могло показаться райским, хотя оно и совпало с началом войны. По крайней мере отец еще находился дома и Тоби был жив.

Повалил мокрый снег. Кейт вскоре почувствовала, как сырость проникает под шарф. Гектор жалостливо посмотрел на хозяйку, не понимая, почему она не спешит укрыться от непогоды. По его разумению, им следовало мчаться домой.

— Извини, Гектор, — угадала его мысли Кейт и переложила корзинку в другую руку. — Но мне не догнать Керри и Кристину. Я устала, у меня ноет спина.

Щурясь от пронзительного ветра, немилосердно хлеставшего снежной крупой по лицу, она свернула на Магнолия-Хилл и едва не столкнулась с малознакомой женщиной. Кейт все же успела уступить ей дорогу и, виновато улыбнувшись, сказала:

— Простите, пожалуйста! Скверная, однако, сегодня погодка, не правда ли? Веселого вам Рождества!

Женщина остановилась и, смерив Кейт недобрым взглядом, процедила:

— Я не разговариваю с немцами! И могу пожелать тебе лишь самого убогого Рождества!

От нежданной обиды у Кейт помутилось в глазах. Она родилась на площади Магнолий, все ее предки по материнской линии были уроженцами южной части Лондона. Почему соседи относятся к ней так, словно она германская шпионка? Она даже не была в Германии! И знала по-немецки всего несколько фраз, те, которые слышала от отца.

Женщина пошла своей дорогой к Льюишему, цокая каблуками по мостовой.

Кейт с трудом подавила желание догнать ее и, схватив за грудки, научить уму-разуму. Но опыт подсказывал ей, что это бесполезно, к тому же Гектор скулил, поджав хвост, а малыш напоминал о себе чувствительными толчками.

— Пошли, Гектор! — смирилась Кейт. — Скоро мы будем дома, обсохнем, разожжем в честь праздника камин, а грустные мысли и заботы оставим на другой день.

Она повернулась на площадь и тотчас заметила моряка. Вообще-то в появлении военных моряков или матросов торгового флота в этом районе, прилегающем к реке, докам и Гринвичскому военно-морскому училищу, не было ничего необычного. Очень часто, с вещевыми мешками за спиной, они попадались Кейт на глаза то тут, то там. Значительно реже она встречала здесь раненых, а молодой человек, которого она заметила на садовой дорожке Дженнингсов, опирался на костыль. Но самым, пожалуй, удивительным для этих мест было то, что у моряка оказался смуглый цвет кожи.

Кейт молила Бога, чтобы дверь моряку открыла не Керри. Расстояние, отделявшее ее от порога дома Дженнингсов, было слишком мало, чтобы человек, открывший дверь, мог притвориться, что не заметил ее. А получить от Керри плевок в лицо в сочельник Кейт совершенно не хотелось, она бы не перенесла такой обиды.

Когда в дверях возникла грузная фигура Мириам, Кейт облегченно вздохнула. На лице женщины обозначилось удивление, она явно не ожидала такого посетителя.

— Нет, вы ошиблись! — донесся до Кейт негодующий голос. — Не знаю, кто вам дал такие сведения, но вас ввели в заблуждение. Это какое-то недоразумение! Прощайте, молодой человек!

И не успел моряк, обремененный вещевым мешком и костылем, отступить и повернуться, как дверь захлопнулась.

Он вернулся к калитке как раз в тот момент, когда с ней поравнялась Кейт.

— Извините, — сказал он низким мелодичным голосом, — мне сказали, что миссис Дженнингс берет квартирантов. Но оказалось, что это ошибка. Вы не знаете, случайно, кто еще может взять жильца?

В облике моряка ничто не намекало на то, что он удручен. Ни костыль, ни скверная погода, ни отсутствие крыши над головой не лишили его любезных манер и улыбки на открытом лице. Впрочем, озабоченно нахмуренные брови молодого человека свидетельствовали, что сейчас ему не до смеха. И, учитывая приближение вечера, Кейт могла его понять.

Она с сожалением покачала головой:

— Нет. Говорили, что все домовладельцы должны представить в комендатуру сведения о наличии у них свободных комнат — для размещения тех, кто лишился жилья. Но пока дело дальше слухов не пошло. Могу вам только посочувствовать.

Моряк философски пожал плечами:

— Не беда, как-нибудь устроюсь! Жаль, что крупа никак не сменится нормальным снегом! Стало бы уютней.

