– Он умер этой зимой, – прошептала она.

Было так ужасно видеть, как легкие отца мучительно борются за каждый вздох, а глаза зажмурены от боли. Он протянул два дня, не более того. Недостаточно долго, чтобы попрощаться с ними надлежащим образом, но достаточно долго, чтобы взять с нее обещание, парализовывавшее ее при одном воспоминании. «Позаботься о своей матери и сестре, Кэролайн», – были его предсмертные слова, и ей ничего не оставалось, кроме как заверить его, что она постарается.

Но как она сможет позаботиться о семье, если он оставил им так мало денег?

– Он всегда говорил, что я могу добиться всего, чего пожелаю, – добавила Кэролайн, обращаясь скорее к своим промокшим ботинкам, чем к собеседнику.

– Должно быть, твой отец был о тебе очень высокого мнения, раз поощрял подобные мысли и приложил столько усилий, чтобы обучить тебя плавать, – заметил Дэвид после долгой паузы.

Кэролайн вскинула на него удивленный взгляд. С тех пор как умер отец, лейтенант был первым взрослым, который отнесся к ее словам с вниманием. Мама была слишком погружена в свое горе, закрывшись в доме и отказываясь принимать посетителей, которые приходили, чтобы выразить соболезнования.

– Ну, – сказала она, довольная, что новый знакомый не посмеялся над ней, – вам повезло, что он сделал это, иначе вы бы уже кормили рыб на дне.

Уголок его рта насмешливо приподнялся.

– Ты всегда говоришь что думаешь?

– Нет. – Кэролайн подавила усмешку, когда он недоверчиво выгнул бровь. – Ну, иногда, – признала она, стараясь не сболтнуть лишнего. – Мама называет это моей прискорбной привычкой. Хотя, если говорить о привычках, не думаю, что эта такая уж плохая. Не то что грызть ногти или витать в мечтах в церкви, как это делает моя сестра Пенелопа. – Кэролайн запнулась, чтобы перевести дыхание, и впервые уловила запах виски в ветерке.

Ее посетила ужасная мысль.

– Вы что… пьяны?

Его губы сложились в угрюмую линию.

– Боюсь, что недостаточно.

Это саркастическое замечание заполнило пробелы в ее понимании, как песок щели между дорожными плитами. Неудивительно, что он чуть не утонул. И что его вывернуло наизнанку, словно он объелся незрелых яблок. Ей вдруг пришло в голову, что единственный мужчина, похваливший ее способности к плаванию, кроме папы, оказался пьяницей, который, возможно, не способен отличить собственный локоть от колена.

Идиот. Это было слово, которое не разрешалось употреблять в приличном обществе, особенно в разговоре со взрослыми. Жаль, оно так подходит к ситуации. Умный человек никогда бы не сунулся в воду на этом участке берега.

Кэролайн скрестила руки.

– Вам не следовало плавать в нетрезвом состоянии, – заявила она. – И вообще, папа учил меня, что нельзя плавать в одиночку.

Лейтенант склонил голову набок, окинув ее беглым взглядом.

– В таком случае мне действительно повезло, что ты оказалась поблизости. Наверное, как истинный джентльмен, я должен проводить тебя домой и объяснить твоим родителям, почему у тебя такой растерзанный вид.

Кэролайн посмотрела на свое платье, потемневшее от воды. Он собирается поговорить с ее матерью? По ее коже скользнул озноб, охладив сильнее, чем студеные воды пролива.

Так она и знала. Надо было позволить ему утонуть.

– Но я, пожалуй, не стану.

Глаза Кэролайн удивленно расширились.

– Потому что вы не джентльмен?

– Именно так, малышка. – Он одарил ее странным взглядом. – Полагаю, в будущем тебе лучше избегать таких, как я. Но есть еще одна причина, почему нам лучше сохранить случившееся в тайне. Меня спасла девчонка, которая плавает лучше меня. Моя репутация не вынесет такого позора.

Кэролайн захлестнуло облегчение. Она кивнула, более чем готовая согласиться с его условиями и поверить в его объяснение. Сохранить случившееся в тайне означало, что ее репутация тоже не пострадает.

Возможно, он не такой уж идиот.

– Я никому не скажу, – пообещала она, перекрестившись со всей серьезностью.

И она не сказала. Спустя несколько часов, после того как лейтенант исчез на тропинке, которая вела в Брайтон, а она выслушала нотацию от мамы и насмешки от Пенелопы, Кэролайн продолжала хранить подробности их встречи – и как случилось, что она промокла насквозь, – надежно запертыми в памяти.

И прежде чем погрузиться в сон, она решила, что, если когда-нибудь превратится в глупую гусыню, способную терять голову из-за представителей противоположного пола, лейтенант Дэвид Кэмерон, возможно – всего лишь возможно, – один из молодых людей, которые этого стоят.

Глава 1

Брайтон, июль 1842 года


Кэролайн Толбертсон знала, что никогда не забудет свой первый поцелуй… даже если очень захочет.

И дело было не в механической стороне этого действа. Она почти ожидала, что первый поцелуй доставит некоторые неудобства вроде столкновения носов и клацанья зубов. Технику можно изучить и отработать, а к своим двадцати трем годам Кэролайн освоила гораздо более сложные задачи. Нет, проблема заключалась не в исполнении поцелуя. Последствие – вот что оказалось невыносимым.

