— Джек Смит.

— Нет, — ответил он. — Его брат-близнец. Двигайте в коридор, леди. Я вхожу.

— Зачем? — произнесла Денни. — У меня ничего нет.

И тут она узнала одежду, которая оказалась ему великоватой. Второго такого ярко-зеленого пиджака во всем мире не сыщешь. Так, значит, он взял вещи! И еду, и деньги в придачу. Ну почему она не проверила, когда приехала домой?! «Опять замоталась», — подумала Денни, и неожиданно на нее навалилась усталость, накопленная за день. Надо же было допустить такой промах! Оставила наживку для гадюки, только и всего.

Он был молоденький и такой худенький, наверняка голодный. Волосы светлые, один локон сбился на лоб…

Он медленно направился к Денни через веранду:

— Назад, леди, или я стреляю. Вдоль коридора, откуда пришли.

Денни заметила, что рука, сжимавшая ружье, напряглась. Он уже убил одну женщину, так что вторая не в счет. Его только один раз повесят, за ту, первую, не за нее. Она уже говорила себе это раньше. И Бену тоже.

Денни повернулась к нему спиной и пошла по коридору. По спине у нее словно армия муравьев бегала, и было такое чувство, что спина обрела собственные, независимые чувства и мысли и теперь тоже ждала смерти.

Никакой защиты у нее не было. Какая может быть защита, когда ты в доме одна-одинешенька, до ближайших соседей шесть миль, а у твоего гостя — ружье в руках? Интересно, он его зарядил?

Денни слышала, как он крадется следом за ней, тихо, словно кошка. У входа в кухню она остановилась и повернула голову. Страх и попреки в свой адрес подняли в ней волну гнева, а гнев снова превратил ее в Денни Монтгомери, которую знали рыцари рынка и семья.

— Где ты раздобыл ружье? — спросила она.

— У дома, что за сараем. — Он мотнул головой, пытаясь откинуть со лба длинную прядь.

Он больше смахивал на девушку, чем на мужчину. Ни роста, ни силы, чтобы убить женщину. «Да он просто мальчишка, — усмехнулась про себя Денни. — Эдакий котеночек». И пошла на кухню.

— К стене, — приказал он, прошмыгнув за ней, и указал ружьем, к какой именно. — А теперь опусти шторки.

Денни послушалась. Ружье следило за ней черным глазом. Джек Смит одной ногой вытянул из-за стола стул, подхватил его левой рукой и прислонил к стене у двери. Потом пинком закрыл дверь и сел на стул, не сводя глаз с Денни. Он немного расслабился, положил ружье на колени, но в любое мгновение готов был снова схватиться за него.

— Вот и хорошо, — проговорил он. — Чертовски здорово. Я битых два часа наблюдал, как ты работаешь. — Он поглядел на вычурные наручные часы в хромированном корпусе.

Денни заволновалась, но через мгновение он снова стрельнул в нее взглядом, и руки его сжались на ружье.

Глаза у него были небесно-голубые, губки полные, алые, черты лица — женственные. Такой красавчик и такой молоденький! В газетах писали, что ему двадцать три. Может, это из-за слишком большой одежды он казался моложе.

И еще Денни никак не могла разглядеть шрама на подбородке. Полиция заявляла, что шрам имеется. Это главная примета, причина, по которой Джек Смит не может затеряться в толпе или постучаться в двери при свете дня.

— Что ты имел в виду? Ты сам себе брат-близнец? — спросила девушка.

Временами она чувствовала себя настолько спокойно, будто сидела на скучном уроке в воскресной школе. А в следующий момент ее начинало колотить от страха. И снова — спокойствие. Как будто в ней поселились два человека и как в калейдоскопе сменяли друг друга, пользуясь одним телом. Сначала говорил один, потом другой.

В отчаянии: «Я одна в этом доме, наедине с убийцей».

Жалостливо: «Он такой молоденький. И устал… и проголодался. И личико у него такое милое. Господи, разве говорят подобные вещи о мужчинах? О мужчинах? Да он даже до мужских штанов не дорос!»

— Выходит, я и есть мой брат-близнец, — сказал Джек Смит и снова махнул ружьем. — Давай то, что кипит на плите. Тушеное мясо. Господи, в последний раз я ел мясо в Нашос! Пахнет вкусно. Ставь тарелку на стол. И давай пошевеливайся.

Плита была у стены, рядом, и Денни, повернувшись к ней, взяла ложку и помешала варево. Если бы она скосила взгляд, то могла бы увидеть Джека Смита, но ей не хотелось делать этого. Она и так знала, как он выглядит: в глазах полыхает такой голод, что они уже и не голубые вовсе.

Рука с ложкой безудержно тряслась, на девушку напала слабость. Как было бы здорово рухнуть в обморок, сбежать от этой жестокой реальности!

— Две тарелки, — заявила Денни. — Я тоже есть хочу. — Она поразилась, услышав, что произнесла эти слова. И неожиданно у нее прибавилось смелости. — Тут достаточно на двоих, еще добавка останется, — сердито пробурчала она.

