Гармаш мгновенно сделал стойку. Обаятельно заулыбался. От уха до уха. Он так и не оставил свою детскую мечту, жениться на богатой иностранке. Уехать за границу и вести там буржуазный образ жизни.

— У тебя есть шанс. Ты по-французски волочешь?

Катя и Машенька незаметно для Гармаша переглянулись, подмигнули друг другу. Катя мгновенно сделала холодное надменное очень неприступное лицо. И вправду, стала похожей на иностранку.

Гармаш неловко потоптался на месте, озабоченно вздохнул. Шагин решительно взял его под руку и повел к своей даче.

— Валерик! Дело есть. На сто тыщ! — азартным шепотом затараторил Гармаш, как только они отошли на несколько шагов от девушек.

Гармаш все свои махинации оценивал в «сто тыщ» долларов. Никогда ни одна из его авантюр не стоила и сотни. Большинство знакомых в литературной тусовке Дома литераторов его сторонилось. Лишь немногие снисходительно улыбались, выслушивая очередную завиральную идею в «сто тыщ» и одобрительно кивали:

— Флаг тебе в руки!

В этот раз идея Гармаша на «сто тыщ» состояла в следующем.

Шагин должен в темпе, за две-три недели написать и успеть напечатать автобиографию какой-то эстрадной звездочки. Как только Гармаш выпалил, что информация от нее «Это супербомба!», и, что «Вся Москва встанет на уши!», Шагин перестал слушать.

Отвернулся и стал смотреть вслед уходящим по улице к лесу Машеньке и Кате. Они, перебивая друг друга, одновременно говорили и, не переставая, смеялись.

От молодости, от здоровья, просто от хорошей погоды.

Гармаш продолжал бормотать что-то про дикое везение, про уникальную возможность «срубить бабок», про сорок процентов, полагающихся ему, если Шагин не будет дураком и не откажется от удачи, плывущей прямо в руки.

Шагин слушал одним ухом. Расслышал только имя той самой звездочки из шоу бизнеса, от которой исходило столь заманчивое предложение. «Ассоль!»

«Ассоль! Что-то Машенька о ней говорила. Идеал и все такое».

Если бы Шагин слушал Гармаша хоть чуть внимательнее, он был бы более подготовлен к последующим неординарным событиям.

Оповещен, значит вооружен.

Но ему было не до того. Он смотрел вслед уходящей Машеньки и ждал только одного. Чтоб она обернулась и помахала ему ручкой. Если б она этого не сделала, Шагин побежал бы вслед, догнал и, тревожно заглянув в глаза, спросил:

— В чем дело? Что случилось? У нас все по-прежнему?

Машенька не подвела. Прежде чем свернуть к лесу, она не оборачиваясь, заранее уверенная, что Шагин смотрит вслед, подняла над головой руку и помахала ему.

Так и должно быть. Только так.


Все хорошее случается внезапно. Аксиома. Кстати, плохое тоже обычно сваливается как кирпич с крыши. С Шагиным иначе никогда и не происходило.

Утром в Москве на Валеру Шагина свалилось второе неординарное событие того лета. Вернее, ввинтилось в ухо зловредным телефонным звонком.

В трубке прожурчал поначалу нежный девичий голос:

— Валерий Иванович? Вас беспокоит певица Ассоль. Я не оторвала вас ни от каких важных дел?

«Та-ак! Очередной дебильный розыгрыш!» — быстро пронеслось в еще не проснувшейся голове Шагина.

Его постоянно кто-нибудь из друзей-приятелей разыгрывал. Просили своих девиц позвонить и завязать с ним телефонный роман. Секс по телефону. Кретинизм. Шагин терпеть не мог эти дебильные шуточки.

Ассоль, Ассоль! Помнится, Машенька что-то рассказывала о ней. Правда, Шагин тогда почти не слушал. Он любовался самой Машенькой. Какое ему дело до какой-то там Ассоль.

Со слов Машеньки, Ассоль была одной без самых популярных певиц в шоу бизнесе. Третье место на конкурсе Евровидения, сольные концерты, клипы по ТВ, толпы дебильных фанаток и все такое. Ходили какие-то сплетни, будто всеми успехами она обязана исключительно деньгам отца, металлургического магната, но Машенька уверяла Шагина, что это не так.

Сам Шагин лишь однажды совершенно случайно видел и слушал ее на концерте в Доме кинематографистов. Издали, из последнего ряда. Потому никакого определенного отношения к этой самой «Ассоль» у него было.

— Послушайте, девушка! Ваше безграничное чувство юмора хромает на все четыре лапы сразу, у меня с утра всегда болит голова, и мне не хотелось бы.… Кстати, как вас? Сольвейг?

— Не знаю никакой Соль-фиг! — вдруг зло отозвался девичий голос в трубке.

Шагин даже вздрогнул от неожиданности.

— Я певица Ассоль! Вы что, совсем ящик не смотрите?

— У меня, его нет, — соврал Шагин, поскольку именно в этот момент краем глаза смотрел утренний выпуск новостей.

— Ладно вам! У меня вполне деловое предложение.

— Вполне деловое, это как? — кашлянув, поинтересовался Валера.

— Объясню на месте, при встрече. У меня жесткое условие. Вы должны на нашу встречу явится в темных очках.