— Это верно, — согласилась Кейт, несколько повеселев. — Кстати, по-моему, одно время жильцов принимала у себя миссис Коллинз. Они с мужем живут в доме номер тридцать шесть, на другой стороне площади.

Моряк широко улыбнулся, сверкнув белыми зубами, поправил вещевой мешок и поблагодарил ее:

— Спасибо! Попытаю счастья там. Счастливо!

— Желаю удачи!

Он направился по указанному адресу, а у Кейт на душе стало значительно легче, чем еще пять минут назад. Не перевелись еще добрые люди! Вряд ли этот молодой человек, сумевший своим добродушием поднять ей настроение, обошелся бы с ней иначе, узнав, что ее отец — немец. Он явно был лишен предрассудков.

Моряк замедлил шаг и, слегка повернув голову, крикнул:

— Веселого вам Рождества!

Впервые за долгое время губы Кейт растянулись в искренней улыбке.

— Веселого Рождества! — отозвалась она, позабыв, что озябла и промокла.

Будь сейчас дома отец, подумала она, возобновляя путь, можно было бы пригласить моряка поселиться у них. Но при сложившихся обстоятельствах это исключалось. Чтобы испортить ее репутацию, хватило внебрачной беременности, а если еще пустить в дом темнокожего моряка, на нее вообще станут смотреть как на портовую шлюху.

Кейт перевесила корзинку на другую руку и постаралась плотнее запахнуть пальто. Ее давно перестало волновать, что о ней думают соседи и бывшие подруги, но нужно было учитывать, каково придется ее будущему ребенку. С него и без того хватит обид и оскорблений.

До ее калитки оставалось еще несколько шагов, когда из-за поворота вышли Лия Зингер и мисс Хеллиуэлл. До Кейт донеслись слова гадалки:

— Я заявила ему, что если он ищет жилье на площади Магнолий, то пусть обратится к своему квартирмейстеру и получит у него точный адрес.

Сказано это было с не меньшим негодованием, чем тирада, произнесенная чуть ранее Мириам.

— Честно говоря, я не понимаю, как мог квартирмейстер дать чернокожему направление на нашу площадь! Отправил бы его куда-нибудь поближе к порту и докам — там полно таких, как он.

— Наверняка так и придется сделать, — сказала Лия. — Представляешь, что подумают мужья, сражающиеся на войне, когда узнают, что в их отсутствие в доме поселился негр! Нет уж, пусть поищет дураков в другом месте!

Обе женщины заметили Кейт, но не подали виду.

— А разговаривает он совсем не как негр, — заметила мисс Хеллиуэлл, миновав калитку Кейт. — У него прекрасное произношение. Я бы сказала, он говорит почти как сэр Ричард Гринвилл.

— А кто это такой? — спросила, отворачиваясь от Кейт, Лия.

Кейт, замешкавшаяся возле калитки, вспомнила ту счастливую пору, когда она заходила к Джениингсам как к себе домой и Лия спешила ей навстречу, на ходу отряхивая муку с ладоней и предлагая отведать ее бубликов и блинов.

— Это прославленный капитан судна «Реванш», в одиночку сражавшийся с испанским флотом! — Голос мисс Хеллиуэлл зазвенел от переполняющего ее восторга, как всегда с ней случалось, когда она говорила о милых ее сердцу усопших. — Альфред Теннисон написал о нем чудесное стихотворение. Я вступала с ним недавно в контакт, в надежде получить от него советы для мистера Черчилля.

Кейт не слышала, что ответила Лия: покраснев от унижения, она уже поднималась по ступенькам на крыльцо.

Молодой моряк, о котором они судачили, совсем недавно был ранен в бою. А Лия и мисс Хеллиуэлл говорили о нем так, словно он был чужак, а не защитник Великобритании. Как они посмели утверждать, что никто не сдаст ему комнату на площади Магнолий! Они отнеслись к нему так же, как и к ней.

Возле входной двери Кейт остановилась и обернулась на площадь, не обращая внимания на то, что Гектор рвется домой. Сумерки быстро сгущались, но все же ей удалось разглядеть Лию и мисс Хеллиуэлл, продолжающих оживленно сплетничать, и моряка на костыле. Он возвращался от калитки Хетти, удрученный очередным отказом. Об этом легко было догадаться, глядя на его поникшие плечи. Моряк неуклюже поправил котомку за спиной и, опираясь на костыль, пошел к нижней части площади.