— Ладно! Две тарелки! Поставь мою на край стола и назад к плите. Вот так. Теперь свою. Ставь на другой конец стола. Можешь сесть. Положи руки на стол, чтобы я их видел. — Он захватил ножку стула ногой и придвинул к столу. Левой рукой взял вилку, которую Денни положила на тарелку рядом с ножом. В глазах дикая улыбка, правая рука держит ружье, палец у курка, ружье лежит на столе дулом к Денни. — Хорошо, что мясо тушеное, да? Резать не надо. Можно есть одной рукой, — сказал он.

Денни сидела на стуле у другого края стола. Стол был просто огромный, и расстояние между ними оказалось приличное. Она припомнила безумную сцену из многочисленных фильмов, когда один человек опрокидывает стол на другого. Вспомнила, но только и всего. Она прекрасно знала, что никогда не пойдет на это. Перевернуть стол — это еще куда ни шло, но биться с ним за ружье, пробовать осилить его в драке? Нет. Она уже немного успокоилась, сердце билось в нормальном ритме, но ноги были словно ватой набиты, в коленках — дрожь. Скрещенные голени так тряслись, что девушка удивлялась, почему это не слышно, как пятки отбивают чечетку по застланному линолеумом деревянному полу. Она поставила локти на стол и подперла руками подбородок. Огромные фиалковые глаза уставились на Джека Смита. Почему бы ей не поглядеть на него? Почему бы не узнать, какой он?

Она только вчера натирала полы. При мысли о том, что на них прольется ее собственная кровь и все испортит, у нее навернулись на глаза слезы.

— Сигареты есть? — спросил Джек Смит с набитым ртом.

— Да, в выдвижном ящике, — ответила Денни, даже не повернув головы. Ему и так прекрасно видно, где стоит буфет: напротив плиты, у стены сбоку от них. Рядом с ним, справа от Денни, но немного позади, находилась дверь, которая вела на заднюю веранду. Она закрыла ее, когда возвращалась из душа. Денни знала, что, попытайся она кинуться к этой двери, обстоятельства сложились бы не в ее пользу. И самое главное обстоятельство — ее собственные дрожащие ноги. Они первыми предадут ее, не смогут донести до двери. Если она поднимется и попытается сбежать, то, скорее всего, тут же рухнет в обморок.

И в то же время она наблюдала за парнем со странным спокойствием.

— Давай сигареты, — приказал он, мотнув головой в сторону буфета.

Денни отодвинула стул и ужасно удивилась, когда ее ноги без всяких выкрутасов донесли свою хозяйку до буфета. Она медленно выдвинула ящик и вытащила сигареты.

Эта задняя дверь…

Но она не могла решиться! Надо еще веранду пересечь… и тропинку… и двор, на котором ни кустика. Денни размышляла о бегстве как о чем-то несбыточном и, после того как вытащила сигареты и задвинула ящик, снова пересекла кухню и взяла с полки над плитой коробок спичек.

Правая рука с ружьем следовала за ее передвижениями.

— Да положи ты эту чертову пушку! — взвилась вдруг Денни и бросила сигареты со спичками через стол. — Я тоже поесть хочу. Остывает ведь. Я не меньше тебя проголодалась. Я сегодня всего три поганые чашки кофе с утра выпила да две чашки чаю днем…

Хоть он не отложил ружья и не расслабился, Денни села, взяла нож, вилку и начала есть.

Он наблюдал за ней, как кот за мышью. Денни ритмично жевала, с вызовом глядя на него.

— В горшке еще есть, если хочешь. Угощайся, — сообщила она, удивившись злости, пропитавшей голос. Да кто он такой, в конце концов? Маленький несчастный гермафродит. Это слово, запрещенное в приличном обществе, в ее семье и среди ее друзей вокруг залива, согрело ей душу. Она произнести-то его толком не умела и все же почувствовала несказанное облегчение. Она показала кукиш тому страху, который внушал ей незваный гость, снова ощутила, как жизнь вливается в ее тело. Она высокая и сильная, и — да! — она по-своему красива. И у нее в запасе целый арсенал женских уловок — судьба не обделила ее этим даром. Она многого добилась: разработала землю, заставила ее цвести. И теперь сидит под дулом ружья напротив трусливого розовощекого выскочки!

— Сам накладывай, — повторила она.

— Я уже два дня ничего не ел, если не считать тот хлеб на твоей веранде… — пожаловался он. — Не могу больше, а то заворот кишок случится.

— Тогда прикуривай. И можешь положить пушку. Я не собираюсь бежать.

— А ты и не сможешь, — нагло заявил он.

— О’кей, не смогу, — согласилась Денни. — Как только доем, заварю чаю.

Он снова отодвинул свой стул к стене. Ружье на коленях, глаз с Денни не спускает, а сам чиркает спичкой, одной рукой вытаскивает из пачки сигарету, сует в рот и прикуривает.

— Тебя как зовут? — выпустил он кольцо дыма.

— Денни.

— О’кей, Денни. Можешь курить. — Он бросил сигареты и спички через стол. Они ловко пролетели разделявшее их расстояние и остановились друг за другом в пяти сантиметрах от ее тарелки.

Движения его были быстрыми и точными. Денни заметила, какие у него длинные тонкие пальцы, но сила в них — немереная. У него имелся целый набор всевозможных жестов. Хватило бы на особый язык. И жесты эти были плавными, изящными, словно у танцора балета. И в то же время в них чувствовалась скрытая мощь.