Она так и сказала, «жесткое». Как будто могло быть еще и «мягкое».

— Зачем?

— Так надо! — отрезала звездочка шоу бизнеса.

— Понимаю, что надо. Но зачем? — усмехнулся Валера.

— Потом поймете.

— У меня нет темных очков, — решительно заявил Шагин. — Без них никак?

— Достаньте! Я перезвоню! Дело очень срочное. И очень серьезное!

В трубке послышались частые гудки.

«Только детективных историй мне не хватало!» — подумал Шагин.

По своей интеллигентской привычке он почему-то сразу не отказал этой юной наглой звезде отечественной эстрады. Хотя, если бы прислушался к своей интуиции, послал бы эту Ассоль куда подальше. Но в то, что ему эксклюзивно звонила именно певица Ассоль, не какая-то очередная девица от приятелей, он почему-то поверил сразу. Окончательно и бесповоротно.

Кроме того, захотелось одним глазом взглянуть на «недостижимый идеал» Машеньки Чистовской.

Положив трубку, Шагин поймал себя на мысли. Даже разговаривая по телефону с эстрадной дивой, он параллельно думал о Машеньке.

«Совсем худо дело».


В самом поселке и на его окраинах есть много уютных мест, где можно укрыться от беспощадных любопытных глаз и назойливых встреч. Молодежь поселка, естественно, давно уже освоила все эти укромные местечки.

На окраине поселка на столетнем дубе, там, могучий ствол разделялся на три неравных ответвления, местные любители охоты оборудовали площадку. Из досок и листов толстой фанеры соорудили нечто вроде смотровой будки. С слегка покатым полом и скамеечками из деревянных ящиков. Кто-то даже приволок старый ватный матрас и раскладной алюминиевый столик.

Чуть ли не каждую неделю, как только на поселок опускались сумерки, со стороны опушки неслись подлые ружейные хлопки. Цивилизованные дачники тешили свои пещерные инстинкты. Прямо на поляне в упор расстреливали кабанов, вышедших из леса, полакомиться молодой картошкой. Ружейные хлопки и визги раненых животных не давали уснуть всему населению поселка.

— Влезем? — кивнув на могучий корявый стол, спросила Машенька.

— Легко! — ответил Шагин.

На секунду замешкались. Валера хотел, было по привычке пропустить Машеньку вперед, но тут же сообразил. Глазеть на нее снизу вверх будет не совсем прилично, хоть она и в джинсах.

Шагин полез первым. Подниматься оказалось легко и просто. Скобы, вбитые предусмотрительными губителями животного мира, делали подъем пустяковым занятием. Шагин даже пару раз останавливался и галантно протягивал Маше руку.

На площадке оказалось на удивление просторно и как-то очень комфортно. Сквозь густые дубовые ветви часть поселка, поляна перед лесом и сама опушка леса, как на ладони. Почему-то не верилось, что с наступлением сумерек отсюда во все стороны вспышками и хлопками разноситься смерть.

Шагин ненавидел охоту. С детства. Еще мальчиком как-то отец взял его с собой. Подстрелил тогда отец всего одну утку. Вернее, подранил. На всю жизнь запомнил Шагин тот страх, ужас и боль, которые успел разглядеть в глазах той несчастной утки. Нет, он не ошибался тогда, это не было детской фантазией. Он вполне отчетливо разглядел тогда в глазах несчастной пернатой — боль, страх, ужас!

— Она же живая-а! Ей больно-о!!! — хотел заорать тогда во все горло.

С того момента, как отрезало. Шагин возненавидел охоту во всех ее проявлениях. Даже рассказы Тургенева и главы Толстого, посвященные охоте, не читал. Не любил даже разговаривать об этом.

Шагин с Машенькой сидели на дубу в довольно неудобных и нелепых позах. Напротив друг друга. Слегка касаясь, друг друга коленками. Машеньку это только забавляло. Шагин почему-то нервничал.

Ему невольно вспомнился эпизод из Марка Твена, когда Том Сойер с Бекки Тетчер заблудились в пещере.

«Впадаю в детство!» — весело подумал он.

— Покурим? — улыбнулась Маша.

— Трубку дома оставил.

— Могу угостить сигаретой, — опять улыбнулась Маша.

Она постоянно улыбалась. Шагин мог поклясться на чем угодно, хоть на Библии, хоть на Уголовном кодексе, по утрам, едва раскрыв глаза, она уже улыбалась. Недаром в школе ей единогласно, причем тайным голосованием, одноклассники присудили сразу два звания: «Мисс Обаяние» и «Мисс Доброжелательность».

Это дорогого стоит. Подобную оценку за баксы не купишь.

Маша достала какую-то экзотическую пачку. Длинные сигаретки, набитые черным табаком. На вкус горькая полынь и ничего больше. Впрочем, Машенька совсем не затягивалась, пускала кольца. Пыталась пускать.

Шагин же затянулся, поперхнулся, закашлялся. Машенька засмеялась.

— Трубка вам больше к лицу. А запах вашего табака… полный отпад! Однажды на улице одного бородатого увидела, трубкой дымил, как вы. Я как учуяла запах вашего табака, чуть за ним не поплелась собачонкой.

— Опрометчиво с твоей стороны.

— Ладно вам! Я удержалась.