И это последствие направлялось прямиком к ней.

Кэролайн замерла, прислушиваясь не к крикам чаек или голосам людей на набережной, а к резким звукам смеха Брэндана. И вместе с ними на нее нахлынули воспоминания о поцелуе, который она так старалась забыть, во всех его постыдных деталях.

С ощущением неловкости, когда их губы разделились. С выражением веселья на лице мистера Дермота. С праздной публикой из Лондона, которая перешептывалась за ее спиной на следующий день, прикрыв рты ладонями.

«Это было словно поцелуй с парнем», – сообщил им Дермот. Такое сравнение совсем не льстило Кэролайн.

И теперь она в панике наблюдала, как Дермот приближается к ней. Ветерок с океана не содержал даже намека на свежесть, чтобы осушить пот, выступивший у нее под мышками. Типичный представитель светского общества, которое съезжалось в Брайтон каждый июнь, Брэндан Дермот придавал большое значение одежде. Клетчатый жилет и пышный галстук, что были на нем сегодня, выдавали щеголя, у которого больше денег, чем здравого смысла. Его губы были растянуты в улыбку, способную ослепить ничего не подозревающую девушку своим сиянием.

Как обычно, на локте этого образчика мужчины висела жеманная девица, облаченная в белое летнее платье. Кэролайн не узнала девушку, но знала ей подобных. Спутница Дермота являла собой картинку из модного журнала, с желтым зонтиком в затянутой в перчатку руке.

– Добрый день, Кэролайн, – лениво протянул Дермот, когда они остановились перед ней. Ему пришлось смотреть на нее снизу вверх, чтобы поймать ее взгляд. – У вас такой цветущий вид.

Кэролайн порылась в памяти. Неужели она позволила этому типу обращаться к ней по имени? Или он решил, что имеет на это право, учитывая обстоятельства их той злополучной встречи?

– Мистер Дермот, – процедила она сквозь зубы.

Он улыбнулся своей миниатюрной спутнице, словно та была оранжерейным цветком, готовым, чтобы его сорвали.

– Мисс Бакстер, позвольте представить вам мисс Кэролайн Толбертсон. Мисс Джулиана Бакстер – дочь виконта Эйвери, прибывшая из Лондона.

Кэролайн взглянула на хорошенькую девушку, цеплявшуюся за его локоть, ощутив прилив желчи. Какое ей дело, с кем прогуливается Дермот? Он ей даже не нравится.

Но ради бога! Прошло всего две недели, как он поцеловал ее, причем без всякого поощрения с ее стороны, в конце набережной.

Вначале она не понимала, зачем это ему понадобилось. Дермот был красив и популярен, тогда как она если и выделялась из толпы, то плоской, как доска, грудью. И только позже до нее дошли слухи о пари, которое стояло за ее унижением, устроенным Дермотом скорее всего с единственной целью – развеять скуку.

Что касалось ее собственных мотивов, то Кэролайн знала, почему поцеловала Дермота, невзирая на тот факт, что целоваться с мужчиной, который не объявил о своих намерениях, было плохой идеей. Она предпочла бы, чтобы за ее опрометчивым поступком стояла более веская причина. Но она поцеловала Дермота не из логических соображений, таких как, например, тот факт, что его семья была достаточно состоятельной, чтобы владеть летней резиденцией в Брайтоне и домом в Белгравии, престижном лондонском районе. Нет, она сделала это по гораздо более сомнительной причине.

Ей было любопытно.

Мысль о первом поцелуе засела в ее мечтах с того момента, как в двенадцать лет она впервые представила, как поцелует, когда станет взрослой, белокурого офицера, чуть не утонувшего во время прилива. Брошюра, обнаруженная ее сестрой Пенелопой среди заплесневевших книг отца, оказалась шокирующе откровенной в физическом отношении, но там не было ни слова о чувствах и эмоциях. И поэтому, дожив до двадцати трех лет без каких-либо знаков внимания со стороны представителей противоположного пола, не говоря уже о поцелуях, Кэролайн не была склонна смотреть дареной лошади… точнее, мужчине – в зубы.

Что ж, больше она не совершит подобной ошибки. У нее нет ни малейшего намерения – и желания – повторять неудачный опыт.

Кэролайн задержала взгляд на спутнице Дермота, пытаясь определить, какое место она занимает в иерархии этой крохотной девицы. Наверное, где-нибудь ниже ее трехдюймовых каблучков. Новая знакомая Дермота выглядела свежей, нарядной и очень хорошенькой. Из-под модной шляпки виднелись локоны прелестного рыжеватого оттенка. С тонкими чертами, деликатной бледностью и невысоким ростом, мисс Бакстер являла собой образец лондонской красавицы. Рядом с ней Кэролайн чувствовала себя огромной и неуклюжей, как горилла, случайно оказавшаяся на модном променаде.

В конце концов, ее одежда не сверкала белизной, и хотя у нее был зонтик, она затруднилась бы сказать, какого он цвета. Ее старое ситцевое платье, предназначенное для более практических целей, чем прогулки по брайтонской набережной, было на несколько дюймов короче, чем требовали приличия.